Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах
Не доезжая Пушкинских Гор, Юрий Иванович, потолковав с пастухом, перегонявшим колхозное стадо через шоссе, свернул на проселок. Словоохотливый бородатый пастух в очках сообщил, что в пятнадцати километрах отсюда есть красивое озеро, на котором почти никого не бывает. Местные не ловят, потому что поблизости есть большое рыбное озеро, автотуристы еще не пронюхали про него, раньше здесь была запретная зона из-за ракетной шахты, но ее в прошлом году ликвидировали, на знак «Проезд воспрещен» можно не обращать внимания — военных там больше нет.
Юрий Иванович уточнил маршрут, спросил про дорогу, его «БМВ» не привык к российским проселкам, по пастух уверил, что дорога — хоть шаром катись, лишь подъезд к берегам сильно захламлен павшим лесом, но есть тропа. Насчет дороги он, конечно, преувеличил — «БМВ» несколько раз стукнулся днищем на колдобинах — тем не менее добрались до озера без особенных хлопот, если не считать, что последний километр ползли почти на брюхе, у заграничных машин низкая посадка, они на наши дороги в глубинке не рассчитаны. Маша была в спортивном костюме и солнцезащитных очках, она сидела рядом с Юрием. На заднем сиденье навалены сумки, палатка, резиновая надувная лодка в мешке. На Псковском озере они пробыли неделю, но там было так много машин и палаток, что Юрий Иванович вскоре заскучал, да и рыба не ловилась. Утром их будил гул моторок, к берегу причаливали рыбаки из рыболовецкой артели и предлагали крупных щук, лещей, судаков, язей, но просили за все это водку. Деньги их не интересовали. Те, кто сами не выпили у вечерних костров свой запас, выменивали на бутылку до десятка крупных рыбин.
Озеро открылось перед ними неожиданно, только что петляла узкая лесная дорога и вдруг впереди ярко засинело окруженное березами и соснами небольшое спокойное озеро с отражающимися в нем белыми облаками. И ни одной машины! Юрий Иванович подрулил к овальной полянке, усыпанной шишками и желтой хвоей, нижние ветви огромной ели заскрипели по серебристому капоту, он вышел из кабины, потянулся и, окинув взглядом зеркальную гладь, позвал девушку. Маша тоже выбралась, отряхнула с брюк дымчатый пух одуванчиков, залетевший в открытое окошко. Стройная в своем синем с белыми полосами спортивном костюме, она встала рядом с Юрием Ивановичем и посмотрела на озеро. В глазах ее заплескалась яркая синь. Озеро же было зеленоватого цвета.
— Красиво и тихо, — негромко произнесла она. — И пастух не обманул, тут не заметно даже следов машин, — Следы, конечно, были, только дальше, где берег спускался вниз и вместо сосен росли молодые березы и осины. Много деревьев было выворочено с корнями. Видно, ураганом зацепило. Над камышами летали большие коричневые стрекозы, слышны были тонкие голоса птиц, негромкий ровный шум деревьев.
— Сюда никто не приезжает, наверное, и потому что рыба не ловится, — сказал Юрий Иванович — Не верится, что такую красоту из-за «кирпича» на военной дороге обходят стороной.
— Пастух говорил про другое большое озеро, — напомнила Маша.
— Не будет ловиться — мы и на рыбное съездим.
— Будем ставить палатку, надувать матрасы? — проговорила Маша. — Или сначала выкупаемся?
Они заплыли на середину озера, отсюда берега казались высокими, а деревья великанами, достающими колючими руками-ветвями до облаков. В камышах заметили два утиных выводка, на плесе выскакивали из воды мальки, наверное, их гонял окунь. Значит, рыба есть. Юрий Иванович не был заядлым рыболовом, но последнее время пристрастился с Вадимом Андреевичем в Богородицкой на вечерней зорьке сидеть на лодке с удочкой и выдергивать из зеркальной с розовым оттенком воды зеленых юрких окуней и нежную серебристую плотву. Ему все время хотелось поймать крупную рыбину, но крупные почему-то не попадались, зато одолевала мелочь, Маша и Дима осторожно снимали с крючков малышей и отпускали на волю. Интересный парень этот Дима! Спокойный, с юмором, процветающие кругом хамство и разврат, к счастью, не коснулись его. Из сверстников он дружил лишь с Толиком Пинчуком, хотя тот совсем не походил на Диму. Толик уже на девчонок заглядывался, шнырял на митингах, готовый поглазеть на драку или скандал, подбивал приятеля писать на стенах домов разные глупые надписи, для этого приобретал баллончики с краской. Но Диму было трудно к чему-либо не нравящемуся ему склонить. Самостоятельный паренек!
Они плыли рядом, волосы девушка завязала косынкой, чтобы не намочить, Юрий Иванович косился на нее, иногда рукой проводил под водой по скользким бедрам, Маша прибавляла скорости, плыла она саженками и довольно быстро.
— Наконец-то мы вдвоем, — произнес он, сдувая со щеки прядь волос, — На озерах стало, как на Невском проспекте! Что за времена? Я же вижу, как мужчины пялят на тебя глаза…
— Тебя девушки тоже не обходят своим вниманием, — смеялась Маша, стараясь обрызгать его ударом ноги по воде. На Псковском озере ко мне подошла одна тетенька и спросила, как твоя фамилия, она тебя за какого-то артиста приняла!
