Фатерлянд - Мураками Рю

— Повернись к стене и посмотри в правом углу, где находится выпуклость. Это и есть колонна. Я ее сейчас прорежу — займет секунды три. Потом скажешь, как было слышно.

Через несколько мгновений раздался звук, напоминавший шум дождя. Синохара прижал руку к колонне и попросил повторить. Опять что-то зашуршало, а рукой Синохара почувствовал едва уловимую вибрацию.

— Ну как? — спросил его Такегучи.

— Зашибись! — прошептал Синохара.

Корейцы должны были находиться в банкетном зале двумя этажами ниже. Риск, что они что-то услышат, был минимальным.

— Норм, — сказал Такегучи. — Давай, двигай наверх.

Синохара снова услышал негромкий шум от газового резака. Операция по сносу отеля уже шла полным ходом. Такегучи заканчивал прокладку контактных проводов.

— Черт, еще одиннадцать часов, — пробормотал Синохара, возвращаясь на свой пост.

10. Тревога

11 апреля 2011 года

Оноэ Чикако вынула из духовки готовые вафли, полила их лотосовым медом и поставила на стол вместе с помидорками черри, свежевыжатым апельсиновым соком и пастеризованным молоком Koiwai. Все свои небольшие доходы она тратила на то, чтобы кормить детей здоровой пищей. Рисако, дочка, уже успела позавтракать и убежала в школу, где ей было поручено заботиться о кролике в живом уголке. Рисако только что перешла во второй класс муниципальной школы в Нисидзин, хотя Чикако планировала отдать ее в частную школу. Школа в Нисидзин считалась одной из лучших, однако общий уровень образования в Фукуоке стремительно снижался. Кроме того, в местных школах процветало детское хулиганство, хотя и не в той степени, как в Токио или Осаке. Чикако очень рассчитывала через два-три года все же перевести дочку в частную школу для одаренных детей.

Кента, ее младшенький, тыкал пальцем в экран телевизора и кричал:

— Мама! Смотри, кораблики! Кораблики!

Передавали утренний выпуск новостей. Перепуганный репортер рассказывал, что корейский флот уже пересек границу исключительной экономической зоны между Северной Кореей и Японией и теперь проходит западнее Такесимы на юг. Южная Корея не выслала своих кораблей для перехвата вражеского флота; точно так же поступили и вооруженные силы США. На экране возникло изображение боевых кораблей японских Сил самообороны: «Шикузен», «Кунисаки», «Генкай», «Хаянами», «Ариаке», «Кирисаме» и «Инасума». По сравнению с этими судами корейский флот выглядел слабенько. Корабли у корейцев были покрыты ржавчиной, и даже было странно, что на палубах вмещалось так много солдат. Воинство, поеживаясь от холодного ветра, спокойно смотрело в сторону вертолета «Эн-эйч-кей», который описывал в небе круги.

— Через четыре часа корейский флот достигнет границы территориальных вод Японии, — сообщил репортер.

Кента, не отрывая взгляд от телеэкрана, облизывал ложку, которой он соскабливал мед с вафель. К еде мальчишка даже не притронулся.

— Съешь помидорку! — сказала Чикако, положив черринку в рот сыну.

Тот начал было жевать, но сразу же выплюнул разжеванную мякоть себе на слюнйвчик. Чикако выключила телевизор и промокнула слюнявчик салфеткой. Кента испугался, что мать сейчас рассердится, и в его глазах выступили слезы.

— Пора идти в детский сад, так что выпей хотя бы немного молока! — сказала Чикако.

При словах «детский сад» Кента в страхе отпрянул.

Их квартира размещалась в жилом комплексе в Момочи. Садик, куда ходил Кента, располагался напротив Центрального парка в Нисидзине. Если не было пробок на дорогах, доехать туда хватало нескольких минут, но в понедельник дороги обычно забиты машинами и, чтобы не опоздать, приходилось вставать довольно рано. Чикако надела сыну кепку с названием детского сада, чуть ослабила лямки ранца и сунула в карман носовой платок. Они подошли к входной двери, и тут Кента, упав на пол, вытянул руки вдоль тела. «Ну, опять двадцать пять!» — подумала Чикако. Она надеялась, что с сыном станет легче обращаться, когда он начнет ходить в садик, но жестоко ошиблась в своих ожиданиях. Сын по непонятной ей причине упорно не желал ходить в детский сад.

