Махмуд Теймур - Карьера доктора Фануса
— Слушаюсь, господин судья, сейчас, сейчас… Поверьте, я плачу не для того, чтобы разжалобить вас. Нет, клянусь Аллахом… Извините, ваша милость, не могу не плакать, когда вспоминаю покойную…
Врачи, господин судья, да простит их Аллах, решили, что необходима операция, мы перевезли ее в больницу благотворительного общества в Аль-Агузе[17] и поместили в палату первого класса. Клянусь вашей жизнью, господин судья, у меня даже в мыслях не было положить Ратибу во второй, а тем более в третий класс, хотя она и просила меня: «Положи меня в палату второго класса, не бросай зря деньги, Фахми: ты и так уже достаточно истратил…» Но я занял еще денег — только пусть лежит в первом. Разве она хуже, чем жена господина Мунира, начальника конторы, хотя та, конечно, добрая госпожа и хорошая женщина… Я все еще должен компании пятьдесят фунтов.
Каждое утро я шел в больницу, был рядом с Ратибой и видел, как жизнь постепенно уходит от нее. Время от времени она открывала глаза и говорила мне: «Уходи, Фахми, тебе надо на работу». Но я каждый раз отвечал ей: «Сейчас главное — твое здоровье. Скорее поправляйся, и тогда все встанет на свое место».
Однако я был вынужден вернуться на работу. Конечно, из-за денег, господин судья. Из-за денег, на которые я пытался купить здоровье Ратибы. Надо было все время платить за лечение, за содержание в больнице, и я швырял деньги, как азартный игрок, который делает все новые и новые ставки. Только моей ставкой были не деньги, а жизнь жены.
…С утра я отправлялся в контору компании, садился в грузовик и мчался в Бени Сувейф[18]. Нигде не задерживаясь, поскорее возвращался обратно и бежал в больницу. Удалось договориться с господином Махмудом, фельдшером, и он позволил мне ночевать на скамейке возле Ратибы. От дальних поездок я отказался и дальше Бени Сувейфа не ездил. Но несмотря на то что я не находил себе места от беспокойства и нервы мои были напряжены до предела, я не совершил за это время ни одного нарушения правил движения и ни разу ни на минуту не опоздал к назначенному сроку. Для всех я по-прежнему был уста Фахми.
Так продолжалось до того черного дня, господин судья, когда я был обвинен в краже автобуса. Я украл автобус!! Да разве это возможно!..
Вот как было дело. Рано утром я вышел из больницы и направился в контору компании. Едва я там появился, как мне позвонил по телефону фельдшер Махмуд и сказал, чтобы я немедленно вернулся в больницу: состояние Ратибы ухудшилось, она хочет меня видеть.
Не спрашивая ни у кого разрешения, я выскочил из конторы и понесся по улице Аль-Азхар. Я бежал не переводя дыхания, бежал как безумный. У меня все было рассчитано, я ведь всегда умел это делать: дорога до площади Аль-Атаба аль-Хадра у меня займет не больше десяти минут, а там сяду на автобус номер шесть — на площади он делает круг и отправляется каждые десять минут. Но на площади автобуса не было.
Прошу вас, господин судья, представьте, что я почувствовал в эту минуту.
Известно, что на кольце всегда стоит автобус. Один приходит, другой отходит с интервалом в десять минут. Так по крайней мере пишут в газетах. Но конечная остановка была гола, как плешь. Ни одной машины. «Терпение, Фахми!» — сказал я себе и присоединился к большой толпе, ожидавшей автобуса…
— Почему не взял такси? Я уже говорил вам, господин судья, что стал похож на азартного игрока, который бережет каждый миллим, чтобы поставить его на кон. Ведь я играл на жизнь жены. Правда, была и другая причина: накануне я отдал в уплату больничных счетов все, что заработал да еще смог взять в долг.
Прошло десять минут. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу и тяжело вздыхая, готовый броситься бежать в больницу, не дожидаясь автобуса. Может быть, мне удастся добежать туда скорее, чем он придет… Но я говорил себе: «Терпи, уста Фахми». И я терпел.
Минуло еще десять минут, и наконец автобус прибыл. Из него вышли приехавшие пассажиры, и в одно мгновение он снова наполнился. Мне не удалось войти внутрь, я уцепился за поручни, примостившись одной ногой на ступеньке первой площадки. Шофер тем временем, оставив мотор заведенным, куда-то скрылся. Прошло минут пять, а его все не было.
Но вот показался кондуктор. «Почему мы не едем?» — спросил я его. Он презрительно посмотрел на меня и, бросив: «Потерпи, дорогой», снова ушел. Тогда я закричал: «Где же водитель?» Кто-то из пассажиров ответил: «Пьет чай». «Что же он бросил всех?! — возмутился я. — Да накажет его Аллах!» «Веди себя как следует», — крикнул мне кондуктор, который опять откуда-то появился. «Попридержи язык! Что мы, не такие же люди, как все?!» «Если вы люди, то где же ваша совесть?!»
