Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт
Без всякого удовольствия, в спешке, почавкал салата с варёной картошкой и снова засел за проклятущие бумаги. Часа три устряпал на то, чтобы разнести спектральные анализы в журналы и на схему детализационных маршрутов. Профили Хитров к местности не привязал, и пришлось мне — всё мне, господи, когда я, наконец, займусь нормальной сонной работёнкой, кое-как совместить маршруты и профили по собственной привязке при магнитной съёмке. Ореольчики-то есть, родимые, не сказать, чтобы уж очень, но есть. Средние по содержанию и вытянутые редкой цепочкой вдоль глубинного разрыва, они никак не намекают на крупное месторождение. Без геофизики чёрта с два догадаешься. Полюбовался малость, как они удачно улеглись на оси проводимости в центральной зоне низкого сопротивления, и решил, поскольку сна ни в одном глазу, сочинить черновик объяснительной записки. Холодно. Сашка спрятался в мешок с головой и давно сопит в оставленную узкую щёлочку. Растопил для комфорта печь и принялся за сочинение. Это я люблю, сгущёнкой не корми, а дай вволю посочинять и пофантазировать. Не прошло и двух часов, как объяснительная была готова. Посмотрел на часы — о-го!! — четвёртый. А спать не хочется. Как бы не заболеть бессонницей. Ещё раз прочитал, отредактировал и с сожалением спрятал с остальными бумагами и журналами в полевую сумку. Не спится, хоть убей. Потренировался ставить подпись, надо, чтобы выглядела просто, но элегантно, а у меня как ни выпендривался, всё получается «Лопух…» с закорючкой. Вздохнул тяжело: ну, кто поверит серьёзному документу с такой подписью? В раздражении забрался в мешок и мгновенно уснул.
А спал ли? Дремал, наверное, с открытыми глазами и ушами, потому что чуть забрезжило светом, я очнулся как от болезненного забытья, быстро оделся, собрался, сходил повторить Бугаёву и Сулле прежние распоряжения о перебазировках и ходко двинул в посёлок. Пришёл сразу после обеда и плотно засел за свой стол. Ни Шпацермана, ни Сарнячки нет, Олег сообщает, что уехали в экспедицию. Слава богу, никто не помешает. Перво-наперво принялся за сводную схему комплексной интерпретации геофизических данных. Скопировал, высунув от усердия кончик языка, на кальку свою обтёртую и замусоленную рабочую схему, добавил две рекомендуемые для начала скважины по обе стороны поперечного разрыва и отсиньковал два экземпляра — Королю и себе на память. Потом принялся оттачивать текст. Черновик-то готов, много времени для окончательной подчистки не понадобилось, и потом — чем больше чистишь, тем больше портишь. К трём часам остановился, спешу к Анфисе Ивановне, она у нас и швец, и жнец, и машинистка. Долго упрашивать не пришлось, сели рядком — я диктую, она стучит по клавишам, за час с небольшим кончили. Тоже — 2 экземпляра. Начальства нет, и все разбежались по домам раньше времени, а я держу в подрагивающих руках свою первую печатную работу и счастливо улыбаюсь. Скоро, очень скоро её напечатают во всех толстых геологических журналах и во всех учебниках, по ней будут учить лопоухих студентов как правильно искать крупные месторождения с помощью передовых геофизических методов. Придётся помотаться по различным конференциям и симпозиумам, наверное, и в демократические страны пошлют с братской помощью, надо будет купить фрак, хотя бы поношенный, новые кеды, может, наконец, талон на ботинки дадут. Брекфасты всякие, фуршеты… Носки ещё надо, а то все продырявленные. Назначат главным экспертом Министерства по геофизическим поискам — сплошные командировки, сопьюсь как все главные… Тогда уж точно выделят однокомнатный фешенебельный коттедж с удобствами во дворе. Куплю мягкое кресло и засяду мыслить. Исправил в тексте несколько опечаток, а больше и делать нечего. Окончательно — всё!
Марья — не Машенька, а Марья! — не пришла. И не думает о полусвихнувшемся женихе, все мысли о лекарствах да ядах. И вообще: известный научный сотрудник и неизвестный фармацевт как-то не сочетаются. Была бы родственной душой, почуяла бы, что я здесь, и примчалась. Ну, и я к ней не пойду, нечего раньше времени баловать. Бабы, они только и ждут, когда можно будет на шею взгромоздиться. Не пойду — выдохся до изнеможения. Шкура от костей отстаёт. Попробовал оттянуть — и правда, отпустил — хлопнула как резинка. Зевота начала одолевать на нервной почве. Ухайдакали сивку длинные дороги. Посмотрел в зеркало — и правда, седина сплошь пробилась, потрогал — пыль на пальцах. И шевелюра не торчит по-боевому, как раньше, а улеглась покорно вперёд по-Вась-Васевски. Да, кончились наши младые годы. Разделся и, не умываясь — хоть в этом доставить себе удовольствие, — грохнулся в постель и по-настоящему заснул.
