Дидье Ковеларт - Евангелие от Джимми
— Что вы понимаете под «полезным государству»?
— Ваши адвокаты обсудят с моими рамки лицензии в зависимости от пожеланий вашего президента. Я знаю, что его сильно тревожит ослабление авторитета католической церкви во всем мире. Наверняка он будет счастлив предложить папе нового Мессию в обмен на небольшое послабление.
— Вы о чем?
— О разрешении на церковный брак с Антонио, он ведь разведен.
Клейборн удержался от улыбки. Цинизм этого утыканного трубками и проводами полутрупа странным образом успокаивал. С человеком, стоящим на краю могилы и готовым на все, лишь бы в последний раз настоять на своем, всегда можно найти общий язык.
— Надо ли говорить, — с нажимом произнес он, — что если ДНК вашего клона окажется не идентичной ДНК крови с Плащаницы…
— …то наши договоренности теряют силу, — закончил за него Сандерсен, натягивая одеяло до подбородка, — а вы имеете право на возмещение ущерба: такой пункт имеется в приложении к предварительному соглашению о передаче прав. Мои адвокаты ждут вас в гостиной.
Он откинулся на подушки и закрыл глаза, давая понять, что беседа окончена. Отец Доновей проводил посланцев Вашингтона до порога комнаты, где, как часовой на посту, стояла медсестра. Дверь бесшумно закрылась.
Утопая в подушках, Филип Сандерсен улыбался из-под трубки дыхательного аппарата. Теперь он не боялся смерти, твердо зная, что войдет в Историю. Неважно, в каком качестве, — величайшего в мире генетика или гениального мошенника, ухитрившегося за тридцать с небольшим лет продать двум американским президентам самого Иисуса Христа.
~~~
До чего же мне тяжко здесь бывать, с тех пор как уехала миссис Неспулос. Собираясь в дорогу, она обзвонила все технические службы и попросила привезти ей сметы работ по обслуживанию дома на три года вперед. Ее поверенный достал калькулятор и сообщил, что деньги будут нам перечисляться первого числа каждого месяца. Миссис Неспулос объяснила, что уезжает в Грецию делать операцию на сердце. Если здоровье ее улучшится, сказала она, ей хочется знать, что можно вернуться в любой момент, без предупреждения, и найти свой дом «в прежнем виде», будто уехала только вчера. Мы переглянулись, потом улыбнулись ей и закивали: нет проблем. Поверенный со смущенным видом перебирал бумаги. Три инфаркта, закупоренные артерии и желание упокоиться рядом с мужем в семейном склепе: все знали, что она не вернется, но готовы были ломать эту комедию.
Вот я и ломаю комедию уже восьмой месяц. Я остался один. Сторож с женой заперли дом и уехали во Флориду, кровельщик давно не появлялся, и черепица понемногу осыпается, маляра хватило на полтора метра металлических лесов, которые теперь ржавеют у фасада, сад зарос сорняками, в доме никто не убирает, а на теплицу упал дымоход. Единственное, что миссис Неспулос найдет в прежнем виде, если когда-нибудь вернется, — это бассейн. Я приезжаю два раза в неделю, прилежно и тупо проверяю температуру воды, уровень pH, электролиз и работу насоса. Я выполняю ее последнюю волю, иначе не могу, а на всех этих горе-работников глаза б мои не глядели, я им так и говорю, когда встречаю, но не я же буду за них делать их работу.
Каждый раз когда я открываю облупленные ворота и пробираюсь сквозь джунгли, в которых не различить уже ни клумб, ни аллей, противно щемит под ложечкой: никто здесь меня не ждет.
И вот сегодня, когда я сидел в будке, менял порванную обшивку кабеля подсветки — вороны, видно, постарались, — вдруг появилась женщина. Молодая женщина, высокая, загорелая, с осиной талией — прямо тебе картинка с рекламы средств для похудения; она шла к бассейну в белых стрингах, без лифчика, темные очки в копне черных волос, на плече клетчатое полотенце. Я хотел было выпрямиться, кашлянуть, дать о себе знать, показать отвертку, а то еще подумает, будто бродяга забрался, но тут она остановилась у бортика, перекрестилась, сдернула трусики и нырнула.
Я забился в угол будки. Потом сам не мог понять, почему спрятался, то ли из-за трусиков, то ли из-за крестного знамения. В общем, отчего-то я жутко оробел. Она плавала минут десять, то брассом, то кролем на спине, а я смотрел на нее в круглое окошечко, через которое, если плыть в маске, можно из-под воды любоваться разбитыми уровнем ниже клумбами бегоний, правда, в этом году садовник поленился их высадить. Я не знал, кто она — хиппушка из тех, что селятся в пустующих домах, подруга миссис Неспулос или родственница, — но меня заворожило ее тело, литые мускулы и механическая точность движений. Она и плыла так же, как шла к бассейну: прямо, решительно, ритмично. Ничего общего с Эммой, та была вся из аппетитных округлостей и ходила томно-неуверенной походкой близорукой дамочки на шпильках, покачиваясь из стороны в сторону и пересчитывая углы. В воде она только и умела, что лежать на спине да ласкаться. Впервые я смотрел на другую женщину, не тоскуя об Эмме, впервые она не застила мне глаза. Мне стало легко и в то же время грустно — неужели я поставил крест на прошлом? — и немного тревожно, потому что, несмотря на всю красоту ее ног, соблазнительно раздвигающихся в каждом гребке, в штанах даже не шевельнулось.
