Франсеск Миральес - 2013. Конец времен
– Гарсиа? Довольно необычное для кота имя.
– Я назвала его так, потому что у нас когда-то был сосед с таким именем, и этот кот своей физиономией очень на него похож.
– Понятно, – сказал я, чтобы хоть что-нибудь сказать, а затем, поднявшись из-за стола, уплатил по счету.
Мы вышли из ресторана и увидели над собой покрытое мрачными тучами небо, грозившее еще одним ливнем. Эльза потянула меня за рукав в сторону железного моста через реку.
– Мы, по-моему, идем явно не к моему автомобилю, – сердито пробурчал я.
– Это тебе так только кажется. На самом деле все дороги здесь ведут в сторону той автостоянки. Ты, кстати, обратил внимание на то, как она называется?
– Нет.
– «Рим». Автостоянка «Рим». Забавно, правда?[5]
В ответ я пробурчал что-то нечленораздельное. В конце концов мы выбрели на улицу Бальестериа – ту самую улицу, на которой я завтракал с Альфредом Десместре. Когда я вдруг резко остановился, Эльза – видимо, поняв, что уже перегибает палку, – сказала мне ласковым голосом:
– Не сердись, но, прежде чем ты отсюда уедешь, мне хочется тебе кое-что показать. Это такая местная традиция.
Мы шли еще минут пять, пока не оказались на маленькой пустынной площади. Эльза показала на незатейливую колонну, вверх по которой «карабкалось» какое-то каменное животное.
– Это что за зверь? – спросил я, изнывая от желания уйти отсюда как можно быстрее.
– Львица, – весело ответила Эльза. – Ты что, не слышал местную поговорку? «Если хочешь в Хероне опять побывать, нужно львицу аж в задницу поцеловать».
Я ошеломленно уставился на скульптуру, не зная, что и делать. Эльза воскликнула:
– Ну же, давай! Чего ждешь?
Я вовсе не собирался еще когда-нибудь приезжать в Херону – город, в котором я провел полтора дня, занимаясь всякой ерундой. Но я понимал, что моя спутница от меня не отвяжется, пока я не совершу этот дурацкий ритуал.
– Сделай это ради меня, – сказала Эльза, еле сдерживая смех.
– Глупости какие-то, – пробурчал я, подходя к колонне и прикасаясь губами к каменному заду львицы.
Эльза громко зааплодировала и сказала:
– Ну, теперь я уверена, что ты сюда еще вернешься.
13
Целый час я пробивался сквозь сплошную дождевую завесу, прежде чем увидел далеко впереди причудливые очертания горы Монсеррат. При таком ливне она казалась еще более впечатляющим и уму непостижимым чудом природы: ее взмывающие вверх, словно ракеты, пики застали еще тот таинственный мир, который существовал на Земле задолго до появления человечества.
Сворачивая на второстепенную дорогу, ведущую к поселку, в котором я жил, я взглянул на часы на щитке приборов: стрелки показывали пятнадцать минут седьмого. Я еще успею принять горячую ванну, прежде чем отправиться в небольшой супермаркет, в котором отоваривались жители нашего – находящегося у подножия горного массива – поселка.
Прошлым вечером мне не удалось поговорить по телефону с Айной: она была на корпоративном ужине, – однако я оставил ей сообщение о том, что сегодняшний ужин приготовлю сам.
Уже составляя в уме его меню, я, медленно отпустив педаль газа, остановил автомобиль позади своего дома. Выйдя из машины, я поспешно юркнул под выступ крыши дома, чтобы спастись от потоков воды, падающих с неба уж слишком обильно для июня.
Чувствуя, что валюсь с ног от усталости, я вставил ключ в замок. Однако стоило мне открыть дверь, как я – еще даже не включив свет – почувствовал, что меня ждет неприятный сюрприз. Кроме обычной проблемы – еле заметного запаха окурков моей дочери, упорно пытавшейся втайне от меня курить, – я уловил внутренним чутьем, что в мое отсутствие тут произошло что-то нехорошее.
Включив свет, я понял, что предчувствие меня не обмануло. На полу виднелись осколки разбитого заварочного чайника и штук десять валяющихся как попало книг – как будто возле этажерки происходила драка, и книги попадали с полок. Панораму «поля боя» завершало большое мокрое пятно на стене – по-видимому, от расплеснутой заварки.
Чувствуя, как мое сердце тревожно заколотилось, я стал звать Ингрид и Айну. Однако мне никто не ответил. Тогда я, покрываясь холодным потом, помчался через три ступеньки вверх по лестнице и, распахнув дверь комнаты дочери, заглянул в нее. Там, к моему удивлению, царил образцовый порядок. Это, однако, меня ничуть не успокоило: я все еще не разобрался, что же произошло в моем доме.
