Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Слезы счастья
Никогда еще две сводные сестры не спорили друг с другом с таким неистовством.
– Умоляю вас, прекратите! – простонала Лора. – Господи, моя бедная голова! Она уже начинает болеть.
– Эрмин, если Киона и виновата, то мы виноваты тоже, – сказал Людвиг, выразительно произнося каждое слово. – Мы вполне могли бы остаться возле ее постели, а не пойти пить чай в саду.
Тошан, кивнув в знак согласия, что-то пробурчал. Напряженная обстановка, установившаяся в столовой, была для него невыносимой. Он решил вмешаться.
– Я думаю, что нервы у всех у нас уже на пределе и что было бы правильнее просто вспомнить Шарлотту – вспомнить ее такой, какой каждый из нас ее запомнил. Мирей сказала правильно, Эрмин. Ты скоро пойдешь на второй этаж отдыхать, и снотворное тебе не помешает. Не стоит пытаться делать кого-то виноватым и сваливать на кого-то ответственность. Это была судьба, от которой не убежишь.
– К сожалению, это верно! – вздохнул Жослин. – Кстати, а что вы теперь собираетесь делать, Людвиг?
– Спасибо вам, месье Шарден, за то, что даете мне возможность об этом поговорить. Вообще-то мне хотелось обсудить этот вопрос с Тошаном, но я вполне могу обсудить его и со всеми вами. Я не могу вернуться в Валь-Жальбер. Я не хочу больше ни заходить в наш дом, ни быть соседом семьи Лапуант, которые терпели меня только потому, что не хотели ссориться с Шарлоттой. Тошан, если ты не возражаешь, я хотел бы поехать вместе с тобой в Большой рай и помочь привести его в порядок. Мадам Лора, если бы вы могли позаботиться о моих детях в течение нескольких недель…
– Ну конечно, я могу это сделать! Эти малыши чувствуют себя здесь как дома. Я вас понимаю, Людвиг. Лично я не смогла бы на вашем месте вернуться в Маленький рай. Такое название, кстати, стало для этого места не очень подходящим.
– Но Адель и Томас будут по тебе тосковать, – возразила Лоранс. – У них ведь больше нет мамы, и если их папа куда-то уедет…
– Я над этим уже размышлял. Я вернусь быстро – вернусь, как только свыкнусь с мыслью о том, что моя жена умерла, и приду в себя. Все произошло так стремительно!
– Я собирался поехать туда в воскресенье, – сказал Тошан. – Со мной отправится бабушка Одина. Она хочет поехать к своей дочери Аранк в горы. Ты будешь для меня очень хорошей подмогой, Людвиг.
– Я тоже поеду, – заявила Эрмин. – Я не хочу оставаться в Робервале.
– О-о, нет, моя дорогая, не покидай меня! – взмолилась Лора. – Боже мой, сколько несчастий!
Киона бесшумно встала из-за стола. Она, чувствуя себя ужасно одинокой, перебирала в уме мысли своих родственников. «Мин и в самом деле считает меня бессердечной. Ей не нравятся мои поступки и слова. Мари-Нутта надеется, что в октябре Лоранс уедет вслед за ней в Квебек и что они будут учиться вместе в лицее, в который она, Мари-Нутта, собирается поступить. Акали сохнет по своему почтальону, а папа горюет о несчастной участи Шарлотты. Людвиг сильно злится на Иветту. Ему известна правда, но он не решился мне об этом сказать. Это хорошо, что он уедет, очень хорошо!» Киона укрылась в большом саду, который уже погрузился в темноту летней ночи, и, растянувшись на траве, стала разглядывать звезды. Луи, отправившись ее искать, едва не споткнулся об ее тело. Увязавшийся за Луи фокстерьер, хотя и был ужасно рад возвращению своего хозяина и всячески демонстрировал свою преданность ему, не преминул ласково лизнуть Киону.
– А-а, ты здесь! – сказал Луи. – Как ты себя чувствуешь?
