Марлена Штрерувиц - Соблазны
В субботу с утра пораньше девочки залезли к Хелене в постель. С вечера Хелене не спалось. Она сидела у телефона. Долго. До позднего вечера. Больше не звонила. Туда. В Милан. Потом она поставила телефон рядом с кроватью. Легла с краешку. Лежа на боку, смотрела на телефон. Он зазвонил ближе к полуночи. Хелена переждала три сигнала. Чтобы никто не подумал, что она ждет звонка. Была уверена, что звонит Хенрик. Услышав голос Грегора, тут же подумала, что Хенрику теперь не дозвониться. Да? — спросила она. Да. Пусть Грегор приходит. Он же всегда приходит. В субботу с утра. Да. Она уже спала. Да. Иногда она ложится рано. Хелена повесила трубку. Она изо всех сил старалась сократить разговор. А получилось долго. Грегор заметил, как хочется ей от него отделаться. Хелена была уверена, что именно в этот момент Хенрик и пытался дозвониться. И теперь больше не позвонит. Она глядела в темноту. Ждала сна. Попыталась убедить себя, что другим людям приходится куда горше. Они всегда одни. Одиноки. Им не хватает самого насущного. Ничего не помогало. Проснулась она усталой. Девочки забрались к ней под одеяло. Пообещали вести себя смирно. Смеялись. Хихикали. Потом угомонились. Копошились потихоньку. Катарина взяла книгу и пересела на другой конец кровати. Сунула ноги под одеяло. Щекотала Хелене пятки. Потом настал покой. Катарина читала. Барбара уснула. Хелена дремала. Не услышала, как вошел Грегор. Он неожиданно появился в спальной. Он принес булочек. Размахивал пакетом с ними. Он хочет завтракать. Он голодный. Хелена медленно села. Барбара спряталась с головой под одеяло. Катарина сосала палец. Хелене было нехорошо, голова тяжелая. Не поехать ли лучше в кафе? В "Гаагу" на Верингерштрассе. Там вкусные пирожки. Зачем же он покупал булочки? — решил выяснить Грегор. Уже почти десять. Можно и встать наконец. Хелена сидела, откинувшись на подушки. Барбара к ней прижималась. Хелена сказала: "Почему бы тебе не приготовить нам завтрак? Мы тем временем оденемся. А ты встретишь нас у накрытого стола. А тут и мы". Грегор стоял посреди комнаты. Он не за тем приехал. Если бы ему захотелось приготовить себе завтрак, он бы так и сделал. Он хочет позавтракать с ними. А не готовить завтрак. Хелена была уже почти готова встать. И отправиться на кухню. Но тут прилезла Катарина. Уселась к ней на колени. Забралась под одеяло. Хотела, чтобы ее обняли. Сосала палец. "Ах. Грегор. Ты же видишь, как мы не выспались". Грегор скучливо спросил, приготовит ли она наконец завтрак. "Нет", — отвечала Хелена. Она хочет еще полежать. А потом пойти в кафе. И он может пойти с ними. Так веселее. А с булочками они уж справятся. Когда-нибудь. И вообще. С ним собиралась поговорить его мать. Пусть он к ней зайдет. Собирается ли она готовить завтрак? Грегор говорил с Хеленой так, словно она — сестра своих дочек. "Нет", — сказала Хелена. Грегор стоял у кровати. Глядел на нее сверху вниз. Барбара выбралась из-под одеяла. Совсем сонная, прижалась к Хелене. Волосы в разные стороны. Щеки разрумянились. Грегор задал тот же вопрос. Он зло смотрел на Хелену. Подошел вплотную к кровати. Хелена прижала к себе девочек. Крепко обняла. "Последний раз: ты приготовишь завтрак?" Грегор нагнулся. Над кроватью. Хелена отпустила плечики дочерей. Отодвинула Катарину. Наклонилась вперед. В ночной рубашке она чувствовала свою полную беззащитность. Она промолвила: "Нет!" и ждала удара. Грегор стоял, наклонившись над ней и детьми. Неподвижно. Напряженно. Глаза — как щелки. "Ах ты гадина!" — прошипел он. Хелена взглянула на него. Лицо Грегора налилось кровью. Он швырнул булочки на пол и вышел, громко топая. Хватил входной дверью так, что стекла зазвенели. Хелена с девочками сидели тихо. Потом засмеялись. Сперва с опаской. Потом — во все горло. Разметавшись по постели. Корчились от хохота. Долго не могли успокоиться. Хохотали и хохотали. Хелена поехала с детьми в кафе "Ландтман". Заказала все, чего только они ни пожелали. Пирожные. Соки. Шоколад. Потом они поехали в Шенбрунн смотреть бабочек в Мотыльковой оранжерее. Навестили новорожденного бегемотика. И слоненка. Они пошли к "Доммайеру". Ели сосиски. Пили лимонад. Домой вернулись к пяти. Хелена обнаружила записку от свекрови. Звонил некий герр Хайнрих. Перезвонит. И пусть Хелена переключает телефон, уходя из дому, пожалуйста. Хелену все это не интересовало. Она отключила телефон. Смотрела с девочками телевизор. Уложила их спать. Пошла в гостиную. Включила телевизор. Громко. Хелене не хотелось ничего больше знать. Никого не видеть. Ни с кем не говорить. Хотелось быть одной. Дочери ничего не сказали. Об утреннем происшествии. Хелена запретила себе повторять эту фразу. Чтобы не разреветься. Эту фразу: ты теперь тоже знаешь! Отлично. Это многие знают. Многие выносят. Ей не следует так волноваться. Ведь он никогда не бил ее по-настоящему. Ее отец был куда несдержаннее. Но. Он бы никогда не назвал ее гадиной.
