Лев Сокольников - Две столицы
Хирург делала нужную работу и разговаривала с объектом о какой-то ерунде:
— Как тебя звать-то?
— Маша… — тихим голосом отвечала оперируемая.
Секунд двадцать проходит и новый вопрос:
— Где живёшь? — Маша медленным, каким-то сонным голосом, рассказывала о своей деревеньке…
— Скальпель… — жена подала скальпель…
….и не теряя времени, одним безостановочным движением, хирург располосовала по линии челюсти кожу оперируемой от уха до уха!
Из под разреза появилась кровь… Ассистентка взяла тампон и в месте, где максимально истекала кровь, промокала её и бросала тампон в посудину под операционным столом. Хирург отслаивала разрезанную на подбородке кожу, цепляла её зажимами и отводила в сторону…
Смотри, смотри! Запоминай! Каждый из вас может лечь на операционный стол! Просился на операцию в качестве наблюдателя? Просился, была такая фантазия в голове твоей! Теперь нечего "рыло в сторону воротить" и давить "рвотные рефлексы"! Ожидал, что это не более, чем просмотр комедийного фильма на тему о медицине!? Нет, дорогой, это повседневность хирургов-онкологов! "РАБОТА"! — а хирург продолжала манипуляции уже в глубине под челюстью оперируемой женщины… Стоял у неё за спиной и думал одном:
— "Не мешаю работать"!? — похоже, что не мешал…
… но вот она что-то достала из кровавого "поля", положила в посудину и сказала ассистентке:
— Шейте… — и отошла от стола, снимая на ходу перчатки…
Ушёл и я. Напрасно! Жалею: нужно было посмотреть, как ассистентка-ординатор "восстанавливала разрушенное войной хозяйство".
Были потом вопросы к жене:
— Всё ничего, не тронула меня "работа" хирурга… В смысле — не испугала. Ощущение, будто сам бы смог сделать такую операцию. Дело за малым: знать анатомию и владеть способностью рассекать кожные покровы… Но скажи, жена: почему под конец операции меня "мутить" стало?
— От запаха человеческой крови. От этого запаха и старых хирургов мутит. Вот почему после долгих операций они измотанными выходят из операционной…
… и с такими познаниями через пять, или три, месяцев, однажды, ближе к ночи, у меня начался второй приступ. Различные и множественные химикаты, что немедленно скормила супруга, ничего не давали. Рвота отвратительной зеленью выворачивала наизнанку. Довольно-таки быстро прикатила "скорая", доктор только глянула на мою зелёную рожу и сказала:
— В Первую городскую.
Что я думал на тот момент? Ничего. Не к месту в мозгах шли слова из оперетты:
"Плыви мой чёлн,
по воле волн,
куда влечёт теб-я-а-а судь-б-а-а-а"…
В медицинское учреждение сопровождала дочь. На тот весёлый вечер она оставалась ночевать у нас. В приёмном покое долго не держали и отвезли в палату, где и уложили на койку. Через совсем короткое время сестричка что-то быстренько вколола в "седалище", но дело с "драгоценностями" в желчном пузыре так повернулось, что введённый препарат мало чего дал: периодически накатывала боль в подреберье, но терпимая. Под утро всё же уснул.
На утро лечение продолжилось: меня стали готовить к операции. В медицине такие крайне легкомысленно относящиеся к своему здоровью граждане, вроде меня, называются "срочными" То есть такие, кто идёт "под нож" без лишней проверки:
"сердце — отличное, препараты для наркоза переносит нормально, ни на какой из них аллергической реакции нет. Показания к срочной операции положительные".
Было помещение, где предложили для успешного проведения операции вычистить собственные кишки от ненужного содержимого. Никому из персонала не позволил совершить над собой столь унижающую мужчину процедуру: как можно допустить, чтобы кто-то и что-то вставлял тебе в зад! Мы всегда не любили упомянутых действий, но их нам учиняли с завидным постоянством наши "отцы-командиры". И всегда — "для нашей пользы".
Но и очистительная клизма не имеет никакого отношения к моей первой поездки в Ленинград.
А тогда во что-то приодели и повели в операционную. Сестричка предлагала до операционного блока прокатиться на каталке, но я отверг такой способ доставки:
— За кого вы меня принимаете? Сколько идти до операционного бокса? Тридцать метров? На каталку взгромождаться дольше и больнее — на том и остановились.
В операционной с помощью сестры уложился на операционный стол в стандартной позиции: на спину. Вроде бы удобно. Главное в операции — это не сама операция и всё, что в ней бывает, главное — это удобно уложиться для операции. Быть довольным от удобного лежания на а операционном столе — это половину успеха!