Спустившись в гостиную, я увидел на столе листок бумаги, который поначалу не заметил. Это было адресованное мне письмо Айны.
Дорогой Лео!
Мне очень жаль, что приходится тебе это писать, поскольку я знаю, что ты – человек, преисполненный благих намерений, однако этого недостаточно для того, чтобы жить вместе с женщиной, и – тем более – для того, чтобы суметь воспитать свою дочь.
Ты растил Ингрид, всячески заботясь о ней, но ты не привил ей ничего из того, что необходимо для жизни в человеческом обществе, – ни трудолюбия, ни уважения к другим людям и к себе самой, ни благоразумия. Она переняла от тебя только все самое плохое и теперь совершает, и будет совершать, один безрассудный поступок за другим, пока это не закончится для нее плачевно.
Вчера у нас с ней возник конфликт, потому что ей вздумалось провести ночь не дома. Когда я попыталась ей в этом воспрепятствовать, она стала бросаться в меня чем попало, и я лишь чудом не получила никаких травм.
Лео, я не понимаю, почему я должна терпеть это дерьмо. Ингрид – не моя дочь. Кроме того, я не виновата в том, что ты такой безответственный. В критические моменты ты почему-то всегда находишься где-то далеко. Поэтому я оставляю навсегда этот дом и тебя вместе с ним. Надеюсь, что у вас все будет хорошо.
Прошу тебя не звонить мне и не искать. Мое решение – твердое. Я ухожу от тебя со спокойной совестью – я сделала все, что было в моих силах. Надеюсь, что ты когда-нибудь найдешь свое счастье. Я же безуспешно пыталась найти свое счастье в тебе и в Ингрид.
Целую тебя на прощанье,
АйнаПрочитав это письмо, я почувствовал, что мне не хватает воздуха и необходимо срочно открыть окна. Пейзаж, которым мне раньше так нравилось любоваться по вечерам, вдруг показался самым тоскливым на свете.
Несколько раз безрезультатно попытавшись связаться по мобильнику с Ингрид и – один раз – с обвинившей меня во всем Айной, я повалился на диван и долго лежал неподвижно, словно живой труп, я пребывал в состоянии шока: за какие-то сутки весь мой маленький мирок рухнул. Самое же худшее заключалось в том, что я не имел ни малейшего понятия, как же выбраться из пропасти, в которой оказался.
Когда перед моим мысленным взором замелькали, вызывая душевные страдания, эпизоды нашей совместной с Айной жизни, я вдруг вспомнил о книге Алана Вайсмана «Мир без нас», которую мне подарил профессор де ла Фуэнте. Поскольку речь в ней шла о катастрофах планетарного масштаба, которые якобы должны были произойти в 2013 году, я подумал, что, читая о всеобщих катаклизмах, я, возможно, хотя бы на время позабуду о своей жалкой и, в общем-то, никчемной жизни.
Я выпил бокал вина, вытащил из своей кожаной сумки эту книгу и, снова улегшись на диван, стал ее листать. Судя по аннотации, она представляла собой умозрительные рассуждения о том, что произойдет в тот день, когда последний человек исчезнет с лица Земли.
Раньше я полагал, что исчезновение человечества – это самое лучшее, что может произойти с нашей планетой, однако Вайсман придерживается совсем иного мнения: он считает, что самое худшее для Земли начнется тогда, когда мы исчезнем с этой планеты раз и навсегда.
Сразу за страницей с оглавлением я обнаружил вырезку из газеты, сложенную вчетверо. Это была краткая статья о данном произведении, которую профессор де ла Фуэнте, по-видимому, сохранил для того, чтобы в книжном магазине показать продавцу ее название и фамилию автора. Написал эту статью философ Рафаэль Аргульоль. Прежде чем окончательно решить, стоит ли мне углубляться в чтение этой – по-видимому, довольно жуткой по содержанию – книги, я внимательно прочитал статью, чтобы узнать, что же плохого будет в том, что человечество перестанет паразитировать на планете Земля:
По утверждению Вайсмана, без ухода людей за созданными ими объектами на планете начнется жуткий хаос. Например, через два дня после исчезновения человечества метрополитены городов будут затоплены из-за прекращения откачивания из них воды – по крайней мере, пророчит Вайсман, – это произойдет с метрополитеном в Нью-Йорке. Через семь дней начнутся проблемы в системах охлаждения атомных электростанций. Через год из-за этих проблем по всей планете станут происходить взрывы и пожары. Через три года начнут разрушаться автострады, мосты и другие элементы инфраструктуры. Через двадцать лет Панамский канал засорится и перестанет быть каналом. Самые прочные железные мосты развалятся не позднее чем через триста лет. Через пятьсот лет города уподобятся джунглям, по которым будут рыскать различные животные.
