Бернар Вербер - Смех Циклопа
– Вы не смеете этого делать!
Лукреция касается пером кожи Мари-Анж, вызывая у своей жертвы нервный смешок.
– Хватит!
Мари-Анж с трудом переводит дыхание.
– Я стала издалека следить за Павлом. И вдруг увидела, как кто-то выскочил из кустов у него за спиной и ударил его палкой по голове. Я выстрелила из автомата. Нападавший исчез. Я подошла к потерявшему сознание Павлу и увидела у него в руках маленькую плоскую шкатулку.
– Значит, это ты завладела «Шуткой, Которая Убивает»!
– Да, но ненадолго.
– Не морочь нам голову.
Лукреция показывает Мари-Анж перо.
– Я не знала, что с ней делать. Я чувствовала, что это бомба, которая может уничтожить своего обладателя. И я ее… отдала.
– Кому?
– Человеку, которого я люблю. Человеку, который знает, что с ней делать.
– Дарию?
– Нет… другому.
– Ты же вроде безумно любила Дария?
Исидор отвечает вместо Мари-Анж:
– Вы что, не слушали ее, Лукреция? Мари-Анж сказала вам, что у Дария была проблема. Она любила его, он официально считался ее любовником, участвовал в ее садистских играх, но для сексуальных отношений ей нужен был другой мужчина…
– Да кто же?
Исидор улыбается.
Начинается! Он опять отвечает вместо других. Он бесит меня.
— Это не один из братьев и не телохранитель-питбуль. Некий «розовый громила» с усами. Кто-то свой, как и Мари-Анж. Кто-то, кто раньше носил усы, но сейчас их не носит. М-м… Я думаю, что знаю, кто это.
Он называет имя, и удивленная Мари-Анж кивает.
– Теперь я вам все сказала. Освободите меня! – умоляет она.
Лукреция подходит к подруге юности, целует ее долгим поцелуем в губы и уходит, бросив:
– С первым апреля, Мари-Анж!
160
Морис отправляется в кругосветное путешествие. Его корабль тонет. Из всех пассажиров остаются в живых только он и Джулия Робертс, знаменитая американская актриса. Они забираются в спасательную шлюпку и добираются до необитаемого острова. В первый день они строят шалаш, ищут еду, разжигают костер и, обессиленные, засыпают. На второй день они разговаривают, обустраиваются, как могут, придумывают способы связаться с землей. На третий день они уже общаются, как старые друзья, а на четвертый – занимаются сексом. Утром пятого дня Морис с Джулией Робертс сидят у костра и завтракают. Морис, смущаясь, говорит ей:
– Я хочу вас попросить об одной необычной услуге. Вы можете отказаться, если вам это будет неприятно.
– Говорите, Морис.
– Если вам нетрудно, можно я буквально несколько минут, даже несколько секунд, буду называть вас… Альбертом.
Актриса не понимает, зачем ему это нужно.
– Ну, пожалуйста, можно, я буду называть вас Альбертом? Не спрашивайте ни о чем, просто выполните мою просьбу. Вы доставите мне огромное удовольствие.
Актриса несколько удивлена, но, видя неподдельное волнение собеседника, соглашается:
– Хорошо.
И Морис начинает радостно тараторить:
– Алло, Альберт? Это Морис! Альберт, ты в жизни не догадаешься, с кем я переспал! Ты сейчас просто упадешь! Вчера вечером я трахнул саму Джулию Робертс!
Отрывок из скетча Дария Возняка «Вся моя жизнь – кораблекрушение»
161
Комик Феликс Шаттам живет на острове Жатт, в Нейи, в роскошном особняке, где он устроил целый музей клоунской одежды. Кроме того, Исидор и Лукреция видят коллекцию больших кукол с разнообразным гримом: белый клоун, клоун Август, английский, американский, французский, итальянский, испанский, африканский, индонезийский и даже корейский клоуны.
– Боюсь, вы не понимаете, что сейчас поставлено на карту. Война за «Шутку, Которая убивает», – это не просто последнее сражение разных типов юмора. Это… последнее сражение за разум!
Феликс Шаттам подходит к клоуну с гипертрофированно развитыми мускулами.
– Когда-то, на заре человечества, власть принадлежала тому, кому отлично развитая мускулатура помогала крепче держать дубинку. Эта власть держалась на страхе получить удар.
Затем юморист приближается к клоуну, похожему на огородное пугало.
– Позже власть перешла к тем, кто владел сельскохозяйственными угодьями. Она держалась на страхе перед голодом.
Феликс указывает на куклу, наряженную священником.
– Далее власть перехватили те, кто руководил церковью, заставлявшей верующих повиноваться. Эта власть держалась на страхе отправиться в ад.
Он отправляется дальше, к клоуну-жандарму.
– Потом властью завладели те, кто управлял администрацией, занимавшейся всеми областями социальной деятельности. Их власть опиралась на страх перед полицией, судом и тюрьмой.
Феликс останавливается рядом с клоуном в одежде горожанина.
– Затем власть перекочевала к тем, кто контролировал производство вещей, призванных сделать нас счастливыми. Их господство зиждилось на удовольствии, которое человек получает, водя машину или коллекционируя разные ненужные предметы, расхваленные рекламой.
Комик идет вперед и показывает на клоуна-капиталиста с большим животом и сигарой во рту.
– Наконец власть досталась тем, кто руководил средствами массовой информации. Человеку было достаточно появиться на маленьком экране, чтобы получать все возможные, притом не облагаемые налогами, подарки и привилегии. Тот, кого показывали по телевизору, входил в вашу семью и напрямую влиял на вашу жизнь. Эта власть держалась на наслаждении от обладания информацией.
Феликс добирается до куклы в розовом костюме и в маске. Она удивительно напоминает Дария Возняка.
– Теперь власть принадлежит тем, кто умеет развлекать толпу. Это каста представителей средств массовой информации, верхний эшелон власти. Их могущество основано на том, что они могут заставить человека забыть о несчастьях или хотя бы облегчить его страдания. Оно зиждется на умении развлечь тех, кто пресыщен и утомлен однообразием жизни. В наше время все одержимы страхом перед скукой. Мне кажется, что теперь властью над людьми обладает тот, кто может их рассмешить. И у него нет соперников.
– Но это же просто… шуты, – возражает Лукреция.
– Конечно, поэтому их и недооценивают, и от этого их могущество только растет. Они или, вернее, мы стали настоящими властителями дум. Всего общества.
Третья сила. Эрос, Танатос… Гелос.
— В отличие от власти политиков и средств массовой информации, эту власть никто не подвергает сомнению. Комики стоят над законом. Они стоят надо всем. Вот пример этой неофициальной, но реальной власти. Замечали ли вы, что политики, экономисты и даже ученые всегда начинают выступление с шутки? Чтобы расположить к себе аудиторию. Без юмора они слишком… пресны.
