Катрин Панколь - Желтоглазые крокодилы
Он расхохотался. Заказал апельсиновый сок и кофе.
— У вас нет для меня другой работы?
— Увы, Джон, у меня только одна жена. И не знаю, надолго ли.
Они дружно рассмеялись.
— А как она отреагировала?
Филипп прижал палец к губам.
— Никак. Полная тишина. Не сказала ни слова со вчерашнего вечера.
— Вас сильно расстроила эта история?
— Вы не представляете, что это такое, Джон — постоянно жить втроем. К тому же если третий — призрак. Потому что она его, естественно, идеализирует! Он стал в ее глазах совершенным: красивый, умный, знаменитый, богатый, обаятельный, заманчивый…
— Вот только не особенно чистый. Ужасный грязнуля! Мог бы, между прочим, приложить какие-то усилия…
— Это в вас говорит брезгливый английский джентльмен. Габор — славянин, он живет сердцем, ни в чем себя не стесняя!
— Жаль, мне нравилось работать с вами.
— Когда будете в Париже, позвоните мне, сходим пообедать. Это не пустое обещание.
— Знаю. Я хорошо узнал вас за это время. Вы порядочный и надежный человек. Сначала я считал вас несколько зажатым, old fashioned [62], но под конец очень к вам привязался.
— Спасибо, Джон.
Затем они поговорили о фильмах, о жене Джона Дорис, которая вечно жалуется, что никогда не видит мужа, о его детях… А потом пожали друг другу руки и разошлись. Филипп с грустью посмотрел ему вслед. Ему будет не хватать их встреч в аэропорту. В них был некий налет тайны, словно они готовили заговор, и Филиппу это нравилось. Он улыбнулся про себя и в душе посмеялся: вот единственное, что было в тебе от авантюриста, в тебе, человек с безупречным пробором.
Ирис пошевелилась и что-то пробормотала во сне. Что — Филипп не разобрал. Ему осталось развеять еще один миф, еще одну ложь: «Такая смиренная королева». Она не писала книгу, это точно. Ее написала Жозефина. Жозефина. Он позвонил ей накануне отъезда в Нью-Йорк с просьбой перевести контракт, и она очень вежливо отказалась. «Хочу вернуться к моему основному занятию. — В каком смысле? — К научной работе, к исследованиям. — Почему ты говоришь „вернуться“, ты что, их забросила?» Она помолчала и ответила: «Все-то ты замечаешь, Филипп. Надо мне следить за своей речью, ты опасен! — Только для тех, кого я люблю, Жози…» Она смущенно молчала. Ее обычная неловкость и стеснительность превратились в таинственную грацию, за которой угадывались глубина и тонкость натуры. Ее молчание уже не казалось смущенным, оно стало многозначительным. Он скучал по Жозефине. Иногда он набирал ее номер, но потом сбрасывал.
Филипп взглянул на спящую красавицу, полулежащую рядом с ним, и сказал себе, что его истории любви с Ирис скоро придет конец и этим тоже следует заняться: он не хотел терять Александра. Но будет ли она биться за то, чтобы оставить сына у себя? Не факт…
— Нет, ну ты опять меня удивляешь! Нырнула в раковину, и тут же всплыло все твое прошлое! Ничего себе! По мановению волшебной палочки!
— Клянусь, что все было именно так, как я тебе рассказала. Но если быть до конца честной, все началось раньше… Всплывали обрывки воспоминаний, какие-то фрагменты пазла, но смысл ухватить было невозможно.
— What a bitch, your mother![63] Ты знаешь, что ее можно было привлечь к суду по статье о неоказании помощи человеку в состоянии опасности?
— А что ей оставалось? Она могла спасти только одного ребенка. И выбрала Ирис.
— И ты ее после этого защищаешь?
— Я на нее не обижаюсь. Мне все равно. Я пережила это.
— Да, но какой ценой!
— Мне так приятно освободиться от этих воспоминаний! Это прямо как подарок небес.
— Прекрати говорить мне о небесах и строить ангельские глазки.
— Я уверена, что у меня есть ангел-хранитель, и он меня оберегает…
— И чем твой ангел-хранитель занимался последние годы? Вязал себе новые крылья?
— Он научил меня быть упорной и терпеливой, а иногда и жесткой, он дал мне смелость написать книгу, он дал мне получить за книгу столько денег, чтобы я не думала о насущном куске хлеба… Я очень люблю моего ангела. Кстати, тебе не нужны деньги? Я скоро стану богатой и не собираюсь жадничать.
— Да брось, я очень богата.
Ширли пожала плечами, нервно закинула ногу на ногу, затем сняла.
Они были в парикмахерской — решили повторить церемонию мелирования. Сидели и болтали, похожие на две новогодние елки в своих серебристых папильотках.
— И ты по-прежнему разговариваешь со звездами?
— Через них я обращаюсь прямо к Богу. Если у меня какая-то беда, я молюсь, прошу Его помочь, дать мне силы, и Он это делает. Он всегда мне отвечает.
— Жози, ты себя обманываешь…
— Ширли, я отлично себя чувствую. Не беспокойся за меня.
— Твои рассказы день ото дня все страннее. Лука обдает тебя холодом, ты теряешь голову, ныряешь в раковину и вылезаешь оттуда, излечившись от детской психологической травмы. Может, ты вторая Бернардетта Субиру [64]?
Жозефина вздохнула и поправила:
— Лука обдает меня холодом, я чувствую, что умираю, вспоминаю подобное ощущение в детстве и нахожу недостающие части пазла — вот моя версия.
— В любом случае, я уверена, что у него не хватит наглости тебе позвонить.
— Жалко. Мне казалось, я влюблена в него. Мне с ним было так хорошо. Может, я никогда такого не чувствовала… разве что в самом начале романа с Антуаном!
— А есть ли новости от Антуана?
— Он присылает девочкам мейлы. Все те же истории про крокодилов. По крайней мере, он теперь хоть что-то зарабатывает и сам выплачивает кредит. Антуан далек от реальности, он витает в облаках и грезит наяву, такой уж он человек.
— Однажды он разобьется о реальную стену.
— Не хотелось бы. Милена же рядом.
— Да, Милена — крутая бабенка… Мне она нравится.
— Мне тоже нравится. Я больше не ревную, представляешь, ну совсем.
Они так и продолжали бы хором нахваливать Милену, но тут пришла парикмахерша, чтобы снять с них наконец елочные украшения. Они разом опустили головы под струи воды и замерли, молчаливые и сосредоточенные, с закрытыми глазами.
Жозефина хотела заплатить. Ширли не согласилась. Они долго ругались перед кассой, Дениза потешалась, глядя на них. В итоге Жозефина одержала верх.
Подруги возвращались домой, любуясь своими отражениями в витринах, то и дело отвешивая друг другу комплименты.
— Помнишь, всего год назад ты чуть не силком тащила меня делать мелирование. И на нас напали — как раз на этой улице.
— И я тебя защитила!
— Да, меня страшно удивила твоя сила. Ширли, умоляю, открой мне свою тайну. Я ужасно хочу ее узнать.
