Генри Миллер - Сексус
– Ну постой, – заныла она и, ухватив меня за руку, как ни в чем не бывало принялась опорожнять мочевой пузырь.
Пришлось остаться, ждать, пока она покончит и с первым, и со вторым. Сопровождалось это взрывами газовых бомб и всем, что положено. И она повторяла упрямо.
– Нет. Папу в задницу я целовать не стану.
Женщина выглядела так беспомощно, что я подумал, а не придется ли мне еще и зад ей подтирать. Но долгие годы тренировки все же сказались: она сделала это сама, хотя процедура заняла уйму времени. Я уже собрался уходить, когда она снова взмолилась: теперь ей требовалось, чтобы я натянул ей трусы. Я выполнил и это пожелание, но не мог отказать себе в удовольствии пройтись рукой по ее ботве. Это могло оказаться серьезным искушением, но дух стоял такой тяжелый, что с этим искушением я сумел справиться.
Когда я выводил ее из туалета, patronne 112 проводила нас укоризненным взглядом и сокрушенно покачала головой. Видимо, она не поняла, как по-рыцарски вел я себя в туалете. Так или иначе, мы вернулись за наш столик, заказали черный кофе и еще немного поболтали. Трезвея, она становилась назойливо благодарной. Сказала, что если я отвезу ее домой, то смогу поиметь ее.
– Я только приму ванну и сменю белье, – сказала она. – А то чувствую себя как в грязи, да простит меня Господь.
Я сказал, что домой отвезу, но останусь вряд ли.
– Ну, заделикатничал, – проговорила она. – В чем дело? Я что, недостаточно хороша для тебя? Разве я виновата, что захотелось в туалет? Ты же тоже ходишь в туалет, верно? Подожди, вот я приму ванну – увидишь, как я выгляжу! Слушай, дай-ка мне руку.
Я протянул ей руку, а она взяла да и сунула ее себе под юбку, прямо на мохнатый куст.
– Пощупай хорошенько, – сказала она. – Нравится? Ну так вот, она – твоя. Я ее только отскребу малость и надушу. Специально для тебя. Ты с ней можешь делать все, что захочешь, я не так-то уж плоха в этом деле. Но я не проститутка. Просто люблю пилиться, вот и все. Ко мне ходил один парень, и я была дурой, влюбилась в него. Он уже давно свалил, ты не беспокойся. Но, Господи, как я в него влюбилась! Но говорила ему, что не стану целовать Папу в задницу, это его и довело. Я хорошая католичка, не хуже его, но не могу видеть, как из Папы самого Господа Бога стараются сделать. Понял?
Она продолжала свой монолог, как коза прыгая с одной темы на другую. Кем она могла быть? Наверное, телефонисткой в большом отеле. Под своей ирландской шкурой она вовсе не была дурнушкой. И делалась все привлекательнее по мере того, как испарялось алкогольное облако. Голубые глаза и черные волосы. Улыбка могла быть озорной и привлекательной. Может быть, и вправду поехать и помочь ей в ванной? Всегда смогу сбежать, если что-нибудь пойдет не так. Беспокоило только, что мы договорились поужинать с Моной. Я должен был ждать ее в Розовом зале отеля «Мак-Алпин».
Итак, мы схватили такси и поехали в направлении Аптауна. В такси женщина упала головой мне на плечо.
– Ты очень добр ко мне, – сказала она совсем сонным голосом. – Не знаю, кто ты такой, но со мной ты ведешь себя прилично. Господи, первое, что мне хочется, это вздремнуть немного. Ты не уйдешь?
– Нет, конечно, – сказал я. – Может быть, тоже посплю чуть-чуть.
Квартирка ее оказалась довольно уютной, во всяком случае, лучше, чем я ожидал. Перед тем как войти, она сняла туфли, а за дверью я помог ей раздеться. Она стояла перед зеркалом почти голая, в одних трусах, и я увидел, что у нее отличная фигура: полные и белые груди, круглые и упругие, с ярко-красными сосками.
– А почему ты их не снимаешь? – кивнул я на трусы.
– Нет, не сейчас, – неожиданно робко сказала она, и щеки ее покрылись легким румянцем.
– Ведь я их уже снимал, – сказал я. – Какая разница?
И я протянул к ней руку, словно собирался снова сдернуть их с нее.
– Не надо, прошу тебя, – взмолилась она. – Подожди, я приму ванну.
Помедлила секунду и добавила.
– У меня месячные только что прошли.
И для меня вопрос сразу же решился. Я тут же вспомнил свои лишаи вокруг члена. Ой, не надо! Пока я в здравом уме, никогда! Целовать Папу в задницу – да ни за что на свете! На ее трусах я заметил маленькое кровяное пятнышко. «Никогда в жизни, – подумал я, – нет, сэр!»
– Хорошо, – сказал я, – принимай свою ванну. А я пока здесь прилягу.
– А ты потрешь мне спинку? – спросила она, и улыбка стала озорной.
– Разумеется… само собой, – сказал я.
Я повел ее в ванную, почти подталкивая сзади, очень уж мне хотелось поскорее от нее избавиться. Но когда она улеглась и принялась намыливаться, почувствовал, что даю слабину. Я взял из ее рук мыло и стал сам намыливать ее кустик. Она извивалась от удовольствия, когда мои намыленные пальцы скользили по ее волосам.
– Думаю, там все в порядке. – Она приподняла таз и руками раздвинула губы.
– Посмотри. Ты что-нибудь видишь?
Я вставил глубоко в нее средний палец правой руки и стал нежно массировать. Она лежала на спине, закинув руки за голову, и медленно двигала тазом из стороны в сторону.
– Господи, как хорошо, – сказала она. – Продолжай. Поделай так еще немного. Может быть, мне расхочется спать.
Движения ее становились все энергичнее. Вдруг она расцепила закинутые за голову руки, мокрыми пальцами расстегнула мою ширинку, вынула член и обхватила его губами. Она действовала совершенно профессионально; покусывала, щекотала языком, дула на него, потом отпускала на короткое время. Я спустил ей в рот: она глотала сперму так, словно пила нектар и амброзию.
Затем снова погрузилась в ванну, тяжело вздохнула и прикрыла веки.
«Как раз время сматываться», – подумал я. Сказал, что схожу за сигаретами, схватил шляпу и выбежал прочь. На лестнице, сбегая по ступеням, поднес к носу свой палец. Пахло вполне прилично. Скорее мылом, чем еще чем-нибудь.
Прошло несколько вечеров, и в театре должны были давать спектакль для узкого круга приглашенных – прогон предстоящей премьеры. Мона умоляла меня не ходить: она будет нервничать, зная, что я сижу в зале и смотрю, как она играет. Сначала это меня расстроило, но в конце концов я с ней согласился. Мы договорились встретиться после спектакля у служебного входа. Она назвала точное время.
Я появился там раньше и подошел не к служебному, а к главному входу. Волнуясь, я впился глазами в афиши: сейчас увижу ее имя, набранное жирным шрифтом…
Толпа выходящих из театра зрителей схлынула, я перешел на другую сторону улицы и стал наблюдать. Я не отдавал себе отчета, зачем я здесь, на противоположной стороне, просто стоял, и все. На мостовой перед театром было много такси, а освещение было не слишком-то ярким, скорее темноватым для театра.
