Вячеслав Овсянников - Одна ночь (сборник)
Семья в столбняке, в себя не прийти. Надежда бледная, как надгробный мрамор. Она на четвертом месяце беременности.
После ареста Ленечки словно солнце померкло. Все как-то притихли, пришибленные событием. В квартире пусто.
Зинаида Юрьевна хлопотала по делу Лёни. Некогда ей теперь готовить пищу для семьи. Уходит засветло, возвращается затемно. Использует все свои связи. Один раз ей удалось спасти сына от тюрьмы. Но теперь дело серьезней. Ее усилия зря. Ничего нельзя сделать, объяснили ей, происшествие слишком громкое.
Лёня сидит в Крестах в ожидании суда, его водят на допросы.
В январе Надежда благополучно разрешилась от бремени и родила сына. Еще один Корманов появился на свет. Маленький хулиган. Первое, что он сделал, явясь в мир, это помочился на халат держащей его акушерки. Зинаида Юрьевна и Надежда поехали в Кресты — показать ребенка отцу. Но Лёня остался равнодушен от лицезрения младенца. Рождение сына не вызвало у него радости. Это тюремное свидание его тяготило. Сам прервал, шагнул к двери. Его камера ждет, там ему веселей, чем с посетившими его женщинами, матерью и женой. «Привет всем!» — бросил на прощание.
Ленечку приговорили к трем годам.
III
У Сергея Сергеича инсульт. Утром собрался на работу, нагнулся зашнуровать ботинок и рухнул. Вечером нашли у входной двери. Пролежал весь день с незашнурованным ботинком на левой ноге. На похороны приехали две его сестры-татарки из Оренбурга. Со старшей из сестер переписывались. Зинаида Юрьевна ради забавы иногда читала вслух. Уморительные письмишки. Мат-перемат. Все послания начинались одинаково: «Зинка! Здравствуй, старая…!»
На поминках старшая сестра во всеуслышание обвинила Зинаиду Юрьевну в смерти Сергея Сергеича: это она ухайдокала своего мужа тем, что заставляла его таскать неподъемные сумки с продуктами. Вот и надорвался.
Жизнь продолжается. У Кормановых звучит музыка. Маленькая Клара разучивает гаммы. Зинаида Юрьевна проявила заботу о будущем своей внучки: устроила в ту самую музыкальную школу над ее базой на втором этаже и сама утром ее туда отводит. Купила пианино. Прекрасное пианино, темно-вишневого цвета, фабрики «Красный октябрь». Музыка — это культурно. Также культурно, как книги. Играть на пианино — признак принадлежности к образованному обществу. Клара водружена на высокий, взвинченный до упора стульчик. Но этого недостаточно: подкладывается подушка в плюшевом чехле. Пальчики Клары едва достают до клавиш. Не беда. Дни идут, Клара растет. Скоро у Кормановых будут давать домашние концерты.
Заботы Зинаиды Юрьевны распространяются и на другого маленького Корманова. Не забыт и внук, названный Робертом. Имя красивое, заграничное, это Зинаида Юрьевна настояла так назвать внука. В выборе имени для внучки тоже была ее воля. Персональная однокомнатная квартира, недавно полученная за заслуги перед отечеством, передана Ленечке и его семье. Надежда с сыном переселились туда. Питаются они хорошо, продукты с базы Зинаиды Юрьевны поступают и на эту квартиру. Внук Роберт должен вырасти таким же рослым, сильным и красивым, как его отец, дядя и тетка.
Жизнь с Борисом, этим чудо-мужчиной — печальное недоразумение. И дом на Озерковой улице, когда подходишь к нему и видишь его, теперь вызывает тягостное чувство. Подальше бы от него, как можно дальше, и минуты бы в нем не быть. А на работу по-прежнему вместе, маршрут тот же. Фабрика трудится день и ночь, гул ее цехов слышен с Гороховой. В проходной контролеры: кто опоздал. Успеть к девяти. В отделе горит свет. Начальник приходит первым. Юргис больше не возит к заливу, других возит. В отделе новый механик — Алексей. Он тут временно, он моряк, судовой механик; здесь, на фабрике не собирается надолго бросать якорь. Застрять тут не в его планах. Нет, нет. Вот отсидится, пока взыскание снимут, опять пустят в море, и рванет в рейс на полгодика, куда-нибудь в Сингапур — деньги делать. Это его, Алексея, любимая поговорка: «Надо деньги делать». А тут, на их пыльном производстве, только сумасшедшие могут за гроши свою молодую жизнь губить. Почему бы и ей не рвануть отсюда? Может устроить поварихой на судно.