В воскресенье Хелене с девочками пришлось обедать у бабушки. Дети не хотели шницелей по-венски. Мать Грегора разучилась вкусно стряпать. В один прекрасный день то, что она готовила, нельзя было больше есть. Сама она, казалось, не замечает, сколь несъедобны ее блюда. Девочки сидели над подгоревшими снаружи и сырыми внутри шницелями. Мясо неугрызаемое. Пахнет невкусно. В конце концов Хелена спрятала мясо в салфетку. Девочки пересмеивались. Бабушка бегала из комнаты в кухню. Салфетку с мясом Хелена держала под столом. Чувствовала, как та намокает. Она хотела украдкой унести мясо к себе. И выбросить. На сладкое бабушка купила мороженого. Окончился обед вполне мирно. Хелена отвела дочерей домой. Положила салфетку в кухне и вернулась к бабушке. Но та не хотела, чтобы ей помогали. Хелене вновь не удалось заговорить о еде. Пожилая дама сновала вокруг нее. Без конца повторяя, как ей все это утомительно. Чересчур. Для человека в ее возрасте это действительно чересчур. Хелене очень хотелось сказать, что они больше не станут приходить обедать. И что старухе следует признать: она — старая. И вести себя соответственно. Получалось так, что Хелена с детьми напросились на обед. Хелена раздумывала, не следует ли пойти к себе. Взять мясо. И сунуть его старухе под нос. Потом Хелена ушла и выбросила мясо. Налила себе виски и села в гостиной. Ей нужна собственная квартира. Так жить нельзя. Старуха невыносима. Хелена чувствовала, как поднимается в ней ярость. Эта фраза, будто старуха и так делает для Хелены все. И для девочек. Эта фраза. Этот попрек. Хотелось разораться. Она сидела в гостиной. Она выпила еще виски. Она поняла, как происходят убийства. В такую минуту готовой ударить руке должен только подвернуться нож. И конец. Хелена налила себе виски в третий раз. Ударит ли это по Грегору. Если она его мать… Грегор скажет, он давно это знал. Предчувствовал. Предсказывал. А поскольку он это всегда знал, то ничему не удивляется. И ничто его не задевает. Хелене полегчало. Она выпила еще виски. Не забрать ли бутылку с собой на диван? Да ну ее. Легла на диван. И представляла себе, как бы могло случиться. Она напьется. И пойдет к Грегору в институт. И расскажет всем, каков он на самом деле. Как он изменяет ей. С институтской секретаршей. Что не дает денег. Что она не знает, где он живет. Что он ее ударил. Хотел ударить. И что он говорил обо всех в институте. Все должны знать, что за свинья Грегор. Хелену разбудила Барбара. Бабушка спрашивает, что с телефоном. Хелена встала. С минуту ничего не соображала. Не узнавала даже собственную гостиную. Включила телефон. Бабушке надо просто переключить аппарат. Она не обязана быть постоянно на связи. "Бабушка сказала, запрещается выдергивать вилку из розетки!" Это Барбара произнесла укоризненно. Подражая бабушке. Хелена накричала на дочку. Оставьте ее в покое! В покое! Одну. Здесь. Раз в жизни. Дайте ей подумать. Потому что ей тоже иногда надо подумать. Зазвонил телефон. Хелена сняла трубку. Резко сказала: "Да. Слушаю". — "Хелена. Это ты?" Хенрик. Он уже уезжает. Где она была? Мог бы и раньше позвонить, бросила Хелена. Тогда можно было бы договориться о чем-нибудь. Своевременно. Он ведь знает, как это все. У нее. Разболелась голова. В висках стучало. Мигрень разливалась от затылка. Не могла бы она хоть на вокзал прийти, спросил Хенрик. Его поезд — в 19.30. Он хочет ее видеть. Он любит ее. Хелена согласилась. Ей хотелось поскорей закончить разговор. Сесть. Она пришла в замешательство. Дрожала. Все отвратительно. Она сварила кофе. Бросила в него три таблетки аспирина. Налила лимонного сока. Выпила. Дрожа. В глазах темнело. Девочки укрылись в детской. Катарина хотела прижаться к ней. Хелена оттолкнула ее и сказала: "Можешь сказать спасибо своему отцу. За все это". Знала, что не должна так говорить. И не хотела. Не имела права. Но выговорила с особым наслаждением. Девочка убежала. Хелена положила на глаза смоченную холодной водой вату. Позвала Катарину. Сказала, что не надо сегодня обращать на нее внимания. Она сегодня… Ну… Она не знает. Ей очень жалко. Сейчас она ненадолго уедет. А потом они чем-нибудь займутся все вместе. Пусть она придумает — чем. Хелена сняла вату. Дочки не было. Хелена отправилась в ванную. Глаза опухли. При помощи туши и теней Хелена пыталась справиться с краснотой. Она не помнила, чтобы плакала. Но похоже, что плакала. Хелена долго смотрелась в зеркало. Копалась. Пришлось ехать быстро, чтобы не совсем опоздать. Она ехала по Гюртелю. Быстро. Обгоняла всех, кого могла. Втискивалась в любой интервал. Меняла ряды. Водитель темного "мерседеса" просигналил ей. Впереди сидела его белокурая жена. Позади двое маленьких детей. Хелена показала ему средний палец. Перед светофором обе машины остановились рядом. Женщина на переднем сиденье возмущенно посмотрела на Хелену. Потом отвернулась. Гневалась на Хелену. Муж взглянул на Хелену. Сказал что-то жене. Хелена улыбнулась ему. Провела языком по губам. Многообещающе. Мужчина отвернулся, покачав головой. Хелена рассмеялась. Подрезала "мерседес". Мужчине пришлось резко притормозить. Хелена послала ему воздушный поцелуй.
