Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя
Мы с Джулией вымыли посуду, а папа с мамой сели к телевизору смотреть гламурную новую телевикторину «Пробел-пробел» с ведущим Терри Воганом. Участники должны были отгадать пропущенное слово в предложении, и если они отгадывали то же слово, что и жюри, состоящее из всяких знаменитостей, им давали дурацкие призы, типа вешалки для кружек с развешанными на ней кружками.
Я пошел к себе наверх и начал делать домашнее задание по истории — миссис Коском задала нам про феодальную систему. Но тут меня затянуло стихотворение про мальчика, который катается на коньках по замерзшему озеру и очень хочет знать, каково быть мертвым — и он убеждает себя, что с ним разговаривает другой мальчик, когда-то утонувший в этом озере. Я отпечатал стихотворение на своей ручной пишущей машинке «Силвер Рид Илан 20». Мне очень нравится, что на ней нет цифры 1, так что приходится использовать букву «I».
Если у нас в доме случится пожар, я первым делом кинусь спасать свою пишущую машинку. Раньше это были бы дедушкины часы, но я их разбил — в чудовищном кошмаре в запертом доме в страшном сне.
Вдруг я обнаружил, что мой радиоприемник-будильник показывает 21:15. У меня осталось меньше 12 часов. По окну барабанил дождь. Ритмы метрогнома слышны в дожде и в стихах, и в человеческом дыхании, а не только в тиканье часов.
Наверху послышались шаги Джулии, пересекли ее комнату и стали спускаться по лестнице. Джулия открыла дверь гостиной и спросила у родителей разрешения позвонить Кейт Элфрик — что-то насчет домашнего задания по экономике. Наш телефон расположен в коридоре первого этажа, чтобы им было неудобно пользоваться, поэтому, если прокрасться на площадку и занять стратегическую позицию, все прекрасно слышно.
— Да, да, я получила твою валентинку, и она очень милая, но ты же знаешь, зачем я звоню! Ты сдал?
Пауза.
— Ну скажи уже, Эван! Ты сдал?
Пауза. (Кто такой Эван?!)
— Здорово! Отлично! Потрясно! Если бы ты не сдал, я бы, конечно, тебя бросила. Зачем мне бойфренд, который не умеет водить?
(Бойфренд?! Бросила?!) Сдавленный смех, пауза.
— Не может быть! Не верю!
Пауза.
Джулия застонала в нос, как она делает, когда ее одолевает мегазависть.
— Боже, ну почему у меня нету непристойно богатого дядюшки, который бы дарил мне спортивные машины?! Давай ты мне подаришь одну из своих? Ну же, у тебя их и так больше, чем нужно…
Пауза.
— А то! Давай в субботу? А, ты же учишься утром, я забыла…
Учится по утрам в субботу? Похоже, этот Эван ходит в школу «Вустерский собор». Значит, он из мажоров.
— …тогда в кафе Расселла и Доррелла. В час тридцать. Кейт меня привезет.
Хитрый смешок Джулии.
— Нет, его я точно не собираюсь приводить. Тварь по субботам прячется в склизких норах или крадучись лазит на деревья.
Открылась дверь гостиной, и коридор заполнили звуки девятичасовых новостей. Джулия тут же переключилась на голос, которым она говорит с Кейт.
— Да-да, Кейт, я поняла, но до меня все равно не доходит, как решать девятую задачу. Я лучше посмотрю перед контрольной, как ты решала. Хорошо… хорошо. Спасибо. До завтра. Спокойной ночи.
— Разобрались? — крикнул папа из кухни.
— Да, вполне, — ответила Джулия, застегивая пенал на молнию.
* * *Джулия просто виртуозно умеет врать и юлить. Она подала документы на юридический, и ей уже предложили несколько мест в разных университетах. (Юрист-юлист… Как я этого раньше не замечал?) При мысли о том, что какой-то мальчишка будет лапать мою сестру, меня натурально тошнит, но вообще Джулия нравится многим шестиклассникам. Наверняка этот Эван — из тех самоуверенных парней, которые пользуются одеколоном «Блю Стратос» и носят туфли с острыми загнутыми носами и прическу, как у Ника Хейворда из группы «Haircut-100». Я уверен, что Эван разговаривает хорошо закругленными предложениями, которые следуют одно за другим безупречной цепочкой. Как мой двоюродный брат Хьюго. Хорошо говорить — то же самое, что командовать.
Одному богу известно, какую работу смогу делать я. Адвокатом мне не быть, это точно. В суде не позапинаешься. В классе — тоже. Если я стану учителем, ученики меня просто распнут. На свете очень мало работ, которые не требуют разговоров. Профессиональным поэтом я стать не могу — как сказала однажды мисс Липпетс, стихи не продаются. Можно пойти в монахи, но сидеть в церкви еще скучнее, чем созерцать по телевизору таблицу для настройки. Когда мы были поменьше, мама таскала нас в воскресную школу при церкви Св. Гавриила, и каждое воскресное утро превращалось в пытку скукой. Даже маме наскучило через несколько месяцев. Может, смотрителем маяка? Но все эти шторма, закаты и сэндвичи с сырной пастой… в конце концов начнешь страдать от одиночества. Впрочем, мне все равно надо привыкать к одиночеству. Какая девчонка станет гулять с парнем, который запинается? Или хотя бы танцевать с ним? Пока я выдавлю из себя «ппппппозвольте вас пппппригласить», кончится последняя песня на дискотеке. А если я начну запинаться на собственной свадьбе и не смогу даже сказать «да»?
— Ты сейчас подслушивал?
Джулия прислонилась к дверному косяку.
— Что?
— Ты прекрасно знаешь что. Ты подслушивал сейчас, когда я говорила по телефону?
— Когда это? — ответил я слишком быстро и слишком невинным голосом.
— Вообще-то, — сестра пронзила меня таким взглядом, что у меня задымилось лицо, — все, чего я от тебя прошу — это чтобы ты не лез в мои дела. По-моему, это не слишком много. Если бы у тебя были друзья и ты разговаривал с ними по телефону, я бы не стала подслушивать. Те, кто подслушивает чужие разговоры, — это не люди, а черви.
— Я не подслушивал! — вышло очень пискляво.
— А почему тогда три минуты назад твоя дверь была закрыта, а сейчас — открыта?
— Я н… — (Висельник перехватил «не знаю», так что мне пришлось, как полному калеке, оборвать предложение и начать новое.) — А тебе-то что? У меня в комнате было душно. Я ходил в туалет. Дверь открылась из-за сквозняка.
На этот раз Висельник разрешил мне сказать «сквозняк».
— Из-за сквозняка? Да, у нас на площадке просто ураган дует. Я едва на ногах стою.
— Я тебя не подслушивал!
Джулия промолчала ровно столько, чтобы дать мне понять: она знает, что я вру.
— А кто разрешил тебе брать «Abbey Road»?
Ее пластинка лежала рядом с моим паршивеньким проигрывателем.
— Ты же ее все равно не крутишь.
— Врешь, а даже если бы и не врал, это не значило бы, что она теперь твоя. Ты вот не носишь дедушкины часы. Это же не значит, что они теперь мои?
