Григорий Свирский - Ряженые. Сказание о вождях
По счастью, ни у зелотов, ни у римлян не было звериного опыта советских лагерей. Не было Инструкции МГБ, обязывавшей прокалывать у вахты мертвецов штыком. Могла, конечно, проколоть Бен Заккая копьем и личная злоба, ее уняли, уговорили: личная злоба — не государственная инструкция, которая карает нарушителя смертью…
В душе Юры Аксельрода точно огонек зажегся, когда он узнал об удивительной «событийной случайности» своей истории, сохранившей еврейскую веру…
«Господи всезнающий, милосердный, — Юра покачивал головой в молитвенном поклоне. — Ты дал свершиться «случайности», и мы не ушли от веры отцов… Умиротворился было, успокоился, да, хочешь-не хочешь, рвется в традиционные формулы современность: — Нынешние римляне, ты знаешь это, Господи, гораздо искушеннее в грехе: они не вокруг нас, они внутри нас: ныне вся казенная говорильня сконцентрирована вовсе не на спасительном для наших детей пути Бен Заккая, а на последних защитниках Иерусалима, окруженных римлянами на горе Масада. Перерезали герои Масады друг друга, но не сдались… В чем тут высокая мудрость, Господи? Да ведь прежде, чем убить себя, все эти непримиримые «сикарии» и зелоты вначале умертвили тысячи ни в чем неповинных евреев, пытали огнем и железом состоятельных, чтобы узнать, где спрятано их богатство…
Господи всесильный, всевидящий! В это трудно поверить, — Израиль атомного века, кажется, избирает путь Масады. Арафат не отдает нам Хеврона, где ныне на четыреста упертых евреев сто пятьдесят тысяч арабов — поставим у города сторожевую вышку — Кирьят Арба с воинственными бородами… Никаких компромиссов! Умрем, но не отступим!
Господи всесильный! Перед нами — бездна… Наш век, кому ни видеть этого, как Тебе, сгорает под знаком самоубийц, взрывающих себя на рынках и автовокзалах, в толчее невинных. Им и мои малютки не препона для «подвига»… Двадцать первый век приближает к нам уж не солдат-самоубийц… целые страны-самоубийцы… Кто знает, кто раньше других зайдется в истерике — «Аллах Акбар!» — Сирия, Иран или Ирак?.. А, может быть, Ливия с ее безумным правителем? Они покончат с нами — даже зная наперед, что Израиль разметет их в радиоактивную пыль… Россия исподволь ободряющая их, заодно с Израилем смахнет с земли и раздражающий ее, неуправляемый ислам, византийское православие Руси, ты видишь это, переходит к исполнению вековой мечты…
Так где же, Господи всевидящий, пролегают пути твоей новой сегодняшней… в атомный век… случайности?.. Ты неизменно оставлял ее для спасения нашего народа… Обостряется, может быть, как никогда ранее, хроническая еврейская болезнь «синат хинам». Все против всех… Что обострило болезнь? Вечная людская зависть? Проклятые «измы»? Для «правых»: земля всё, человек — мусор. На леваках «измы» вроде шор на похоронных клячах. Или партийные «измы» лишь фиговый листок? А в результате мои дети снова должны убивать невинных или пасть «смертью храбрых»… зелотов. Ради чего? Ради честолюбия смертяшкиных?.. Почему он, Юра Аксельрод, должен соглашаться с их своекорыстной нелепицей?! Безумием… в век нейтронной бомбы! Ради чего отброшены пути рабби Бен Заккая, о которых вопиют мудрецы? Ради чего восторжествовал прОклятый Торой путь к самоуничтожению народа?!
Господи, всесильный, всемилостивый, вразуми!»
… Примерно это он и пытался рассказывать на другое утро Марийке. Марийка ждала мужа до полуночи, едва заговорил, прервала его объяснения:
— Какое ты имел право ехать в Хеврон. Оставил бы трое сирот… Да и что тебе там? Там вонь, жарища… Какие еще сомнения? Авраам Авину по Торе общался с Богом непосредственно. Бог прямо ему сказал: «Эту землю я тебе дарю…»
— Вот и охрана так говорит, — заметил Юра с усмешкой.
Марийка уловила иронию, присела рядом с мужем. Притихла. Выслушала его внимательно и… заплакала.
— Мы тут друг у друга на головах. Ахава всхлипнет ночью, Игорька подымает, отделять его некуда, а ты, как всегда, умничаешь… — Вытерла слезы, добавила: — Нет у нас денег на дом в Израиле. И не будет. Единственная надежда — построиться за зеленой чертой, у черта на куличках. Где-либо между Иерусалимом и арабской Рамаллой… У тебя до конца олимовских льгот в Израиле сколько осталось? Кончатся льготы, ни к какому банку не подойдешь. Ни дня не теряй! Ищи, как хлеба ищут.
В расписании у гида Аксельрода были «окна». Трое суток мотался по поселениям, — поглядеть что и как? Вернулся желтый, измученный. Марийка слушала его, поджав губы.