К Королю притопал к восьми, отдал материалы, и мы вместе обстоятельно поразбирались в них. Приятно разговаривать с умным человеком. Не сомневаюсь, что у него такое же мнение. Сообщает как равному партнёру, что и в коренных породах есть аномальные концентрации рудных минералов, а это — наилучшее подтверждение скрытого оруденения. Будем бурить, обещает, проверять твои рекомендации, и солидарно жмёт на прощание руку.
Не заходя в контору, рванул на участки.
- 5 -
Дальше, собственно говоря, и рассказывать-то не о чем: всё хорошее случилось, а плохое кому интересно? У каждого и своего взахлёб.
У Бугаёва пробыл четыре дня, осталось нам всего-то на день, когда с утра разразилась поздняя осенняя гроза да ещё какая! Всё небо затянуло тёмными тучами, и плыли они как-то непонятно: в разные стороны и вразброд. Порывистый ветер часто менял направление, трескучий гром разрывал уши, а молний не было видно — обычное явление для осени. Дождь хлестал целый день и почти всю ночь с завидным постоянством. Всё вымокло и замолкло. На рассвете дождь перешёл в изморось и прекратился, тучи внезапно быстро рассеялись, небо очистилось, и сильно похолодало. Дождевая вода замёрзла сосульками на деревьях, а воздух стал прозрачным и опьяняюще чистым. К обеду солнце, расщедрившись, так пригрело, что хрустальные украшения заблестели и потекли, и опять наступила прохладная осень. Ни о какой работе в этот пятый влажный день и речи не могло быть. Оставил их кончать завтра, а сам, оскальзываясь на мокрой тропе и собирая на себя остатки влаги с веток, заспешил к маршрутным подопечным, пообещав Бугаёву прислать Горюнова, а им надо послать кого-либо на базу за машиной, вывезти вьюками всё имущество на буровую и — до дому, до хаты. Можно сказать, что этот конец я подчистил. Если не случится тайфуна или землетрясения. Чавкаю сапогами по грязи и, радуясь, вслушиваюсь в приятный скрежещущий рёв бульдозера, прорывающегося по новой дороге на Уголок. Может, удастся поприсутствовать при забурке первой скважины, а что будет не одна и не две, нисколечки не сомневаюсь, вернее, не даю воли сомнениям. У будки на буровой притормаживаю — как не заглянуть к соратникам по борьбе за богатства недр! Смотрю, Дмитрий со своим геологом копошатся в керне, всё ещё надеясь, наверное, найти хоть что-нибудь похожее на промышленную минерализацию. Зря стараются — сизифов труд, ребята! Свинью вам подложил горе-мыслитель и не какую-нибудь, а племенную. Не пачкайте руки, берегите для настоящего месторождения.
— Здорово! — подхожу, приветливо лыбясь. — Что новенького в недрах?
— Всё старенькое, — отвечает, пожимая руку будущей знаменитости. — Забурились прямо в аномалию, с самого забоя и по всему стволу прёт сильная колчеданная минерализация и бедная рудная. Зайдёшь?
— Нет, — отказываюсь с сожалением, — не успею к своим засветло.
— Слушай, — сообщает преприятнейшую новость, — на твоём участке я буду вести работы.
— Ура-а! — кричу, радуясь. — Как на площадке: я — тебе пас, а ты — с разгибом хлесть кола прямо в руду. Смотри не промахнись. — Дмитрий смеётся, довольный удачным сравнением.
— Какой пас будет, — отвечает, и мы оба смеёмся, довольные и встречей, и комбинацией на участке.
— Ладно, — прощаюсь с сожалением, — побежал. Увидимся в посёлке. — Спешу и думаю: Димка не подведёт.
Успел вовремя: моим молодцам осталось на два дня, сделаю контрольные маршруты, и можно благополучно отчаливать. Горюн на месте, разжёг около своей односпальной кельи костерок и, согнувшись в три погибели, что-то помешивает в котелке.
— Угостите? — подхожу. Он оборачивается, и медленная улыбка озаряет забронзовелое за лето лицо, почти скрытое пышной сединой.
— Здравствуйте, — протягивает руку. — Представьте себе, я только что думал о вас.
— Лёгок на помине, — характеризую сам себя. — Услышал, что вспоминаете, и вот он — я. — Профессор щурит добрые смеющиеся глаза под нависшими седыми лохмотьями бровей.
— Как оно ничего?
— Как и всегда, — отвечаю, — никакой прибыли, одни убытки, — хлопаю себя по животу, и мы оба смеёмся, радуясь общению. — Да-а, — сообщаю как бы между прочим: — Материалы по участку передал, развязался, вот-вот бурить начнут.