Она дотронулась до него, чтобы поднять, но Кента с поразительной для малыша силой отбросил ее руку. Затем сорвал с головы кепку и снова вытянулся на полу.

— Что такое? — спросила Чикако.

— Не пойду! — отрывисто произнес Кента, срывая со спины ранец.

— А как же Кими, Йоси и остальные? Они же ждут тебя! — сказала Чикако, прижимая к себе сына.

Кента забился в ее объятиях, а потом заревел. Встретившая их в коридоре соседка бросила вслед:

— О, мы, кажется, сегодня в прекрасном настроении!

Чикако холодно поздоровалась и зашла в лифт. За прошедшую неделю соседи не то что рассорились с нею, но вели себя отстраненно.

Наверное, ей все-таки следовало отклонить просьбу мэра. Все соседи знали, что она согласилась работать в Экспедиционном корпусе Корё. После ужасного инцидента в парке Охори и известий о том, что корейский флот приближается к японским берегам, все больше и больше людей донимали ее вопросами. Многих интересовала казнь, что состоялась в субботу. Чикако в тот момент находилась в здании отеля и сама лично ничего не видела, но ее все равно спрашивали, действительно ли у казненных головы разлетелись на куски. Будут ли так же поступать с японскими гражданами? Сколько казней намечается на ближайшее будущее? — вопросы сыпались как из дырявого мешка. Один сосед попросил ее посодействовать, так как он хотел открыть закусочную около будущих казарм Корпуса в Одо. Другой очень беспокоился о том, что в свое время написал что-то негативное относительно Северной Кореи в Интернете, и теперь опасался, что его арестуют. Некоторые люди просили ее узнать, какое нужно образование, чтобы поступить на работу в ЭКК. Кто-то желал сделать пожертвования в фонд Корпуса… Казалось, никому и в голову не приходила мысль о том, что Силы самообороны Японии могут нанести удар по корейскому флоту, и тогда положение корейцев в Фукуоке сделается довольно сомнительным.

Зайдя в лифт, Кента опустил голову, продолжая всхлипывать. Чикако заметила, что его личико все еще испачкано красным соком. Она послюнявила свой носовой платок и дочиста оттерла мордашку. Да, едва ли это можно было назвать завтраком — Кента ничего так и не съел. Помидоры были из Сидзуоки, с органической фермы. Рисако съела половину из них, а Кента только один надкусил. Вафли были из частной пекарни, одна упаковка стоила восемьсот иен. Свежевыжатый апельсиновый сок обошелся в две тысячи иен за литр. Чикако была членом клуба здоровой пищи и пользовалась скидками, но из-за кризиса цены выросли вдвое по сравнению с прошлым годом.

Сама она съела на завтрак остатки вчерашней жареной рыбы и чашку риса, выпила стакан зеленого чаю. Всю «правильную» пищу она отдавала детям. Здоровые накормленные дети являлись определенным показателем, и это придавало ей уверенность в себе, что хорошо сказывалось на взаимоотношениях с потенциальными работодателями. Здоровая и вкусная пища — знак того, что она по-настоящему любит сына и дочь. Какой-то эксперт сказал, что естественный вкус продуктов не только способствует физическому здоровью детей, но и поддерживает их душевное равновесие. Чикако была полностью согласна с этой мыслью. Когда у нее родилась Рисако, она зарегистрировалась в интернет-магазине здоровой пищи, и на квартиру раз в три дня ей стали доставлять продукты; впрочем, цены за них никак не соответствовали ее зарплате муниципального чиновника.

Когда ее начальник объявил, что Чикако направляется на работу в ЭКК, ей была сделана надбавка к жалованью — пять тысяч иен в день. Это, конечно, было кстати, но Чикако согласилась не из-за денег. Ей было лестно, что именно ее посчитали способной выполнять такую сложную и опасную работу. К тому же начальник заметил, что смысл ее новой службы заключается не только в том, чтобы прилежно исполнять поручения командования Экспедиционного корпуса.