Вместо ответа кондуктор толкнул меня. Поднялся шум, крик. Пассажиры были на моей стороне. Я с ужасом подумал, что сейчас начнется свалка, а этого я не хотел. Мне очень нужно было, господин судья, поскорее попасть к Ратибе. Тогда я повернулся к кондуктору и сказал: «Твоя правда, господин, извини меня. Я сожалею… Дело в том, что у меня жена в больнице…» «Так это же тебе не машина скорой помощи!» — ответил тот, жестикулируя, и отошел от меня. Я еле сдерживался, так велико было мое отчаяние.
Наконец Великий Диктатор напился чаю и явил нам свое лицо. Пассажиры потеснились, давая дорогу Его Превосходительству бесстрашному водителю. Он занял свое место за баранкой и принялся командовать: «Ну-ка, приятель, отойди немного назад! И ты, дорогой, подвинься!.. Не толпитесь вокруг меня!..»
Я терпел, стоя одной ногой на ступеньке.
И вот автобус тронулся. Минут через двадцать я буду на месте. Но не успели мы сделать и полкруга по площади, как водитель затормозил перед табачной лавочкой, оттеснил стоявших рядом с ним пассажиров и, вытянув шею, закричал: «Дай мне пять сигарет „Бельмонт“!..»
А я все терпел, хотя знал, что Ратибе плохо. Потом, увидев, что шофер получил свои сигареты, я сказал ему: «Ради твоей любимой, поднажми немного, уста!» Он принялся орать на меня так, как будто я его оскорбил: «Ты хочешь, чтобы я давил людей, да?! Если случится несчастье, кто будет отвечать — ты или я?!» Скрывая свой гнев, я спокойно ответил: «Я тоже шофер, уста. Меня зовут Фахми; вожу грузовик…» «Ха, сравнил, я-то ведь не бочки везу, а живых людей»… А наш автобус между тем продолжал стоять возле табачной лавочки. Я замолчал, лишь бы он скорее ехал. Наконец мы тронулись.
Внезапно водитель увидел впереди другой автобус и попытался обогнать его. Но, заметив это, шофер первой машины принял вызов и прибавил скорость. Началась гонка. Я обрадовался, хотя при каждом толчке рисковал сорваться, с трудом удерживаясь на подножке.
И вдруг наш водитель снова затормозил: в автобусе, который шел нам навстречу, он увидел своего друга — шофера. Тот тоже остановился, и обе машины перегородили всю улицу. Водитель высунулся из окошка и стал кричать: «С добрым утром, Махмуд!.. Не забудь, мы сегодня идем к учителю Хамису!.. Скажи, ты зайдешь за Хосанейном?.. Или мне зайти за ним?.. Ты же знаешь, если никто за ним не зайдет, мы его так и не увидим…» — и все в таком же духе, без конца, господин судья!
А я все продолжал болтаться на подножке… Ратибе плохо, быть может, она умирает… Неужели она умрет!.. О горе!.. Что будет с моими детьми… как я буду жить без нее?..
Автобус двинулся дальше. Прошло уже четверть часа, а мы и полпути не проехали. А я-то рассчитывал добраться за двадцать минут… Мысли мои все время возвращались к больной жене. Я заставлял себя думать только о ней и пытался не замечать шофера, чтобы от возмущения не потерять над собой власть и не совершить преступления…
Еще через пятнадцать минут, еле-еле дотащившись до Булака, автобус опять остановился, хотя никто не думал ни входить, ни выходить. Оказалось, мы подъехали к какой-то лавчонке, где торговали вареными бобами и прочей снедью. Наш доблестный водитель растолкал пассажиров, безропотно наблюдавших за ним, вылез из автобуса и направился к торговцу за бутербродами.
Я смотрел ему в спину и готов был убить его. Если бы людей судили не за совершенные поступки, а только за намерение их совершить, то вы бы, ваша милость, сейчас рассматривали дело об убийстве. Я действительно в тот момент хотел его прикончить.
И вот тут я протиснулся сквозь толпу пассажиров к его кабине, сел за руль и повел автобус сам, а шофер остался стоять перед лавкой.
Все в автобусе начали аплодировать. О да, господин судья, свидетели уже показали, что пассажиры аплодировали мне. «Браво, уста Фахми!.. Да поможет тебе Аллах!..» Не понимаю, откуда они узнали мое имя. Кондуктор хотел было помешать мне, но его не пустили, и он соскочил на ходу, чтобы сообщить в полицию. А пассажиры радовались, смеялись и благословляли меня.
Мы ехали без остановок: автобус был набит до отказа. Но когда кому-то понадобилось выходить, я, конечно, остановил машину, добросовестно выполняя взятую на себя миссию. Мне и в голову не приходило, что я украл автобус. Нет, мне казалось, само государство и общество обязало меня сесть за руль. Это ведь общество поручило водителю, который остался доедать свой бутерброд с бобами, доставить пассажиров к месту назначения. А если он оказался неспособным честно выполнить порученное ему дело, то долг каждого гражданина заменить его. Это как на войне: когда какой-нибудь солдат не справляется с поставленной перед ним задачей, другой солдат должен занять его место, не дожидаясь приказа. Разве это не правильно?! А следствие выдвигает против меня обвинение в воровстве. Где же логика?..
