Александр Беатов - Время дня: ночь
— Коля! — Мария взяла его за руку. — Это же Володя! Разве не узнаёшь?
Круглов дёрнулся, отступил обратно к двери, взялся за ручку.
— Коля! — Мария последовала за ним.
— Папа… — сказал сын.
— Погодь! — бросила ему через плечо мать, подходя к мужу.
— Коля, пойдём со мной домой, милой!
Он оторвался от двери, поворотился к ней.
— Исть хочу… — сказал он. — Я исть хочу…
Слеза потекла у него из левого глаза. Мария сразу же вытерла её своим платком, обняла мужа, повела к выходу. За ними последовал было сын. Но медсестра, всё наблюдавшая, остановила его.
— Авоськи-то с вещами возьмите!.. Искать будете потом… Мне они ни к чему…
Читавшие газеты переглянулись, поднялись, одновременно, следом за иностранцем направились к выходу.
Откуда-то появился врач.
— А всё-таки жалко человека… — прошептала медсестра.
— Перестань! — ответил врач. — Отработанный материал… Иначе бы не выпустили… Я буду ждать тебя в машине, как всегда…
Мария усадила Николая в такси сзади и села рядом. Владимир, уложив авоськи в багажник, который неспешно раскрыл таксист, сел впереди.
Автомобиль тронулся, поехал неспешно под уклон, пропустил трамвай, повернул направо, поехал вдоль трамвайных рельс, снова повернул направо, снова пересёк трамвайные пути, проехал мимо Дома Аспирантов.
— А эти, что, с вами? — спросил таксист, оборачиваясь.
— Кто? — удивилась Мария.
— "Волга" чёрная… Не отстаёт… И — с антенной на крыше…
— Энти таперича не отстанут! — Николай вдруг приподнялся и, не в силах более сдерживаться, обнял сына, как мог, несмотря на мешавшую спинку его сидения и ограниченность пространства. — Ну! Здравствуй, сынок!
— Коля! — воскликнула Мария. — А я-то думала, дура, что ты — больной!
6. Красный абажур
Священник ложился спать рано. Он предупредил гостей, что ночью уходит молиться в храм, и что это — его монашеский обет. Среди книг, что он дал Саше, оказалась "Философия Свободного Духа" Николая Бердяева. Натолкнувшись впервые на этого мыслителя, Саша погрузился в чтение с головою, и обнаружил столько мыслей, созвучных его собственным, и столько неожиданных выводов, до которых он ещё не додумывался, что совсем забыл про свою подругу, задремавшую в кресле, у камина.
— До того, как я встретила тебя и Санитара… — вдруг сказала Люда, — Я и представить себе не могла, что буду тут, в глухом литовском хуторе, у иеромонаха… Ведь, я была совсем другая…
Саша оторвался от книги. Огонь в камине слегка потрескивал. За окнами было темно. Он взглянул на ручные часы. Было два часа ночи.
— Он действительно ушёл в церковь, — сказала Люда. — Я слышала.
— Да. Он же говорил об этом…
Люда ничего не ответила, помолчала, и вдруг спросила:
— Ты знаешь, как я потеряла девственность?
Саша ещё был погружён в чтение и не сразу переключился. Он оторвал глаза от книги, взглянул сначала на пламя огня, в камине, потом — на Люду.
— Я познакомилась с одним шведом, ты знаешь… Думала, что женится, заберёт с собой… Но… Какое там! Он был в какой-то командировке целый месяц. Так я у него в номере почти каждый вечер бывала. Он уж от меня не знал, бедный, как отвязаться… Пока, наконец, не сказал, что женат и имеет двух детей. Только я не поверила. И тогда он показал мне фотографии…
Люда говорила тихо, медленно. Видимо, обстановка располагала её на откровенность. Ей хотелось поделиться своими мыслями, выговориться.
— Я тогда долго сама не своя была… — продолжала Люда. — А потом он уехал… Я хотела даже покончить собой. Вены резала. Вот! — Она придвинулась к Сашке, показала шрамы на запястьях.
— Только я девственность не с ним потеряла… — Она снова села поглубже в кресло. Саша сидел за столом, на стуле, неподалёку. Он отодвинул от себя книгу.
В голове вертелась последняя прочитанная фраза, которую он не успел ещё переварить: "Распятая правда не насилует…"
— Сначала тот хмырь Наташку охмурил, — Людочка как-то пристально смотрела на Сашу. — Она со мной в общежитии живёт… Мы вместе работаем, ты знаешь… Она в гостинице у него в номере убиралась тогда…
— Он, что, тоже иностранец? — Саша с трудом включался в то, о чём начала рассказывать его спутница.