— И на кого же я похож?
— Она так и не смогла вспомнить, но уж, по крайней мере, не на Алена Делона.
— Твой любимец?
— Очень красивый мужчина! — хихикнула она. — И еще мне нравится Чарльз Бронсон. Немногословен, решителен, человек действия.
— А Шварценнеггер? Или Сильвестр Сталлоне?
— Эти накаченные мускулами культуристы? — фыркнула она. — Фу-у!
— Кто же тебе из наших артистов нравится?
— Никто, наши артисты не умеют драться, не обладают приемами каратэ, этакие разжиревшие жеребчики, а с женщиной ложатся в постель в брюках и сапогах. Это в фильмах эпохи «до перестройки».
— Даже это заметила! — рассмеялся он.
— А сейчас все режиссеры как с ума сошли: снимают постельные сцены при каждом удобном случае. И делают это как-то пошло, некрасиво! Можно даже прыщи рассмотреть на голых волосатых задницах героев и героинь… Как артистам не стыдно сниматься в таких мерзких сценах!
— Я слышал, на сценах театров известные артисты демонстрируют голый секс, — проговорил Юрий.
— Все смешалось, дорогой, в доме Облонских, — рассмеялась Маша. — Я не пойму только одного: почему наши деятели культуры и искусства все, что на Западе более-менее терпимо, у нас превращают в пошлость и мерзость?
— Свобода нравов… Дорвались до малинки, теперь будут смаковать…
Позагорав на надувных матрасах, они, разомлевшие, принялись ставить палатку, надувать резиновую лодку, Юрий Иванович достал из багажника туристский столик с двумя складными стульями. Все это помещалось в плоском, похожем на дипломат, чехле. Палатка была оранжевая, двухместная, в нее сразу же налетели комары, мухи, даже одна оса. Маша попрыскала из баллончика с нарисованной на нем огромной черной мухой и насекомые исчезли, осу она прогнала полотенцем.
Обходя окрестности, Юрий Иванович заметил кострище с рогульками, вбитыми в землю, тут рыболовы варили уху. К поднявшейся вокруг траве пристала рыбья чешуя. Тут же лежало срубленное дерево, дров для костра можно было найти сколько угодно. Хитров мечтал именно о таком тихом, безлюдном местечке. Ему пришла мысль вместе с Машей сходить и посмотреть на шахту, в которой пряталась боевая ракетная установка. От проселка в лесу отходила еще одна дорога, выложенная из серых бетонных плит, она, по-видимому, и вела к шахте. Там тоже красовался на обочине «кирпич».
Последнее время Хитров все чаще вспоминал разговор с Вадимом Андреевичем перед отпуском. Ему показалось, что Белосельский вроде бы охладел к своей газете. И когда он сказал, что собирается отдохнуть, Вадим Андреевич не стал уговаривать подождать, пока он не вернется в Ленинград, даже заметил, что ничего страшного, если газета и не выйдет месяц-полтора. Никто и не заметит. Люди настолько обалдели от разной противоречивой информации, статей, сенсаций, что стали мало покупать газет, тем более что цена на них выросла в пять-десять раз. Журналисты соревновались в разных разоблачительных материалах, одни газеты нападали на другие, все и вся критиковали, накаркивали еще большие ужасы и кошмары, хотя, казалось бы, что еще может быть хуже? Истинно русская национальная печать так и не появлялась, о возрождении России замолчали, в новые издания, открытые Верховным Советом РСФСР, тут же набились те же самые люди, которые поносили русских, обзывали их националистами и шовинистами, как же при таком разгуле русофобии заявить, что русским, мол, тоже нужна своя русская газета, где будут работать русские журналисты, возглавят органы печати русские редакторы и будут писать о русских, о их жизненных проблемах, а не навязывать им русофобские идеи и издеваться над малейшим проявлением национального самосознания. Попробовали бы сионистские прихвостни захватить национальную печать и телевидение и поливать грязью народ другой республики, на территории которой они живут. Там подобное невозможно даже представить, там они тише воды, ниже травы, а что делается в России? Нет, по сути, ни одного массового органа, защищающего и выражающего интересы русского народа! Не считая, конечно, «Советскую Россию», «Литературную Россию» и несколько журналов. Но сколько нападок на эти издания! Поливают их грязью в родном отечестве, а уж про «голоса» и говорить не приходится, там зубоскалят с утра до вечера; всех, кто заикнется о русском самосознании, объявляют националистами, черносотенцами… Выходит, выгодно этим гнусным подголоскам у нас и за рубежом унижать, держать в страхе перед еще худшим доверчивый русский народ. А может, просто ларчик открывается: не хотят сионисты и их подпевалы возрождения России, пробуждения русского самосознания, ведь тогда русский народ спросит: кто же виноват по всех его несчастиях, начиная с 1917 года и до сего времени? Ох как боятся этого сионисты и их подкупленные денационализированные слуги в самых высших эшелонах власти! Даже разоблачая сталинско-бериевских палачей, выродков с нерусскими фамилиями стараются не задевать. Кровавый преступник Лазарь Каганович живет себе и даже интервью дает в сионистские газеты. Распиная русских, кстати, среди палачей-следователей их было в сто крат меньше, чем нерусских, своих не трогают, обходят молчанием, а если какой русский орган печати и заденет — вой на всю планету: антисемитизм в России!..
