Махмуд Теймур - Карьера доктора Фануса
Вместе с хозяйкой жил взрослый сын, которому та отдавала всю свою любовь и нежность. У этой доброй госпожи девушка нашла покой — то, чего была лишена с детства.
Она не выглядела теперь худышкой, порозовела, налилась и расцвела. Стройная, густые черные волосы до плеч. Хозяйка не могла нарадоваться, глядя на нее. И девушка служила ей, не жалея сил. Старалась она угодить и молодому господину: убирала его комнату, чистила одежду, готовила любимые кушанья.
Между тем юноша был покорен ее красотой и женственностью. Постепенно он отказался от встреч с друзьями и все чаще засиживался дома, заманивая ее под разными предлогами к себе в комнату. Он всячески добивался ее расположения и то и дело отпускал комплименты.
Сначала девушка принимала все это как благодарность за ее преданность дому. Когда же он открыл свои истинные намерения, она чуть не сгорела от стыда. Но он твердо решил добиться своего. Да и что могло помешать ему!
И вот как-то он отослал мать из дома и попытался соблазнить девушку. И впервые в жизни услышал «нет». И от кого? От какой-то жалкой служанки! Он был уязвлен. В нем вдруг заговорила кровь предков. Но девушка твердо решила защищать свою честь.
Она пошла на хитрость: давала ему обещания, а потом ускользала и опять подавала надежду. И вскоре превратила этого надменного парня в безвольного ребенка. Она боялась, что ее снова вышвырнут из дома, если парень добьется своего. А ведь он ни разу не заговорил о женитьбе…
Что же делать? Быть может, обратиться к хозяйке, старой и доброй женщине? Ведь только она может защитить ее от позора.
И как-то утром, беседуя с госпожой наедине, она попросила хозяйку повлиять на своего избалованного сынка.
Но та вдруг разразилась страшным криком. Обвинила девушку в распутстве, в черной неблагодарности и коварстве. Она, мол, хочет соблазнить ее мальчика и женить на себе — безродной нищей, а ведь он сын паши!..
Сын попытался было вступиться за девушку, но мать стояла на своем: пусть эта неблагодарная тварь немедленно покинет их дом…
Девушка нашла пристанище в хижине Умм Сейид, прачки. Она и не подозревала, что этот дом был настоящим вертепом. Прачка была гостеприимна и ласкова. Она познакомила несчастную с одним сластолюбцем, выдав его за собственного сына. И лишь утром, встав обесчещенной, девушка все поняла.
Она вышла из этого осиного гнезда разбитая и обессиленная. Что ей оставалось? Она не могла больше жить…
И вот впервые забыта вражда между Булаком и Эмбабой[10] впервые сошлись вместе на похоронах отчим и мачеха, дабы очистить семью от греха и позора.
Ихсан Абд аль-Куддус
Украли автобус
Перевод К. Юнусова
— Господин судья! Все эти разговоры ни к чему. Суд напрасно теряет время. Какой смысл выслушивать свидетелей, если я сам во всем признался. Ведь они не могут сообщить больше, чем рассказал я. Что пользы от таких формальностей? Я все еще в тюрьме, это уже пятое заседание, а дело не продвинулось ни на шаг…
— Господин судья! Я вовсе не намерен критиковать суд, да простит меня Аллах! Мне хочется только сэкономить ваше время. Прошу вас, господин судья, целую ваши руки, ради вашего отца, дайте мне возможность сказать. Ведь это я — обвиняемый, мне идти в тюрьму, моя семья разрушится и мои дети осиротеют. А с господином адвокатом, который меня защищает, ничего не случится. Более того, он еще получит вознаграждение. Моя мать уже продала свое золотое ожерелье, а она им так дорожила! Продала, чтобы уплатить ему первый взнос…
— Нет, нет, я не хочу давать отвод господину адвокату, клянусь памятью покойного отца. Я ценю его советы. Только, ваша милость, мне все же следует выступить раньше адвоката. Ведь это я — обвиняемый, мне идти в тюрьму, моя семья разрушится и мои дети осиротеют!..
— Благодарю вас, господин судья, да продлит Аллах вашу жизнь! Можете быть уверены, я постараюсь быть кратким.
— Господин судья, ну разве это мыслимо — украсть автобус, да еще битком набитый пассажирами?! Неужели я похож на сумасшедшего? Если ваша милость подозревает, что я больной, направьте меня к врачу. Но спросите моих товарищей по работе и друзей в кафе — они вам скажут: во всем районе Баб аш-Шаарея[11] нет лучшего игрока в коми[12]. Какой же я сумасшедший?
