Иосиф Гольман - Счастье бывает разным
— Говорил, — односложно ответил Чистов.
— О чем, если не секрет?
— Секрет. — Он вовсе не хотел грубить, просто не очень понимал, как объяснить своей, пусть и бывшей, жене суть басаргинского предложения.
— Ну, как хочешь, — пожала плечами Катя. Ее почему-то задел этот запоздалый бунт на корабле: раньше-то сложно было представить, чтобы муж так ей ответил.
Но тут же улыбнулась: Володя, увидев, что она доедает вкуснейший сандвич, вскочил сделать ей следующий.
Иван точно не разбежится, она-то помнит. Он, в отличие от Чистова, привык заниматься завоеванием мира, а не его обустройством.
— Может, все-таки останешься тут? — спросил Чистов. — Я бы к маме переехал, мне все равно теперь придется к ней часто ездить.
Сказал — и пожалел о второй части фразы.
Получилось жалковато и как-то с укором: мама, мол, очень переживает, придется чаще ездить. Надо было ограничиться первым предложением.
Однако Катерина вроде таких тонких подтекстов не заметила.
Просто сказала — нет.
И опять — дело не в тонком благородстве и уж точно не в квадратных метрах. Дело — в детях. Майка может вернуться на каникулы. Вадька приедет в отпуск. Неправильно будет, если они застанут в отчем доме чужого дядю.
Так что решение окончательное и бесповоротное.
А еще Чистову почему-то ужасно хотелось узнать: они с Басаргиным уже успели или еще нет?
Ревность, конечно, имела место в этом желании знать. И она была бы почти невыносимой, не произойди на прошлой неделе некоего эпизода в вечернем офисе. Как ни странно, собственный финт слегка умерил ужас осознания того, что его Катей физически будет обладать этот верзила.
Но еще больше волновало другое: если уже — то надо попытаться смириться и жить дальше, а если еще нет — то остается надежда на чудо.
Но не спросишь же Катю — вы уже или еще нет?
Он вынул из тостера поджаренный хлеб, положил на него аккуратно нарезанный сыр и ветчину из индейки. Сверху — две тонкие дольки свежего огурчика, один кружок, тоже тонкий, помидора и пару листиков зелени. Сандвичи поставил на жостовский подносик, а уже его — два произведения прикладного искусства на третьем — подвинул к Кате.
Та улыбнулась и взяла бутерброд.
— Тогда уж еще и кофе добавки, — попросила она.
Не вопрос.
Через минуту алюминиевая капсула честно отдала свою бразильскую душу московскому кипятку — Чистов и домой приобрел это скорострельное кофесозидательное чудо. Да еще такого яркого лимонного цвета, что даже в хмурое московское утро хотелось улыбнуться.
Катенька, улыбаясь, ела.
Ему было приятно, что труд отмечен. Но мысль о том, что, возможно, это последний их домашний завтрак, отравляла радость момента.
Катерине, похоже, тоже.
Она перестала улыбаться.
«Мы в ответе за тех, кого приручили», — вспомнила Воскобойникова старую истину. Бедный Чистов! Да и окружающие от их развода будут в шоке, не говоря уже про детей. Верх нелогичности. И почему только любовь так редко совпадает с логикой?
— Все переживем, Володь, — сказала она, прикоснувшись рукой к его лежавшей на столе ладони.
— Наверное, — вздохнул он. — Куда ж нам деваться?
— Вот именно. Как на работе-то дела?
— Ничего, идут потихоньку. Твой знакомый очередной заказ на ежедневники сделал. Выгодный.
— Очень хорошо.
Екатерина Степановна у государства денег никогда не тырила, воспитание не позволяло. Но ее положение так или иначе приводило к тому, что дополнительные деньги в семье появлялись.
Тот же знакомый, о котором шла речь, — директор довольно крупной нефтяной компании, Хаджоев. По большому счету ему без разницы, где заказывать ежедневники. Да директор никогда их лично и не заказывал — не тот уровень.
Однако, узнав, что муж Воскобойниковой занимается этим мелким бизнесом, дал указание своим хозяйственникам брать продукцию у него.
Пустяк, мелкие деньги и уж точно не взятка — даже цена была вполне рыночной. Но отношения подобные жесты точно не портят. А доброжелательное деловое внимание со стороны чиновницы такого ранга уже немалого стоит.
— А что тут особо хорошего? — вдруг спросил Чистов. И спросил как-то необычно: как будто сам себя, а не сидевшую рядом пока еще жену.
— Не поняла, Володь. — Она действительно не поняла его мысли.
— Я про то, что без тебя этот заказ вряд ли бы мне достался, — объяснил он.
— Ну и что? Во-первых, я Хаджоева об этом не просила. И ничего ему за это в зубах не принесла. Во-вторых, ты с ним по реальным ценам работаешь. По нереальным его сотрудники работать бы не стали. Ну и некое «в-третьих» тоже присутствует.
— Что — в-третьих? — не понял Чистов.
— Если б ты двадцать лет не прикрывал мой тыл, я вряд ли была бы сейчас интересна Хаджоеву, — спокойно ответила она.
— Ну, сейчас ты же сможешь обходиться без этого, — грустно произнес Чистов.
— Не знаю, — также грустно ответила Катерина. — Не пробовала.
Они встали.
Владимир Сергеевич привычно взялся убирать посуду.
Катерина взглянула на часы, сжала губы и… тоже стала помогать убирать со стола. Даже протерла его влажной тряпкой, чего на памяти Владимира не делала никогда — постоянно спешила изменять мир.
— Ты и в самом деле готовишься к новой жизни, — усмехнулся он.
— Володя, старая жизнь мне тоже очень нравилась, — мягко сказала она. И добавила: — Благодаря тебе.
— Спасибо, — тихо сказал Чистов.
— Не грусти ты так. — Она просто не могла смотреть в его глаза. Они стали какими-то по-собачьему печальными. — Лучше посмотри на себя в зеркало. Меня целый коллектив обслуживает, чтобы я нормально выглядела. Массируют, мажут. Даже режут. А ты сам по себе красавчик. Аж завидно!
— Ты бы меня и без массажа устраивала, — вздохнул Владимир.
— А знаешь, — постаралась не заметить скрытых предложений Катя, — может, все и к лучшему. Может, я твои способности зажимала, а ты сейчас их раскроешь. Ведь может такое быть?
— Может, — неожиданно ответил пока еще муж. — Я подумываю о смене жизни.
— Только без резких движений, ладно? — попросила Катя. — Чтобы не получилось, что одно потерял, а другое не получил.
— Я человек осторожный, — улыбнулся Владимир. — Семь раз отмерю.
— Да уж, пожалуйста, — улыбнулась в ответ жена.
— А уж потом отрежу, — неожиданно закончил он фразу, которую она посчитала уже законченной.
Посуда вся была убрана и вручную вымыта — Чистов не доверял тонкостенные кофейные чашки посудомоечной машине.
