Филипп Майер - Сын
Что она могла сказать? Что Полковник был прав? Что полагаться можно только на себя? Для книги этого недостаточно. Она все же попыталась, на время к ней вернулись воспоминания юности, она сидела за столом, отвечала на множество писем, камеры ловили каждое ее слово, она писала об отце, братьях, о матери, которой никогда не знала, о муже и сыне, и здесь надо было остановиться: дети на кладбище, и смерть стремительно подступала, пока она не отложила в сторону написанное. Поняла, почему Полковник терпеть не мог говорить о прошлом. В тот момент, когда оглядываешься назад и начинаешь подводить итоги, для тебя все кончено.
К 1983-му все ненадежные предприятия сплошь и рядом разорялись, но для Теда и большинства их друзей бум стал периодом необычайного процветания, когда рента, на которую они существовали, взлетела до небес.
Джонас всегда жил экономно, у него не было нужды затягивать пояс. Он все так же несколько раз в неделю ездил в Бостон на своем стареньком «вольво» — с острова Мартас-Винъярд, из Ньюпорта, иногда из своего домика на озере в Мэне, — но занимался ли он всерьез юридической практикой, она не могла сказать. Каждое утро он вставал в одно и то же время, часами составлял списки необходимых дел: утеплить катер, покрасить перила на крыльце (он считал себя умельцем), позвонить насчет стука в моторе «вольво», сквош с Биллом (ракетка), сетки на террасе, урок, Богемский клуб, заказать… Он испытывал колоссальное удовлетворение, вычеркивая пункты из своего списка; иногда вносил туда уже выполненное (завтрак с Джинни), только чтобы лишний раз вычеркнуть.
Она подумывала продать ранчо, дом оставить, а землю продать, в Техасе никого из родных не осталось; на Севере можно купить «роллс-ройс», или офисное здание, или даже «боинг», нефтяной бизнес долго не протянет, это очевидно. Пора продавать. Нет смысла жить так далеко от единственного брата и детей.
Они с Тедом сидели в библиотеке на ранчо, споря из-за каждого пустяка (он не хотел продавать землю), когда появилась Консуэла и сообщила, что ее спрашивают.
Мексиканка, примерно ее возраста, в вечернем платье и драгоценностях, словно явилась на торжство. Джинни в тот день даже душ еще не принимала; она пригладила волосы, поправила блузку, чувствуя себя неловко.
— Я Аделина Гарсия.
Никаких ассоциаций.
— Я дочь Питера МакКаллоу.
С тем же эффектом. А потом она вспомнила. И потянулась к дверной ручке.
— У Питера МакКаллоу не было дочери, — сказала она. — Боюсь, вы ошибаетесь.
— Он мой отец, — сказала женщина.
Джинни молчала, и тогда женщина надменно проговорила:
— Вы моя племянница. Независимо от возраста.
Возможно, причина в языковом барьере, но худшего варианта начать беседу она не могла найти.
— Что ж, вы познакомились со мной. Всего хорошего, я занята.
Джинни захлопнула дверь. Женщина долго стояла на крыльце, затем медленно вернулась к машине. Непонятно, как она смогла проехать в ворота.
Это старые уловки, о таком обычно любят рассказывать юристы. И все же ей стало не по себе. Вернувшись в библиотеку, она обессиленно рухнула на диван рядом с Тедом.
— Что-то серьезное? — она явно мешала ему смотреть телевизор.
Голова кружилась, что-то внутри подсказывало, надо догнать ту женщину, но она не могла заставить себя подняться.
— Что будешь на ужин?
— Это была мексиканка, заявившая, что она моя родственница.
— Близкая?
Джинни кивнула.
— О, поздравляю. Позвони Милтону Брайсу, — посоветовал он, не отрываясь от экрана. Показывали «Даллас». Люди от него с ума сходили. — Позвони прямо сейчас, если тебе тревожно.
Не то чтобы тревожно… Во всяком случае, не в этом смысле. Она решила подумать. Думала до ужина и поняла, что это ерунда.
Кем еще могла она стать? Джинни знала много дамочек из старых семейств, которые вечно носились со своей беспомощностью, плакались, что у них нет водительских прав, карточки страхования, — худшее из бахвальств. Они были беспомощны, абсолютно зависимы и гордились этим.
Все, что их радовало, было ей безразлично. Наверное, она оказалась осколком иного времени, времени ее прадеда. Но и это не совсем правда. Она не похожа на него. У нее нет воображения, она может добиваться только того, что видит своими глазами.
Ее преследовало чувство, что она должна покаяться, но перед кем и за что — непонятно. Джинни оглядела комнату. Темно. Когда это случится, я даже не пойму, и дальше она уже не боялась.
Пятьдесят семь
Улисс Гарсия
Ходили слухи, что их семья происходит от богатых американцев, мама любила рассказывать о родственниках с отцовской стороны. Отец умер, когда Улиссу от роду было всего два года. Грязная Война шла полным ходом, и последнее, что слышали об отце, — его забрали в полицию.
Потом они переезжали с места на место, пока в конце концов не осели в Тамаупилас, у дедушки с бабушкой. Дед работал на ранчо, ставил изгороди, ремонтировал ветряки и сараи, больше времени проводил за рулем грузовика, чем в седле, но что поделаешь — жизнь вакерос изменилась. В Америке, говорят, ковбои вообще летают на вертолетах. Ну, так говорят.
Дед всю жизнь проработал на Арройос, но не разбогател ни на песо; семейство Арройос владело землей с 1600-х, и размер жалованья они, похоже, сохранили неизменным с тех времен. Сидя у камина со стариками, он представлял всю его жизнь, с рождения до смерти, неплохая судьба, ему повезло; его друзья закончат жизнь рабочими на нефтеперегонных заводах, или продавцами безделушек для туристов, или вообще наркоманами и наркодилерами.
Но все равно иногда он просыпался ночами в страхе, что стал таким же старым, как его дед, включал свет и подскакивал к зеркалу. Темнокожий, люди думали, что мулат, широкий нос и густые брови.
К зиме с Севера возвращались мужчины с карманами, битком набитыми долларами, и порой спускали их — заработок за весь сезон — за пару ночей в казино. Дед лишь пожимал плечами. Мерседес Арройос покупает шарфики за три тысячи долларов, в чем разница-то?
Улисс смотрел, как приезжают и уезжают очаровательные внучки Арройос, на «БМВ» с персональным водителем; из открытого окна проезжавшего мимо автомобиля доносились загадочные ароматы. В доме у них стояли чучела ягуаров и слонов, повсюду экзотические ковры, а ванна из чистого золота; но он про это только слышал, в дом его не пускали.
Мать уехала работать в Матаморос, и он жил с дедом и бабушкой. Однажды, роясь в чемодане, который оставила мама, — всякие безделушки, старые фотографии, ключи, поздравительные открытки от неизвестных ему людей, письма, помятые квитанции, университетский диплом отца Ривер Оукс — среди прочего он обнаружил в отдельной бумажной папке… бабушкино свидетельство о рождении. Весь текст по-испански, кроме имени отца: Питер МакКаллоу. И еще письма на английском.
