Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
— Теперь некому будет и мосток починить, — вздохнула тётка Вера, потуже завязывая платок под подбородком. — Геронт его всё ремонтировал: где бревно заменит, перильце поправит. Теперь некому… Доживаем, Коля, последние денёчки, — горестно заключила тетка Вера.
— Ну ты опять за своё, — недовольно сказал Воронин, а сам подумал: «Правда твоя, тётка! Вон всё зарастает. Не только мосток провалится. Всё лесом зарастет».
При богатом хуторянине Антипе Загодине здесь было несколько построек: просторный пятистенок, в котором жил хозяин с сыном, дом в четыре окна по переду, в котором обитала его родственница старуха Пелагея и батраки, несколько сараев, конюшня, свинарник и коровник. После того, как хозяина с сыном забрали «органы», пятистенок, подожжённый Загодиным, восстановили, в нём жили вновь прибывшие колхозники. После смерти Пелагеи её дом председатель колхоза Семён Воронин отдал Геронту, бывшему батраку Загодина, ютившемуся после высылки хозяина в сарае. Когда он женился, ему передали восстановленный хозяйский дом, а в его поселили колхозника Самсонова с женой Верой, племянницей Пелагеи. Геронт, также, как и тётка Вера, не хотел расставаться с хутором, который влился в колхоз в своё время, и не поехал на центральную усадьбу совхоза в семидесятые годы, оставшись коротать свои дни на старом месте.
Николай подвёл машину к дому Геронта. Был он старый, не обшитый тёсом: венцы были почерневшие, но ровные и гладкие, положенные в середине ЗО‑х годов, с итальянскими окнами, резной светёлкой, с широким крыльцом.
Николай заглушил мотор, вышел из салона и помог выйти тётке Вере. Она оправила платье и медленно шагая, пошла к крыльцу. Николай последовал за ней. Поднявшись, тётка Вера вытащила щепку из пробоя, перекрестилась и раскрыла дверь.
Сени были сумрачны и по-утреннему прохладны, лишь в щель в углу потолка пробивался острый лучик света. В прихожей было светло, но сыровато, видно, Геронт давно не протапливал дом.
— Вот посмотри, что изверги натворили, — сказала тётка Вера, отдёргивая тёмно-вишнёвые занавески, которыми был задрапирован проём, ведший в переднюю.
Николай шагнул туда. Действительно, комната напоминала ристалище, где в жестокой схватке боролись люди: ящики комода, сдвинутого от оконного простенка на середину комнаты, были вытащены и валялись в разных местах, один был с покорёженной боковой стенкой, старинные венские стулья опрокинуты на пол, занавески с окон были сорваны, так же как скатерть с круглого стола. На полу были разбросаны черепки от разбитой фарфоровой посуды, графин с отбитым горлышком, бельё, выброшенное из шкафа, старые газеты, фотографии…
Геронт сидел на стуле, привязанный к спинке, склонив голову набок.
— Ты проходила к нему? — спросил Николай тётку Веру.
— А как же. Как вошла, чувствую, что неладно и подошла. Глаза ему закрыла…
— Подходить больше не будем, — сказал Николай, сбоку глядя на Геронта. — Пусть милиция сначала посмотрит… Тут дело, конечно, не чисто. Ничего не убирай до приезда милиции, — предупредил он тётку Веру. — И вообще закрой лучше дом, а сама иди к себе. На замок закрой! А я в город.
— Ты уж недолго, Николай, — просительно сказала тётка Вера.
— Как выйдет. Постараюсь.
— Телеграмму не забудь дочери его дать. Приедет ведь отца хоронить.
— Адрес у тебя есть?
— Есть, есть. Записывала я его. Она года два назад приезжала с детьми, нет, не с детьми, а с внуками, стало быть, правнуками Геронта… Побыли недолго. Не стали гостить. Адресок оставила, сказав: «Если что с отцом случится, сообщи!» Он у меня за божницей. Сейчас принесу. Вот и пригодился, — шептала тётка Вера, выходя из дома.
