Канта Ибрагимов - Дом проблем
— Пойди, пожалуйста, купи себе мороженое, мне надо с папой поговорить.
И когда Макажой отошел, она, что не свойственно было ей, как-то отвела взгляд и явно погрустневшим голосом сказала:
— Твой сын уже подросток. Ему как никогда ранее рядом нужны отец и мать. А Айна моя подружка, вместе работаем. Так что звони ей, воссоединяй семью. Это главное. Меня прости. Будьте счастливы. Прощай.
Так получилось, что она уходила на запад, растворяясь как бы навсегда в раскаленном зареве заходящего солнца. Вот ее силуэт огненные лучи солнца, как языки уползающего под землю дракона, обволокли со всех сторон, оставляя лишь сужающуюся, словно призрак, тень.
Ваха хотел было броситься за ней — с другой стороны сын. Эти силы любви, как тяжелые цепи Прометея сковали его, даже лицо от боли перекосилось. И лишь одно выстраданное слетело с его губ:
— М-м-мария, я же люблю тебя.
* * *Не оттого, что это уже было сказано, а просто всякий, кто знаком с мифологией, знает — благо, или, по-современному, — уже оказанная услуга мало чего стоит — нужен новый герой, чтобы обновить мир.
Так, Геракл по приказу оракула должен совершить десять подвигов в течение двенадцати лет, только тогда простятся ему все прегрешения, а имя его станет бессмертным.
По цели подвиги Геракла невероятны, но он один за другим их исполняет, и мало того, что после свершения чуда все это признается почти обыденным, некоторые подвиги совсем не признаются таковыми.
Все это к тому, что проведенный в Чечне референдум как благо обернулся очередным добром: вышел Указ президента России «О выборах президента Чеченской Республики».
Наверное, первым об этом узнал Мастаев, потому что он еще задолго до указа увидел на «Образцовом доме» знаковую надпись «Дом проблем».
— Что же теперь затеяли? — думал обеспокоенно Ваха, а делото хорошее. Вот только призыв к переменам появился, и никто его стереть не смеет. А указ чуть позже — словно президент России не посвящен. Ну а Мастаев знакомый конверт все не получает и не получает. «Может, более в его услугах не нуждаются?» — то ли с ревностью, то ли с радостью думает Ваха. И тут совершенно случайно он видит по телевизору сюжет — в Грозном сдано новое здание министерства по сбору налогов и сборов.
«С кого в послевоенном Грозном, где почти ничто не функционирует, можно налоги собирать?» — думает Мастаев, как ему приказывают явиться в это самое министерство по известному адресу: улица Красных Фронтовиков, 12.
Давненько не был Мастаев в этом районе, огорожено было. А какое чудо — так быстро дом возвели. Конечно, это не то здание, да очень похоже, по крайней мере проект почти не изменен, только материалы новые. И Мастаев, как строитель, понимает, что более войны здесь скорее всего не будет, ибо это не тот дом, что пленные немцы основательно возвели. Это «потемкинские деревни», как карточный домик, что и от слова «бомба», глядишь, развалится.
В советские времена видеонаблюдения не было, и никто не охранял Дом политпросвещения, знали — никто войти не посмеет. А в этом здании всюду камеры и охрана. Но Мастаева ждут.
Фойе тоже, правда, мрачновато, а там, где был лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и, как символ свободы, разорванная цепь, теперь лозунг демократии — «Кто не сдал налоги — враг! Заплати налоги — спи спокойно!», а символ — кольца вокруг шара, сплетенные пшеничные колосья, да они, как цепь, крепко связаны.
Там, где было «Общество «Знание», теперь информационноаналитический отдел, куда Мастаева проводили. На стене лозунг: «Мы видим все, мы знаем все, мы думаем о вас, мы решаем за вас». И чуть помельче: «Как заплатишь, так и кайфуешь!»
По сигарному запаху Мастаев понял, кто здесь. Конечно, это не Кнышев, тем более не Кныш, это респектабельный Кнышевский, в очках. Теперь при нем манерный молодой человек и очень стройная девушка — помощники. И не понять — чеченцы или нет, все-таки универсализм, глобализация.
— А ты совсем не изменился, как я впервые тебя здесь увидел, — после сухого приветствия говорит Митрофан Аполлонович.
Ваха знает, что поседел, морщины. Значит, об одежде. Верно, все тот же пролетарий.
— Зато вы изменились.
— Да-а, как ни крути, советизм — демократизм, а теория Ленина все мне в жизни дала.
— А вот атрибутику вождя вы не чтите, — попытался съязвить Ваха.
— Как не чту, а это? — Кнышевский отогнул лацкан пиджака, там аккуратненький значок, что носили октябрята в СССР. -Знаешь, сколько сейчас такой стоит? У-у! Впрочем, сейчас все денег стоит, — он сел в роскошное бордовое кресло, сразу же потянулся к маленькой чашке с кофе. Мастаеву он теперь не только кофе, но даже сесть не предлагает. А Ваха тоже понимает, что это совсем иной, по крайней мере даже внешне, человек: странно гладкое, ухоженное лицо, теперь каштановая шевелюра и брюшко, солидное, не вписывающееся в некогда тощего Кныша брюшко.
— Кстати, — продолжает Кнышевский. — Ну, ты сам понял — выборы президента.
— «Итоговый протокол» готов? — не сдержался Мастаев.
Раскуривая толстую сигару, Кнышевский недовольно глянул на Мастаева поверх очков:
— По новому закону — два способа выдвигаться кандидатом в президенты: собрать пятьдесят тысяч голосов или два миллиона долларов залог.
— Президентом может быть только богатый?
— А зачем нищету разводить? Демократия подразумевает богатство. К тому же богатый не будет крысятничать.
— То есть уже нажрался.
— Мастаев, не груби.
— А «итоговый протокол» готов?
— Хм, а ты хамишь. Впрочем, у тебя ведь справка в кармане. Посему для особо тупых объясню. Видишь, где мы ныне сидим? Министерство по налогам и сборам. Аукцион. Кто больше заплатит — в «итоговый протокол» попадет. Хе-хе, понял, какая демократия? Никаких заготовок нет, условия равны, ясны. А тебе? Тогда исполняй.
После этого направился Мастаев к главе-муфтию, все как есть рассказал. Удрученным стал мулла:
— Ну и демократия. Не народ выбирает, а капитал. И как ловко — раньше хотя бы протокол из Москвы привозили. А ныне и это делать лень, туда деньги доставляй. И кто больше даст. Торг уместен.
— Вы не переживайте, — успокаивает бессменный председатель. — Мы пойдем иным путем, как говорил Ленин, — соберем пятьдесят тысяч голосов, народ вас поддержит.
— Это не поможет. На рекламу, выборы — всюду деньжищи нужны. А откуда они у нас?
— У нас какая-никакая, а демократия. И знания есть. Не волнуйтесь, — спокоен Мастаев. — Все в руках Бога, и ничего нового нет, в сказаниях все описано.
— В каких сказаниях? — сокрушается глава. — Ты, действительно, слабоумный. А впрочем, зачем мне это надо? Устал.