… без промедления получил порцию лекарства в руку, и доктор завела какую-то неинтересную беседу:
— Вы когда на пенсию вышли? — какое это имеет отношение к камням в моём желчном пузыре? Какая связь может быть между временем начала моего "пенсионерства" и "холицистоэктомией"?
Побывавшие под скальпелем хирурга при общем наркозе помнят, как анестезиологи просят оперируемых вести счёт голосом. Оперируемый в такие минуты — обычный индикатор: говорит — наркоз не достиг цели, ещё не работает, замолчал —
— Начали!
Оперируемые пенсионеры, если они в прошлой, до общего наркоза, жизни "вели трезвый образ", засыпали, как правило, на счёте "пять", а пьющие держались дольше. Делать операцию собиралась женщина, и мысленно я назвал её "хирургиня". Всё верно! Если бывают хирурги", то почему бы не быть и "хирургиням"?
Сколько длились такие разговоры с числами, и на каком счёте провалился в наркотический сон — не помню. Если трудно уловить момент ухода в обычный сон, а что говорить о наркотическом, медикаментозном сне на операционном столе? Тайна за многими печатями.
А вот способ вывода из наркоза не изменился до сего дня: похлопыванием по щеке анестезиолог предлагает прооперированному вернуться в реальность, коя всегда бывает весьма болезненная. Если больной замычал и открыл глаза — это хорошо, если обложил матом "будильник" — ещё лучше!
Если больной был до операции много пьющим и у него начался алкогольный психоз — совсем хорошо:
— Чего привязалась!? — опроса хирургов по такому вопросу не проводил и заявить, что такой вопрос кому-то из них посчастливилось услышать — не могу.
После того, как тебя вывели из "операционного", наркотического сна, разрешается спать обычным, стандартным сном сколь угодно. Мне было угодно спать двадцать часов, и если бы не моя ёмкость в нижней части тела, коя от своей полноты была у меня почти у самого горла, то я бы проспал ещё часов десять.
Потом был обход. Рассматривать "хирургиню" на операционном столе — это одни впечатления, а когда она приходит проверить результат операции — это совсем другие: высокая, стройная, не крашеная блондинка с правильными чертами лица. Лет сорок. Красивая? Не знаю. Пожалуй, что в её жизни были моменты, когда она "сваливалась" в красоту. Талант хирурга не позволяет таким женщинам всегда быть красивыми.
— Как самочувствие? — врачи всем задают такие вопросы. Это "индикатор": если больной приступает к нытью — излечение будет долгим и нудным, если больной отвечает:
— Ничего — с таким хлопот будет меньше. Или вообще не будет.
— Как температура? — вопрос был адресован палатной сестре, а сама рукой в перчатке края шва слегка сдавливает. Гноя ждёт. Ха! Милая профессионалка:
— Доктор, работа вами выполнена на высоком уровне, чисто и прекрасно всё было сделано! Не проверяйте, нагноения у меня не будет — доктор удивлённо посмотрела на больного и спросила
— Откуда вам знать?
— Да знаю. Нет, не так: я не "знаю" и знать не могу, нет у меня медицинского образования. Просто я в себе это чувствую — милая хирургиня, она проделала тысячи операций по удалению камней желчного пузыря (вместе с пузырём), но такого нахального и самоуверенного пациента видит в первый раз! Приятно сознавать, что хотя бы в таком сомнительном "соревновании" я — первый!
Основная опасность для оперированных больных — в неподвижности. В страхе "рассыпаться". Если лежать бревно-бревном, то можно долежаться до неприятности в виде воспаления лёгких от застоя крови. Это главный враг всех "резаных" граждан и он бывает опаснее заболевания, из-за которого "резанули". Если тётя Судьба ударила вас ножом хирурга по жопе, или ещё по какому-то месту и обездвижила вас — пытайтесь хотя бы как-то шевелиться. Ругайтесь матом, признавайтесь в любви медицинскому персоналу без учёта положения каждой подвергшейся вашему любовному нападению "единице" — но шевелитесь! Не торопитесь в "четвёртое измерение", помните, что неподвижны только мумии! А над вами да пребудет вечное желание шевелиться!
На третий день боль от лёгкого кашля прекратилась. Да и сам кашель исчез. Ха! Не так всё и плохо! Даже прекрасно!
С соседней койки выписался такой же оперированный, как и я. Пожелал всем остающимся скорейшего выздоровления, идеально очистил тумбочку потому, что есть примета: "если что-то оставить в больнице — обязательно в неё ещё попадёшь", откланялся и ушёл. Без промедления койку перестелили чистым бельём, и на неё взгромоздился молодой и суетливый мужик лет за тридцать. Трусивший и оттого много говоривший:
