Люси Кларк - Навстречу мечте
В тусклом свете луны верхушки волн отсвечивали серебристым. Помолчав еще немного, Лана спросила:
– Можно поинтересоваться, что ты там пишешь?
Задумавшись, Жозеф ответил:
– Стихи.
– Стихи о том, что видишь, или о том, что чувствуешь?
Теперь он внимательно посмотрел на Лану.
– Хороший вопрос.
Жозеф достал из кармана шорт баночку табака и сигаретную бумагу. Проворными движениями длинных пальцев ровно завернул табак.
– Я пишу о том, что чувствую. – Лана кивнула. – А тебя я иногда вижу с блокнотом. Рисуешь?
– Да. В основном делаю наброски. Тут столько всего хочется нарисовать.
Жозеф закурил и медленно затянулся.
– Значит, тебе нравится на яхте?
– Еще как. Нам повезло.
– В путешествии по морю чувствуется свобода, да? – Жозеф затянулся и протянул ей самокрутку. Хотя после университета Лана бросила курить, порой она не отказывалась.
– Спасибо. – Она сделала затяжку, в голову приятно ударил никотин.
– Кого бросила дома? – спросил Жозеф.
Возвращая самокрутку, Лана ответила:
– Только отца.
Лана представила его: сидит в своем кресле с газетой, разгадывает кроссворд, на нем потертые зеленые брюки и мятая рубашка. Удивительно: подумав о том, как одинока и однообразна жизнь отца, она почувствовала жалость. Его хоть кто-нибудь навещает?
– А ты?
Жозеф засмеялся, но в его смехе Лана уловила странные, грустные нотки.
– У меня никого нет.
– А родные?
– Никого.
– Совсем никого?
Он резко покачал головой.
– Мама и папа умерли. Год назад.
– Ох, прости. Могу я спросить, что случилось?
В лунном свете было заметно, как Жозеф помрачнел.
– Они погибли в пожаре.
– Мне жаль, – искренне посочувствовала Лана. Денни ведь рассказывал, что они подобрали Жозефа на безлюдном филиппинском пляже, где он спал под открытым небом. Он, наверное, с ума сходил от горя. – Поэтому ты и уехал из Франции? И приехал сюда?
Жозеф медленно кивнул, не отрывая взгляд от моря.
– У меня были кое-какие сбережения, так что я мог отправиться куда угодно. Иногда лучше уехать, правда?
– Правда, – согласилась Лана.
Она отправилась спать в полночь: разделась до белья, но на верхней койке все равно изнывала от духоты, кожа была липкой от солнцезащитного крема и соли. Вот бы между койкой и потолком было побольше места, чтобы сесть и выпрямиться. Иллюминатор открывался всего на пару сантиметров, свежий воздух почти не проникал внутрь. По ложбинке на груди скатилась капля пота.
Тихий плеск волн о борт яхты никак не мог успокоить мысли, они все возвращались к отцу. С тех пор, как Лана оказалась на «Лазурной», жизнь стала такой насыщенной, что она часами не думала о нем, хотя ночью часто перебирала в голове детские воспоминания, пытаясь найти трещины, сквозь которые виднелась ложь.
Лана просунула руку сквозь узкую щель иллюминатора – не прохладнее ли снаружи? Нет. Она вздохнула.
Китти с нижней койки прошептала:
– Не спишь?
– По-моему, у меня внутри все плавится, – ответила Лана.
– Ты хотя бы не обгорела. – На вершине утеса Китти утверждала, что кожа у нее уже достаточно темная и ей не нужен крем от солнца.
Лана перевернулась на живот и свесила голову вниз. Китти поднялась на локтях. Лана присмотрелась и разглядела в темноте очертания подруги.
– Кит, помнишь, как я ужасно хотела в Грецию?
– Конечно. Целый семестр брала с собой на обед только хлебные лепешки с сыром фета и оливками.
До переезда в Англию мать Ланы жила в Афинах, на окраине города. О ней у Ланы сохранились лишь обрывки воспоминаний, вроде наполнявшего кухню запаха жареных баклажанов и оливкового масла и угловатых черт лица, на фоне которых особо выделялись пухлые губы.
– Папа все говорил, что мы не можем позволить себе поездку или что он не может взять отпуск. – Лана покачала головой. – Очередная ложь. Я вспоминаю все эти мелочи, сотни деталей, которые оказались полной брехней. Все мое чертово детство – сплошной обман!
– Не говори так. – Китти выпрямилась, насколько позволяло расстояние между койками. – Твой отец тебя любит. Да, он облажался, но у него были на то причины. Он пытался тебя защитить.
Лане хотелось, чтобы Китти разделила ее гнев. Раны еще не затянулись, боль была слишком сильна, чтобы позволить Китти смотреть на произошедшее с точки зрения отца Ланы. Вздохнув, она сказала:
– Пойду, что ли, поплаваю.
– Сейчас?
– Да.
Лана слезла с койки; та прогнулась и скрипнула. Сняла купальник с крючка на двери – еще не высох.
– Ты правда пойдешь плавать?
– Буду держаться поближе к яхте.
– Там же темно.
– Ночью так обычно и бывает.
Когда Лана уже направилась к выходу из каюты, Китти спросила:
– Все в порядке?
– Да. Извини, просто слишком жарко.
– Ладно… Только будь осторожнее, хорошо?
– Конечно, – ответила Лана.
Выйдя в коридор, она вспомнила то странное скользкое прикосновение, которое почувствовала тогда, плавая ночью, и на мгновение засомневалась.
Лана пробиралась по проходу к камбузу, где по-прежнему стоял запах мяса, которое они готовили на ужин. Из какой-то каюты доносился храп, гудел холодильник.
На палубе было чуть прохладнее, но куда лучше, чем в тесноте каюты. Лана направилась к корме и вдруг кого-то спугнула.
– Черт! – вскрикнул Денни, стоявший спиной к ней. – Ты всегда так подкрадываешься к людям, когда те писают?
– Извини, – рассмеялась Лана, прикрывая рот рукой.
– Если хочешь воспользоваться ванной под открытым небом, то тут очередь.
– Я лучше воспользуюсь подводной ванной.
– Хочешь поплавать?
– Надо освежиться, – кивнула Лана.
– Составить тебе компанию?
Лана пожала плечами.
– Если догонишь.
Они прыгнули в воду с носа яхты, и прохладное ночное море окутало их тела. Лана плыла впереди, отдаляясь от судна и тени острова в сторону серебристой тропинки луны.
Плыли молча, слышно было только, как руки пронзают воду, как оба отталкиваются ногами, как дышат.
Луна была нарастающей, почти полной. Один бывший парень научил Лану определять, растущая ли луна: правая сторона должна быть круглой и объемной, а левая – более плоской, отчего луна напоминает букву «D». Когда она убывает, то стороны меняются местами.
Через несколько минут Лана замедлила ход, Денни подплыл ближе. Яхта безмятежно покачивалась на волнах вдалеке, луна освещала ее корпус и высокие мачты. Остальные спали, свернувшись на койках, под мерный плеск волн.
– Как Жозеф-то прыгнул! – Лана хотела избавиться от преследующих ее мыслей об отце и поговорить о чем-нибудь приятном.
