Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
— Тяжело быть младшей сестрой…
Она вздохнула, повернулась на бочок и закрыла глаза.
— Мам, я могу сегодня не чистить зубы?
— Ладно, но только в порядке исключения…
— Я так устала…
На следующий день, ближе к полудню, в дверь Жозефины постучала Ширли.
— Мне удалось убедить его уйти. Это было непросто, но он ушел. Я ему сказала, что не стоит больше сюда приходить, что в здании находятся осведомители…
— И он тебе поверил?
— Думаю, да. Жозефина, я кое-что решила сегодня ночью. Я уеду… Сейчас конец ноября, он не должен скоро вернуться, но мне надо уехать… Я отправляюсь на Мюстик.
— Мюстик? Остров миллиардеров, где живет Мик Джаггер и принцесса Маргарет?
— Да. У меня там дом. Туда он не приедет. Дальше будет видно, но пока я не могу здесь оставаться.
— Ты переедешь? Ты меня бросишь?
— Ты, между прочим, тоже хотела переехать.
— Это Гортензия хотела, а не я.
— Знаешь, что мы сделаем? Все поедем на Мюстик отдохнуть, а потом я там останусь. Гэри уедет с тобой, чтобы закончить школу и сдать выпускные экзамены. Глупо ему школу бросать, он уже так близко к цели. Можешь посмотреть за ним?
Жозефина кивнула.
— Я ради тебя что хочешь сделаю…
Ширли взяла ее руку, сжала.
— А потом посмотрим. Еще куда-нибудь переедем. Я привыкла…
— Ты по-прежнему не хочешь рассказать мне, что происходит?
— Я скажу на Мюстике, в Рождество. Мне там будет спокойней.
— Но тебе, по крайней мере, не угрожает опасность?
Ширли слабо улыбнулась.
— В данный момент нет, все в порядке.
Марсель Гробз потирал руки. Все шло как по маслу. Он расширил свою империю, перекупив братьев Занг, обскакав немцев, англичан, итальянцев и испанцев. Он выиграл эту партию в покер. И теперь все ниточки были в его руках. Ему удалось обвести вокруг пальца Анриетту, и он снял большую квартиру рядом с офисом для Жозианы и Младшего. Квартиру в хорошем доме с консьержем, телефоном, Интернетом, высокими потолками, сияющим, как в Версале, паркетом и богато украшенными каминами. Народ весь непростой, белая кость: бароны, баронессы, премьер-министр, академик и любовница крупного промышленника. Он был уверен: Жозиана вернется. Вернется как пить дать. Утром он поднимался к себе в кабинет на цыпочках, тихо-тихо, на пороге закрывал глаза и говорил себе: «Может, она уже здесь, моя перепелочка! Пузатенькая моя блондиночка! Сидит себе за столом, зажав трубку между плечом и ухом, и, как войду, скажет мне — звонил мсье такой-то, а мсье сякой-то ждет свой заказ, давай, пошевеливайся, Марсель! А я ничего не стану отвечать, я суну руку в карман и достану ключи от квартиры, чистенькой, отремонтированной, пусть подождет меня там после работы. Пусть отдыхает, ленится, объедается говяжьими отбивными и бараньими ножками, чтобы Марсель Младший родился щекастеньким, крепеньким, голосистым. Пусть целыми днями нежится на большой кровати в нашей спальне, поедая фруктовое пюре, жирного лосося и зеленую фасоль. В спальне не хватает разве что занавесок… Попрошу Жинетт этим заняться».
Он поднимался по лестнице, легкий и свежий. Он вновь начал тренироваться и чувствовал в себе упругое биение жизни, как рыбка, которую несет горный поток. «И я прыгну на нее, сожму в объятиях, всю затискаю, оближу с ног до головы, разомну усталые пальчики на ногах, окутаю ее любовью…»
Она была там. Торжественно восседала за своим столом, выпятив живот. И строго смотрела на него.
— Как поживаешь. Марсель?
Он потрясенно пробормотал:
— Ты здесь? Это ты?
— Дева Мария собственной персоной с младенцем в теплом животе…
Он упал к ее ногам, положил голову к ней на колени и прошептал:
— Ты здесь… Ты вернулась…
Она погладила его по голове, вдохнула запах его одеколона.
— Я скучала по тебе, знаешь, Марсель…
— Ох! Мусечка! Если бы ты знала…
— Я знаю. Я встретила Шаваля в баре отеля «Георг»…
Она рассказала ему все: о бегстве в отель, о полуторамесячной дегустации самых дорогих блюд, о просторной мягкой кровати, о толстом ковре — не надо даже тапочки надевать, об усердных официантах и услужливых лакеях.
— Комфорт — отличная штука, милый Марсель. Он прекрасен, но быстро надоедает. Все одно и тоже, такое мягкое, нежное, первоклассное, только не хватает остроты, и мне понятно, почему у толстосумов вечно кошки скребут на душе. И вот, как-то раз, возвращаюсь я в свою комнатушку за пять сотен евро в сутки и вижу Шаваля: прилип к барной стойке, совсем разбитый, у него от крошки Гортензии крыша напрочь съехала. Он мне все рассказал про твой триумф, и я сразу поняла! Ты, значит, осторожничал, чтобы обвести вокруг пальца Зубочистку… Я поняла, мой добрый толстяк, что ты любишь меня, что ты создаешь империю для Младшего. И я тут же решила: вернусь к Марселю!
— Ох, мусечка! Я тебя так ждал! Если бы ты знала…
Жозиана собралась с духом и сухо добавила:
— Единственное, что меня обидело, так это то, что ты мне не доверяешь, ты ничего мне не рассказывал…
Марсель хотел ответить, но она закрыла ему рот своей пухлой розовой ручкой.
— Это все из-за Шаваля? Ты боялся, что я сдам тебя ему?
— Да, прости, мусечка, надо было все рассказать, но меня что-то заклинило.
— Ничего страшного. Это забудется. Начнем с чистого листа. Но обещай мне никогда больше не обижать меня недоверием.
— Никогда больше.
Он встал, порылся в кармане и достал связку ключей от квартиры.
— Это наш дом. Там все уже подготовлено, украшено, убрано, вылизано. Не хватает только занавесок в спальне… Я боялся сам выбрать цвет, вдруг он тебе не понравится…
Жозиана схватила ключи и пересчитала их.
— Хорошие ключи — тяжеленькие, прочные… Ключи от рая. Где жить-то будем?
— Да здесь рядом. Чтобы мне недалеко было ходить, когда захочется тебя проведать, поласкаться, поболтать да за малышом понаблюдать…
Он положил руку на живот Жозианы, и его глаза наполнились слезами.
— Он уже двигается?
— Да так, будто хочет победить в велогонке! Подержи немного вот так, и он долбанет, еще руку сломает! Горячий у нас парень!
— Весь в отца, — самодовольно заметил Марсель, поглаживая круглый живот в надежде, что Младший проснется. — А можно с ним поговорить?
— Даже нужно. Для начала представься. Я долгое время злилась и мало ему про тебя рассказывала.
— Ох! Гадостей небось наговорила!
— Нет. Я избегала разговоров о тебе, но внутри вся кипела, а малыши, знаешь ли, все чувствуют. Так что тебе надо наверстывать упущенное.
Вошедшая в кабинет Жинетт несколько растерялась, застав Марселя, стоящим на коленях возле Жозианы и разговаривающим с ее животом.