– Как пария. Ангел я или демон – решай для себя сам. Знаешь, Луи, пару веков назад меня уже сожгли бы на костре.
– Не болтай глупостей. На колдунью ты совсем не похожа. Но ты в мое отсутствие пускалась в бега. Мукки мне рассказал про Делсена.
– Ну что ты хочешь, я ведь тоже могу совершать ошибки. Но мне не хотелось бы говорить о себе. Ты меня отвлек. Я думала о Шарлотте.
– Да, конечно, бедная Шарлотта. Я пережил шок, когда узнал, что она умерла. Когда я ехал в поезде, плакал, как ребенок.
Луи сел рядом с ней и закурил. Он уже много лет являлся восторженным поклонником Кионы и проклинал судьбу за то, что у него с ней общий отец и что поэтому они приходятся друг другу сводными братом и сестрой. Так, по крайней мере, думал лично он. А вот Киона знала, что кровными родственниками они друг для друга не являются. Знала, но помалкивала об этом.
– Как бы там ни было, ты по-прежнему самая красивая – даже без кос. В летнем лагере я показывал твою фотографию своим приятелям и говорил, что эта блондиночка – моя девушка. И они мне завидовали!
Эти его слова слегка позабавили Киону. Ей подумалось, что Луи, похоже, недолго будет горевать по поводу смерти Шарлотты.
– Ты – юноша, нацеленный на будущее, – вздохнула она. – Ты плакал в поезде, но в действительности та, кого ты называл Лолоттой, чтобы ее подразнить, ассоциируется в твоем сознании исключительно с прошлым, с эпохой нашего детства. Ты ее уже почти забыл…
– Черт побери, не надо на меня за это сердиться! Да, после того, как ее не было здесь целых три года, я думал о ней уже не часто. Я даже полагал, что она навсегда останется в Германии. Вообще-то мне очень жаль не столько ее саму, сколько ее детей и мужа. Тяжело ведь не мертвым, а живым.
– Я думаю точно так же, как ты. Именно живые страдают от боли и тоски по тем своим близким людям, которые умерли. То, что произошло с Шарлоттой, – и в самом деле ужасно и чудовищно. Я очень переживаю, однако плачу вообще-то редко, и если и плачу, то тайком. Кроме того, я убеждена, что наши слезы вызывают печаль и у тех, кого мы оплакиваем.
– Ну и как нам быть? Не будем же мы сразу после похорон петь и танцевать!
– Почему бы нет? Это, возможно, поможет им – тем нашим дорогим людям, которые ушли из жизни.
– Ну что же, с такими идеями тебе следовало бы создать свою собственную религию. Или проповедовать джаз и свинг на траурных богослужениях.
– Какой же ты глупый! – воскликнула Киона, легонько стукнув Луи кулаком. – Но я все-таки рада, что ты здесь. Завтра я расскажу тебе о своих планах на эти осень и зиму. Завтра. Не сегодня вечером. Я устала.
Она закрыла глаза. Луи задал ей несколько вопросов, но не получил на них никакого ответа. Киона уже спала. Чуть позже он увидел возле беседки Мукки и подбежал к нему, чтобы предложить ему прогуляться вдвоем по берегу озера. Никто не услышал, как Киона тихонько прошептала во сне: «Нет, не этот сон. Нет, только не этот сон…»
* * *Эрмин сидела на краю своей кровати, держа в руке стакан с водой. Когда Лора занималась ремонтом дома, то выбрала для комнаты своей дочери различные оттенки голубого и синего цветов с золотистыми деталями. Обои напоминали весеннее небо, а шторы – летнюю ночь. К этому добавлялись белые занавески с блестящими завитушками и атласные шнуры медно-красного цвета, которыми занавески подвязывались в дневное время. Такое убранство, достойное новейших голливудских фильмов, не производило никакого впечатления на Тошана, предпочитающего жить в гораздо более скромной обстановке.