Нет, я в своем уме. И все-таки господин прокурор обвиняет меня в том, что я украл автобус с пассажирами, причем доказывает это с таким жаром, что, можно подумать, между нами давняя кровная вражда. Господин прокурор! Быть может, я вас чем-нибудь рассердил или, не дай бог, отказал вам в услуге? Напомните мне, господин прокурор, если я забыл…
— Простите, господин судья! Простите меня, да сохранит вас Аллах! Я ничем не хотел обидеть его превосходительство. Но я первый раз в жизни стою перед судом и не знаю, как нужно говорить. Клянусь жизнью ваших детей, господин судья, окажите милость, не гневайтесь!.. Я только хотел сказать, что, когда господин прокурор выдвинул против меня обвинение в краже автобуса, он не спросил ни себя, ни меня, зачем мне красть этот автобус. Что я с ним буду делать после того, как украду?..
— Господин прокурор говорит, что я украл автобус, чтобы разобрать его на части и продать в Викалят аль-Балах[13]. Ладно, пусть это будет так. А пассажиры? Пассажиры, господин судья?! Куда же их девать? Тоже продать в Викалят аль-Балах?! Можно сойти с ума! Я не был сумасшедшим, но я, наверняка, им стану, когда выйду отсюда, если вы не будете справедливы ко мне.
— Господин судья, мне незачем было красть автобус с пассажирами! Такое обвинение бессмысленно. Я же нормальный человек!
Позвольте, однако, рассказать вам все, как было. Я плохо разбираюсь в законах, но знаю — на свете есть справедливость, чувствую это сердцем. Она — в ваших устах. Здесь я спокоен за справедливость…
— Хорошо, господин судья, буду краток. Пять лет назад я женился на Ратибе…
— Прошу, господин судья, прошу вас, целую ваши туфли, не лишайте меня слова! Сделайте это для меня! Я не отвлекаюсь: все произошло из-за Ратибы, она причиной всему. Да простит ее Аллах… Ратиба, господин судья, росла сиротой. Она жила со своей теткой в доме напротив нас в квартале Дарвиш у Баб аш-Шаарея. Она намного моложе меня. Между нами пятнадцать лет разницы. Но я полюбил ее, полюбил, когда ей еще не исполнилось и девяти. Какая же она была красивая, господин судья! У нее такие светлые волосы. У нас в Баб аш-Шаарея светловолосые девушки — редкость! Тогда я и решил жениться на ней. Но еще до того, как стать ее мужем, я сделался для нее братом, даже больше — заменил ей отца! Каждый вечер, возвращаясь с работы, я приносил Ратибе и ее тетке то же самое, что и своей матери. Если нам покупал хлеба, столько же брал и им. Если нам покупал окка[14] фиников, окка фиников покупал и Ратибе. Часто я угощал ее белыми булочками. Моя мать любила Ратибу и с еще большим нетерпением, чем я, ждала того дня, когда женит меня на ней…
— Слушаюсь, господин судья… я буду краток… И вот Ратибе исполнилось шестнадцать. Аллах оказал мне милость, и я стал шофером в транспортной компании, ездил на грузовике из Каира в Саид. Контора эта находится на улице Аль-Азхар. Я женился. Ратиба перешла в наш дом, а с нею и ее тетушка. Мы зажили так счастливо, что об этом до сих пор рассказывают в Баб аш-Шаарея. Меня тогда многие обвиняли в расточительстве. Они ведь не знали, сколько бы я ни тратил, все это было ничто по сравнению с моим счастьем, счастьем любви, господин судья!
Ратиба родила сына Фатхаллу и дочь Захру. Молитвами моей матери Аллах давал мне силы, и я стал самым известным шофером на грузовых линиях. Меня все звали уста[15] Фахми. Я, действительно, заслуживал такого обращения: за все время работы не получил ни одного замечания — в этом легко убедиться, заглянув в мое дело, — и ни разу не опоздал к назначенному сроку. Говорили, что я — сама точность, аккуратнее меня нет человека. Срок, который я устанавливал, был как судьба. Начальник конторы приказывает, например, прибыть в аль-Минию[16] к такому-то времени. Но я отвечаю, что это невозможно. Он настаивает: «Уста Фахми, клиент хочет, чтобы груз доставили ему в три часа». И тогда я говорю ему: «Господин Мунир, груз прибудет к клиенту в 3 часа 30 минут». И слово мое, как закон, как судьба. Своей точностью я прославился среди заказчиков, и они обычно требовали, чтобы доставку их грузов поручали мне. Я зарабатывал по два фунта с каждого рейса, а потом даже, слава Аллаху, и по три, в месяц это составляло не меньше восьмидесяти фунтов.
Так мы жили, пока вдруг не заболела Ратиба. Она всегда была здоровой и сильной, а тут вот заболела. На все воля Аллаха. И покатилась моя жизнь под уклон. Господин судья, я ведь был ей не только мужем, но и братом, и отцом. У нее же никого не осталось, кроме меня. Тетка и моя мать слишком стары, чтобы ухаживать за ней. Пришлось мне стать сиделкой. Взял в конторе отпуск, целыми днями ухаживал за ней, потом попросил второй… Приводил самых известных докторов. За визит платил два фунта, а иногда — и четыре. Консилиум обошелся в десять фунтов. Сбережения таяли на глазах. Но разве в деньгах дело, когда речь идет о здоровье любимой…