— Говорили, что ты «тюремная косточка», — вдруг вырвалось у нее. — А ты, прости меня… Ты — амеба! Ты — баба! — И снова в рев: — У Осеньки ножки рахитичные. Ахаве воздуху не хватает. Вырастут, скажут отцу большое спасибо. Вызвал нас…
…У раввина «Бешеного Янки», видно, обострилась нужда в компьютерщиках. Услышав о семейных неурядицах Юрия Аксельрода, вызвал его, сообщил о новых возможностях и, заодно, дал совет покончить с домашним неустройством, перебраться в поселение. Под Рамаллой пустуют два готовых дома. Выбирай! Да побыстрее, а то займут.
Юрины чуть раскосые «сармато-иудейские глаза», как окрестила их Марийка, радости не выразили, и рав спросил с некоторым удивлением: — Мистер Аксельрод, это правда, вы почему-то стали принципиальным противником поселений?
— Рав Бенджамин, и до сионизма здесь жил народ…
— Вы имеете ввиду арабов? Но гораздо ранее здесь жили евреи.
— Рав, я родился в Москве. У нас была там своя квартира. Мы умчались сюда, не сумев её продать. Если б мы вернулись в Россию, что ж нам отстреливать вселившихся в наше бывшее жилье?.. Как можно с людьми так?..
Раввин усмехнулся.
— Личные аналогии, увы, не всегда уместны…
— Естественно. Ваши американцы тоже… индейцев загоняли в резервации. Но сейчас другой век, он видел Освенцим… «Избранность» не означает безнаказанности. Сионизм опоздал на полтора столетия. Мои дети должны стать заложниками безумной политики?!.
Рав Бенджамин, разве этого не понимали и раньше? Философ Ханна Арендт, бежавшая от Гитлера, писала когда еще… кажется, в 1944, что Израиль, если его удастся создать, будет непрекращающимся кровавым кошмаром… Вняли умному человеку? Вняли Бен Гуриону, который обращался с Торой, как с туалетной бумагой.
Раввин взглянул на Юру пристально, не без тревоги.
— Вашим детям безусловно нужен дом. Если вы не хотите жить в поселении… может быть, вам лучше всего снять большую квартиру под Иерусалимом? Или уехать? В Штаты, Канаду, куда угодно… Еврейский закон позволяет покинуть землю Израиля, если прожить с семьей здесь невозможно… — Продолжил без обычной улыбки приязни, суховато: — Я не хочу принимать за вас решение, мистер Аксельрод. Свою собственную жизнь вы должны выбрать сами. К сожалению, ваша будущая ставка в ешиве не может быть серьезно увеличена. В Москву, как «шалеяха» — лектора, воспитателя, вас тоже не пошлешь: надолго отрываться от большой и неустроенной семьи трудновато. Какова ваша ставка в туристском агентстве?.. И до сих пор не увеличили?.. Кстати, почему вы по-прежнему Юрий? Юрий чисто русское имя. В бытность мою в московии, у великого Бенциона Грандэ, не раз слышал от него, мудреца из мудрецов: самое древнее и, в то же время, самое современное русское разочарование «Вот тебе, бабУшка, и Юрьев день». Вы — Георгий, то есть Джордж. У вас имя английских королей. Для вашего агентства это прозвучит лучше… Ну, так каково ваше решение? Вы — израильский гид или пойдете работать ко мне?.. Подумаете? Но недолго, хорошо? До конца месяца…
Глава 4
«Последнее прости…»
На службу ехать почему-то не хотелось. Почти год работал в туристском агентстве с энтузиазмом, а вот уже с месяц тащит себя за воротник. И вовсе не потому, что появилось заманчивое предложение. И до него поглядывал на свое рабочее расписание с досадой. В чем дело, черт побери?
На следующей неделе группа попалась большая и смешанная. Интеллигентные по виду евреи-французы — врачи, инженеры, известный адвокат, добродушный и подслеповатый, в роговых очках с толстыми линзами. Единственный француз в кипе. Правда, белой. Не ортодокс… Французские евреи, как водится, оказались куда большими патриотами Израиля, чем сами израильтяне. А уж воинственными!..
В Бет-Лехеме в группе началась почти истерика.
— Осло или тысяча раз Осло Рабина-Переса. Отсюда евреи уйти не могут! Здесь могила Рахили… — тоном категорического утверждения сказал адвокат в кипе. — Месье Джордж, на вас черная кипа ортодокса, неужели вы можете подходить к этому иначе?
— Месье, — вполголоса и вполне дружелюбно ответил гид Джордж, — вы считаете возможным за святые могилы уложить в могилу всех еще живых?.. «Чужая кровь водица» — так хотелось завершить фразу этим русским присловьем, но промолчал.
Среди не евреев выделялись несколько туристов-католиков с крестиками на шее, широкий, плечистый, точно профессиональный борец в прошлом, аббат лет сорока пяти. Вначале он катил в автобусе на заднем сиденье, молчком, впервые вышел в своем облачении, с красной лентой католического священника поперек животика, когда направлялись к Стене Плача. Задержался там, все заждались. Потом и к ужину стал появляться со своей лентой.