Три года — пустяшный срок. Вернулся Лёнечка. Не узнать. Шире в плечах, поплотнел, заматерел. Вернулся он в начале октября, на нем дорогой кожаный плащ по сезону, длинный до пят, расстегнут на все пуговицы, показывает клетчатую подкладку. Контрабандный плащик, по блату, с таможни, откуда же еще? Без шарфа, с голой шеей, с открытой грудью, головным убором тоже брезгуем. Стрижечка, улыбочка прежние, ступаем также мягко, пружинисто, полны мужества и силы, тигр уссурийский. Тот Ленечка, да не тот. За три года повысился в достоинстве и звании. Солидность теперь в нем, вид власть имеющего. Теперь он авторитет, теперь он пахан! Весь Петергоф в рог согнет!
Показался на минутку на Озерковой улице — и к Надежде. Надежда верно ждала его все три года, никто не скажет о ней что-нибудь осудительное. Чиста, как ангел, ни пятнышка на ее имени.
Сам содержит семью, в материнской помощи не нуждается. Нашел работу. Теперь он бригадир могильщиков на петергофском кладбище. Говорят, прежний бригадир был обнаружен с пробитой головой в свежевырытой яме. Еще говорят, что его свои же могильщики порешили, недовольные его правлением. Как бы то ни было, теперь Ленечка на кладбище командует. Процветает, пальцы в перстнях. Отцу поставил памятник из черного мрамора. Колоссальный памятничек, возвышается над всем кладбищем. В виде боевого самолета.
Ленечка и брата к себе переманил. Что ему в его КБ? Медом намазано? Самый паршивый могильщик у него в бригаде зарабатывает в десять раз больше, чем их директор. Борис недолго думал. Действительно: что ему чертежные линейки и ватманы? Перешел к Ленечке в могильщики и вполне доволен судьбой. Бросил архитектурный институт, недоучась последний год.
Борис трезв, ходит в ватнике и резиновых сапогах. От каждодневного орудования заступом окреп, поздоровел. Работа на ветру и на солнце, ярче выделяются на этом огрубелом лице голубые глаза. Ничуть не сожалеет. У них на кладбище свой домик из кирпича. И печка, и топчаны. Жить можно с комфортом, и осенью, и зимой, и в любую погоду. Тут они переодеваются, обедают, режутся в карты в передышки между рытьем могил и установлением памятников. Выпивок Лёня не позволяет, ни капли спиртного. Сухой закон.
Знак этого сухого закона — поставленный кверху дном на столе в их домике символический стакан.
Так и до лета дожили. Борис оставляет в домике свой заступ и измазанную глиной рабочую одежду, переодевается во все чистое и, элегантный, неотразимый, идет пешочком домой. И о чем он думает по дороге, этот голубоглазый принц, краса Петергофа? Думает: не мешало б искупаться, смыть кладбищенскую пыль с тела. Сворачивает в Английский парк. Аккуратно, стопочкой складывает на берегу одежду. Остается в импозантных, импортных плавках с ремешком и кармашками. Годы не испортили его фигуру. Юный атлет! Все тот же, как в день свадьбы. Аполлон, да и только! Поставь его вместо статуи на пьедестал у каскадов, и он затмит все скульптуры в саду. С разбегу — бух в пруд вниз головой, брызги во все стороны. Под водой долго плывет с открытыми глазами. Он любит плавать, рыба, а не человек. Дельфин, тритон, вода — его стихия. Перед армией он занимался плаванием, был отличным пловцом, побеждал на соревнованиях. Был даже чемпионом области среди юношества. Играл в водное поло. Легкие у него все еще могучие, грудная клетка широкая, он может держать дыхание долго-долго, чуть не десять минут… Вынырнув у противоположного берега пруда, слышит возгласы восторга. Его встречают аплодисментами. Тут, оказывается, его старые друзья и толпа прудовых наяд. Перезрелые, не в его вкусе. Он предпочитает шестнадцатилетних школьниц из музыкальной школы над базой мамаши. Всех перебрал. Говорят, теперь у него некая Нина, и у этой Нины округлился животик.
IV
Юргис автоматизировал расчет тканей в настил. Огромная экономия. Едут со всей страны перенять опыт. В отделе заменяется устаревшая техника, появилась электронно-вычислительная машина «Минск». Юргиса ценит главный инженер Виноградова. Она вернулась из командировки в Италию, привезла великолепный мужской костюм, распотрошила до ниточки — узнать, как сшит. Теперь по этому образцу шьют на фабрике сногсшибательные костюмы.
У операторов новенькая, говорят о ней. Муж ее оставил. Он работает экспедитором на Пулковском аэродроме, сопровождает грузы в самолетах, рейсы за границу. Брал с собой, побывала и в Турции, и в Египте. Высокий, красивый, в летной форме. Стал пить, гулять, бросил. Старая история. Юргис несколько раз возил ее к заливу. Решила оставить от него ребенка. Но не судьба. Вернулась из роддома едва живая, рассказывает ужасы: это не родильный дом, а какой-то концлагерь, грязь страшная, медсестры пьяные. Родила мертвого, унесли из палаты. Пошла в туалет: ее мертвый ребенок положен там на подоконнике. Пыталась покончить с собой.