Потом она вылезла из бассейна, натянула трусики и ушла к дому. Я закончил с кабелем, проверил фильтр, прибавил бромистой дезинфекции и уехал через задние ворота.
По дороге в «Дарнелл-Пул» я заехал в закусочную Уолната. Дуг спросил, что мне подать.
— Двойной чизбургер.
— Лайт?
— Нет.
Он вздохнул и сказал, что пора бы мне с этим завязывать. А я что, я все делаю, как доктор прописал: он велел мне дождаться этих самых генетических результатов и только потом сесть на диету. Не по моей же вине диспансер взлетел на воздух через два дня после моего медосмотра. Я сам видел, по телевизору. Бомба лежала у стены приемной, метили-то наверняка в церковь ассомпционистов, что рядом: с тех пор как в храмах установили детекторы взрывчатки, соседство с ними становится все опаснее. Мэр вещал на всех каналах, что пора положить конец распрям между сектами, — и бац! — взлетела на воздух мэрия: видно, ассомпционистам выступление не понравилось. А может, ислам опять начал партизанский газават. Или мафия требует дань с духовного ведомства. В воскресенье на канале BNS пастор Ханли от имени мессианистов призвал овец прийти к нему, он, мол, приведет их в стадо Господне. Только все церкви талдычат одно и то же, так что никто и носа из хлева не высунул. Хорошо, что я ни во что не верю: по крайней мере, ни с кем не цапаюсь.
После Уолната я заметил сзади машину, она ехала за мной как пришитая. Уже не в первый раз. «Бьюик» на электрическом ходу, грязно-голубой, с тонированными стеклами. Для верности я поводил его немного по улицам Гринвича, попетлял между роскошными бутиками и дорогими ресторанами, которые занимают на паях крашеные деревянные домики. «Бьюик» на рожон не лез, держался на расстоянии, но я стреляный воробей: многие знают, что при мне ключи от богатых вилл, однажды я уже нарвался на грабителей, пришлось вздуть их хорошенько, а потом замучился, заполняя кучу бумаг.
На этот раз я сделал крюк через лес, свернул на Маллани-драйв и заехал на виллу шефа местной милиции. Спросил, хорошо ли у него работает регулятор хлора, и показал на «бьюик», который остановился на другой стороне шоссе. Через пять минут подкатила патрульная машина разбираться с этими типчиками — их оказалось двое. Шеф предложил мне выпить, но я сказал «Нет, спасибо»: хотелось скорее добраться до Нью-Йорка, чтобы дома проверить жизнестойкость моего видения в белых стрингах, которое уже час преследовало меня. С надеждой и сожалением одновременно я думал, найдется ли для нее место в моей большой пустой кровати, где я каждый вечер занимаюсь любовью сам с собой перед зеркалами, оставшимися от Эммы.
~~~
— Я проверил его генетическую матрицу: она полностью совпадает с ДНК, обнаруженной в крови с Плащаницы. Его зовут Джимми Вуд, ему тридцать два года, и он ремонтирует бассейны.
Бадди Купперман слушал с невозмутимым видом. Потом шмыгнул носом, почесал, приподняв штанину бермуд, левое колено, извлек свою тушу из кресла и засмотрелся на раскинувшийся внизу пляж. Ирвин Гласснер окинул взглядом подобие теплицы на сваях, где обитал бывший сценарист Белого дома. Горы книг и рукописей громоздились на грубо сколоченных столах, стоявших между обтянутыми парусиной широченными диванами; повсюду висели африканские маски, картонные коробки служили журнальными столиками, а листья буйно разросшихся тропических растений были сплошь уклеены желтыми стикерами.
Купперман стоял, сцепив руки за спиной, и толстые пальцы шевелились меж кокосовых пальм на его ярко-красной рубашке. Утонувший в неудобном пуфе, обтянутом шкурой зебры, Ирвин внимательно за ним наблюдал. Он совсем не изменился за двадцать пять лет, не похудел, не побледнел: все тот же рыжеволосый гиппопотам с багровым лицом, даже очки те же, в черной пластмассовой оправе, на сплющенном боксерском носу. После изгнания из Белого дома Бадди вернулся в профессию, так сказать, с черного хода. Какое-то время он работал в некой организации, поддерживавшей добрые отношения между Голливудом и Пентагоном: правил сценарии фильмов на военную тематику, для которых продюсерам требовались консультации, техника и массовка. Двадцать лет в политике не прошли даром: с тайным злорадством он политизировал сценарии под предлогом «достоверности» и «патриотического воспитания молодежи в преддверии армейской службы». Для пущего патриотизма славных офицеров он делал марионетками, которых дергали за ниточки куда менее симпатичные штатские, все сплошь мегаломаны, интриганы и флюгера. В Пентагоне, однако, со временем раскусили крамольную подоплеку такой героизации, и Бадди указали на дверь, заплатив ему за молчание куда больше, чем он получал за диалоги.
![Дидье Ковеларт - Притяжения [новеллы]](/uploads/posts/books/126083/126083.jpg)