— Нет. Не знаю, кто… Спортсмен какой-то… Тренер…
Люда помолчала с минуту, потом продолжала:
— Так он убедил её, что быть девственной — плохо. Что это вредно для здоровья… Что она, будто бы, не развивается, как женщина… Что у неё грудь не растёт, как нужно, без этого дела… Нервы — тоже не в порядке. И тому подобное… И что, кому она такая, мол, нужна… И никто её замуж не возьмёт такую… Так что, кончится, мол, лимит, и — "пишите письма"… А он, мол, может ей помочь. Он, дескать, опытный мужчина. Сделает всё, как полагается. Даже больно не будет… Говорил, что, девушке очень важно в первый раз — с опытным партнёром дело иметь. Иначе останется психический след и тому подобное… В общежитии мы с ней заспорили… Помню, потом пришли к нему вдвоём на следующий вечер. Там такой абажур красный был… Он всё говорил-говорил… Только я ему не верила. А Наташка рядом была и тоже слушала. И зачем я тогда пришла туда? Сама не знаю… "Ну, что, говорит он в конце, девчонки? Надумали или нет? Только двух сразу, говорит, не могу. Другой придётся на следующий день. И я согласилась… Не потому, что он убедил… А просто, как будто, назло кому-то. Ведь, когда-то надо же было начать… Наташка ушла, а я осталась…
Пока Люда рассказывала, Саша едва сдерживал себя, чтобы она не заметила его возбуждения. Рассказ её сильно искушал его.
— Людочка! Ты зачем мне это всё рассказываешь? — прошептал он.
— Так… Вот, в камин смотрела… Огонь такой же красный, как тот абажур…
Она вздохнула.
— Ну, а потом уже я в моего шведа втюрилась… А он уехал… И тогда ты появился… Сначала я тебя хотела оженить на себе. А как ты меня с Санитаром познакомил, так я про это совсем забыла. И теперь мне это уже не нужно… Теперь я — совсем другая… Да и замуж-то мне на самом деле нельзя…
— Почему нельзя? — Саша справился кое как с непроизвольным возбуждением.
— Потому! — грубо сказала Люда. — Ты не поймёшь! Зачем тебе объяснять!
— Почему не пойму?
— Нельзя и всё! — Людочка замолчала. Потом, подумав немного, добавила:
— Детей у меня никогда не будет — вот что! У меня, вроде как, рак матки. Вот! Понял?!
— Нет… Правда? — Саша просто опешил от такого потока откровенности. — А вылечиться нельзя?
— Нет… — печально прошептала Людочка. — Я уже замуж никогда не выйду. Поскорее бы в Москву! Я так хочу увидеть Санитара! А тебе меня не понять! Ты, ведь, никого никогда не любил!
— Откуда ты знаешь?! Я тоже хочу в Москву! Я только ради тебя поехал в эту даль. И ещё — чтобы развеяться. Потому что я Ольгу люблю. А Санитар против этого. Он нарочно меня заслал сюда, как отчим Гамлета, от греха подальше… Но ничего! Я вернусь — и тогда он узнает!
— Что узнает? Ты, правда, влюблён? А я-то думаю, почему ты всё время такой… Только ты Санитара не тронь! Что ты хочешь сделать?
— Не скажу. Он нарочно тебя заслал со мной.
— Ах, вот как! Ну и глупый же ты! Я бы сказала тебе всё, но не могу…
Люда поднялась из кресла, вышла из комнаты, и Саша услышал, как в другой комнате заскрипели пружины на диване.
Посидев некоторое время за столом, он попробовал вернуться к чтению. Глаза его натолкнулись на фразу: "Свобода привела меня к любви и любовь сделала меня свободной". Повторяя про себя прочитанные слова и пытаясь проникнуть в их смысл в том контексте, который открыл ему Бердяев, Саша вышел на улицу, сходил в туалет, вернулся в дом. Проходя мимо дивана, где лежала Людочка, он подумал: "Несчастная! Сама себе жизнь испортила… И до чего ж всё типично! Будто б я где-то уже слышал о подобном. Что же вы все так падки до иностранцев?"..
Ему стало тошно. Он прилёг на диван в каминной комнате. Огонь медленно догорал.
"Вот она, свобода, о которой пишет Бердяев", — продолжал он рассуждать. — "Надо через эту свободу изжить зло. Потому что зло находится в свободе. Но без свободы нет и добра. Совершенное добро может быть достигнуто через свободу, через преодоление зла свободы… Я никогда не думал о том, что понятие свободы так многолико и неоднозначно… Как это относится ко мне лично, к моей судьбе?… Она, Людочка, возможно преодолела зло через познание зла, через искушения и грех… А я? Я вовсе не готов к обету, что взял на себя… Ведь, меня тянет к Оле. Я хочу быть с нею. Значит, я не изжил в себе этого… Чего "этого"? Страсти? Или любви? Или свободы?.. Но любовь — это совершенство, это — Бог… Это — истинная свобода… "Свобода привела меня к любви… И любовь сделала меня свободным"… Значит, нельзя любовь изживать, как зло. Наоборот, через любовь достигается совершенство. И ведь разве не ради совершенства принимаются обеты и делается всё лучшее? Почему Людочка в своей любви не достигла совершенства? Видимо, потому, что место подлинной любви заняла похоть плоти… И теперь она преодолела это! Может, теперь она открыта даже для большей любви — духовной, любви без расчёта на выгоду… Любви ради любви… Просто любви… А так ли у меня с Олей? Конечно, я хотел бы близости с ней. Но всё же, главное совсем не в этом. Ведь, я испытывал экстаз только от того, что был с нею рядом. Мне этого вполне достаточно. Это ли не совершенная любовь? Что может быть чище и лучше такой любви?.. Выше может быть, конечно, жертвенная любовь… Но разве не готов я пожертвовать всем ради Ольги? Я… готов… Да… Я готов…"
