Александра Маринина - Ад
— Слушайте, а кто знает, как нужно встречать исторический момент? — вдруг спросил Кирилл. — Есть какие-нибудь правила на этот счет?
— Я в Интернете прочитал, что нужно загадывать желание, — сказал Денис.
— А антураж? — настаивал Кирилл. — Должны же быть рекомендации, как это все обставлять. Например, свечи зажигать, или сидеть в полной темноте, или надевать что-то особенное.
— Больше ничего не знаю, — развел руками Денис. — Написано, что откроется тоннель для космических лучей гармонии. Я сам плохо представляю, как это.
Кирилл ненадолго задумался.
— Ну что ж, если речь идет о гармонии, то, я думаю, надо к этому как-то подготовиться.
— Как? — спросил Родислав, которого весь ажиотаж вокруг совпадения цифр откровенно забавлял.
— Я знаю, — Юля по-детски вскинула вверх руку. — Можно, я скажу? Мы должны попросить прощения у всех и всех простить. Меня так бабушка учила.
— У всех, у всех? — недоверчиво уточнил Денис.
— Ну, хотя бы у присутствующих. Попросить у них прощения и простить их за все. Тогда наши души придут в состояние покоя и будут готовы принять лучи гармонии.
— Люба! — закричал Родислав. — Любаша! Томка! Андрюха! Куда вы все попрятались? Идите сюда, будем готовиться к ответственному моменту.
Кирилл и Юля взяли процесс подготовки в свои руки. Было решено, что помещение следует проветрить и оставить окна и балконную дверь открытыми, дабы ничто не мешало космическим лучам проникать в помещение. На столе должны стоять свечи, но зажигать их следует только после того, как все попросят друг у друга прощения. Исповедальный момент все-таки лучше, по общему мнению, провести в темноте, чтобы не смотреть друг другу в глаза. А ближе к часу ночи всем следует выйти на балкон и в молчании провести несколько минут, сосредоточившись на своих самых заветных желаниях.
— Я думаю, на балконе нам нужно будет взяться за руки, — говорил Кирилл. — Если кому-то из нас удастся поймать поток космической энергии, то она передастся всем.
— А время выпить кофе с тортом у нас останется? — с улыбкой осведомилась Люба. — Будет жаль, если мои кулинарные труды пропадут.
Кирилл взглянул на часы.
— Половина двенадцатого. У нас есть час на кофе и полчаса на прощение. Уложимся?
— Я — точно не уложусь, — засмеялась Тамара. — У меня для каждого присутствующего заготовлена длинная речь с перечислением всех моих прегрешений перед ними. Вы, Кирилл, единственное исключение, хотя я и перед вами успела нагрешить.
— Ерунда, — заявила Аэлла. — Мы прекрасно уложимся в полчаса. И никаких длинных речей, просто извинимся — и достаточно. Правда, Кирилл?
— Ну как же так, Аэлла Константиновна, — запротестовала Юля, — это нечестно. Просить прощения надо с душой, с чувством, искренне, иначе толку не будет. Нет, давайте уж лучше кофе побыстрее выпьем и на прощение оставим побольше времени.
Выпили кофе, съели Любин фирменный торт со взбитыми сливками и консервированными персиками, Юля помогла быстро убрать посуду и сменить скатерть. Все собрались вокруг стола, Родислав выключил свет, и комната освещалась только огнями вечернего города.
Люба кожей почувствовала возникшее напряжение. Конечно, пока готовились встречать уникальный момент, все будто играли в новую игру, и всем было весело и интересно. И вот пришло время говорить, просить прощения — и все растерялись. «Я не знаю, что говорить, — думала Люба. — Интересно, с кого начнут? Только бы не с меня».
— Ну, кто начнет? — раздался насмешливый голос Родислава. — Кто среди нас самый смелый?
Повисла гнетущая тишина, прерываемая только ритмическим стуком маятника напольных часов в дубовом резном корпусе.
— По-моему, это ужасная глупость, — сказала Аэлла. — Давайте включим свет и выпьем шампанского. У нас же праздник, в конце концов, а не поминки.
— При чем тут шампанское, это же не Новый год, — возразила Тамара.
И снова наступила тревожная тишина.
— Я начну, — решительно произнес Бегорский.
— Молодец, Андрюха, — одобрил Родислав, — подай всем пример.
— Тамара, — начал Андрей, — я прошу у тебя прощения за то, что назвал любовь мурой. Я был не прав. Любовь есть, и она очень много значит для человека.
— Когда это было? — удивилась Тамара.
— А помнишь, когда мы были подростками, мы ходили в кино и на обратном пути обсуждали картину. Я тогда сказал, что любовь это полная мура, а ты ответила, что если бы я читал «Войну и мир», то не говорил бы так. Вспомнила?
— Вспомнила, — засмеялась Тамара.
— Прощаешь меня?
— Прощаю.
— Любаша, ты меня прости за то, что я тебя в свое время недооценил. Я считал, что ты Родьке не подходишь. Теперь я точно знаю, что был не прав, ты для него идеальная жена.
— Когда это ты так считал? — спросила Люба. — Я такого не замечала.
— Когда мы были маленькими. Прощаешь?
— Конечно.
— Аэлла, прости меня за то, что я всю жизнь называл тебя Алкой. Я знал, что тебе это не нравится, и делал это тебе назло.
— Больше не будешь? — шутливо спросила Аэлла.
— Буду. Все равно буду. Для меня ты навсегда останешься Алкой, но ты должна меня за это простить.
— Ладно, — великодушно ответила Аэлла, — прощаю.
— Родька, один раз я на тебя здорово наехал и даже, кажется, орал. Прости, если можешь.
— Да чего там, — напряженно сказал Родислав.
Люба поняла, что речь идет о том разговоре насчет Лизы и ее детей, после которого Родислав был сам не свой, думал, что потерял друга, и Любе пришлось ехать домой к Бегорскому и принимать удар на себя.
— Ну и все, пожалуй, — закончил Андрей. — Перед Денисом, Юлей и Кириллом я провиниться вроде не успел. Но если что не так — простите.
— Теперь я скажу, можно? — послышался голос Дениса. — Любовь Николаевна, простите меня за все, пожалуйста.
— Это за что же? — поинтересовалась Аэлла.
«Ах ты, паршивка, — подумала Люба. — Ты же все знаешь. Зачем тебе нужно, чтобы мальчик говорил об этом при всех? Ему и так тяжело».
— Я тебя прощаю, Денис, — ласково сказала она вслух.
— И ты, Юлька, меня прости, я все время с тобой спорю, — продолжал юноша. — Ты имеешь право на свое мнение, но я постоянно забываю об этом и начинаю спорить. И еще прости меня за то, что я не хожу. Уж какой есть.
— Не смей так говорить! — рассердилась девушка. — Я тебя люблю, и для меня этого достаточно. Бабушка всегда говорит, что если бы ты мог ходить, ты вообще был бы другим человеком, у тебя был бы другой характер, и я вряд ли влюбилась бы в тебя, а ты — в меня. Ты же рад, что я тебя люблю?