Николай остался один и вновь осмотрел комнату. Действительно, она имела такой вид, что здесь произошло побоище. Раз всё выкинуто, перевёрнуто вверх дном, значит, чего-то искали. А чего? Деньги? Всё ли осталось на местах? У Николая было такое ощущение, что в доме чего-то не хватает. Он раза два или три был у Геронта и запомнил интерьер дома. Раньше в нём светилась жизнь, а теперь веет пустотой, словно у него сердце вырвали.
— Чего же не хватает? — Он обвёл глазами пустые углы. — Икон, вот чего нет в доме.
— А где иконы, тёть Вер? — спросил Николай хуторянку, когда она вернулась с листком бумаги, на котором был записан адрес дочери Геронта.
— А что их нету? — спросила она и повела глазами в угол.
Божница была пуста.
Тётка Вера перекрестилась, взглянула на Воронина:
— И вправду нет. А я, старая, и не заметила.
— У него несколько икон было, — сказал Николай. — Я хорошо помню. Он у меня всё допытывался: вот ты художник, так скажи мне, старинные это иконы или нет? Я тогда сказал ему, что две иконы середины восемнадцатого века и представляют художественную ценность. Остальные написаны в конце прошлого века и больших достоинств не имеют. Но продать можно, особенно горе любителям, которые не смыслят в этом деле. Он тогда ответил, ценные или не ценные, продавать их не собирается, а подарить может.
— Значит, это воры были?..
— Конечно, воры. Кто же ещё. Видишь всё разбросано, раскидано. Искали что-то, кроме икон.
— А что искать у стариков, Николай! Пенсию и ту, крохи какие-то, не получаем вовремя. Нищие мы!
— Они знали, что искать.
— Они его и убили, Николай?
— Они, конечно. Кто же ещё. Милиция разберётся.
— На, возьми адресок, — протянула Николаю бумажку тётка Вера, — отбей телеграмму… Как же мы хоронить его будем, Николай? — запричитала старуха. — Нас только двое. Надо ведь могилу выкопать, панихиду заказать или священника позвать… храм теперь действует.
— Не бери в голову, — ответил Николай, пряча бумагу с адресом в карман, а сам подумал: «Действительно, как хоронить? Гроб надо делать, то, сё, разные ритуалы совершать…»
Он вздохнул и сошёл со ступенек.
— Не забудь телеграмму отбить, — крикнула ему с крылечка вдогонку тётка Вера. — Дочка-то недалеко, в Сузёмах живёт.
— Не сомневайся, не забуду, — ответил Воронин, садясь в машину и заводя мотор.
Тётка Вера перекрестилась и ушла в свой дом, задвинув на двери засов.
Глава шестая
Следствие
Воронин ехал в город, раздумывая по дороге, что много сейчас развелось людей, готовых разжиться за чужой счёт. И грабят, и убивают… Ну что можно было у Геронта взять? В доме ничего стоящего не было. Деньги гробовые, что каждый старик копит на смерть, чтобы по-человечески похоронили, или вообще на чёрный день, обесценились, а после деноминации и совсем превратились в копейки, на которые купишь разве только коробок спичек. Пенсию, кто заработал в совхозе, платят нерегулярно, с задержками, да её разве может хватить на жизнь? Странно то, что обошли дом тётки Веры. У неё достатка было больше, чем у соседа. Не было аудио-видеоаппаратуры, но, как знал Николай, был старинный сервиз работы фарфорового завода Попова, очень ценимый сейчас, была серебряная посуда, особенно были изящны ложки и подстаканники и разные поставцы, тяжелые бокалы, было несколько самоваров прошлого века, разных форм и заводов, и иконы письма школ старинных, новгородских, не в пример тех, что были у Геронта. Случайно, наверное, забрели к Геронту. Позарились, что у него дом с виду лучше и просторней, чем у тётки Веры, побогаче, понадеялись, что в нём и добра больше…
