Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви
Рука об руку, они вернулись в гостиницу. В каком-то унылом оцепенении снова занялись любовью. Еще по сигарете, привычное нежное воркование — и она уснула в его объятиях. К нему сон не шел. Он думал о Ричелдис, о ее добром, открытом, чувственном лице. Иногда в полусне он представлял ее голову рядом на подушке, буквально слышал, как они обсуждают какие-то домашние проблемы, говорят о детях… Для его нынешней подружки подобный разговор звучал бы абсолютной бессмыслицей. Он подумал о Маркусе и понял, что больше всего хотел бы сейчас очутиться в Сэндиленде, помогая Ричелдис ухаживать за ним. Он подумал с запоздалым раскаянием обо всем вранье, которое ему предстоит нести по поводу этой поездки «на конференцию». И еще он подумал со смешанным чувством жалости, презрения и изумления — поскольку мысли о добродетели всегда вызывали в нем ощущение чуда — о том, с каким выражением бесконечного доверия на лице его жена будет выслушивать всю эту чушь.
Как бежит время! Как далеко в прошлом остались дни молодости и те три девчонки на Оукмор-роуд! Смешная малышка Моника.
«И никогда не…» Это пошловатое замечание Рут неотвязно засело у него в голове. Никому никогда и в голову не приходило подумать о Монике в таких выражениях. И не потому, что она была непривлекательна (он-то как раз всегда считал ее очень хорошенькой), а потому, что казалось, ей никто не нужен. Она не нуждалась в утешении.
Ему вспомнилось вчерашнее поведение Моники. Белинде было явно все равно, поедет он с ними или нет. Но почему Моника была столь настойчива? Он почувствовал себя заинтригованным. Вряд ли она могла знать про Рут. «Или они, — вдруг мелькнула у него безумная мысль, — они специально поехали за нами в Фонтенбло? И эта встреча была не случайной?» Ему стало совсем не по себе. Белинда по дороге не замолкала ни на минутку. Перебирала старых знакомых — можно подумать, он обязан их всех помнить. То и дело слышалось: «А ты видел Жерара и Алекс?» — «Нет, уже лет пятнадцать как нет». — «Дорогой мой, надо чаще встречаться — Жерар отрастил бороду. Это что-то!» Моника то и дело вклинивалась со своими колкостями: «Когда вы последний раз ездили отдыхать с Ричелдис?» или — и не раз: «Саймон, ты в самом деле приехал один?»
Он пытался их убедить, что следующее утро у него забито деловыми встречами. Но Моника выудила из него, что его самолет улетает около трех часов дня из аэропорта «Де Голль». «Как раз успеем посидеть за ланчем, — заявила она. — Никаких „нет“, возражения не принимаются».
Казалось бы, нет ничего страшного в том, что старинные подружки жены хотят посидеть с ним и поболтать, но он чувствовал, что попался, что вокруг его шеи угрожающе стягивается петля.
Утром, когда Рут проснулась, Саймон понял, что у него язык не повернется рассказать ей о назначенной встрече. В пол-одиннадцатого ему пора было выходить. Увы, она совершенно иначе представляла, как должен пройти обед. Было бы куда спокойней, если бы она улетела одна.
— Не хочешь ли ты сказать, что будешь обедать с ними? — запричитала она.
— Я и сам понимаю, что не надо было, но они меня вынудили.
— «Вынудили»! Скажите, пожалуйста, а почему нельзя было сказать, что ты занят? Ты, вообще-то, приехал сюда по делам. У тебя, может быть, назначен деловой завтрак.
— Не вышло.
— Ты предлагаешь мне добираться в аэропорт самой?
— Зато тебе не придется меня дожидаться… — Он набрал полную грудь воздуха и решил, что настал подходящий момент. — Рут, знаешь, наверно, нам…
Зазвонил телефон. Они в страхе переглянулись. Кто может сюда звонить? Они даже еды в номер не заказывали.
— Слушаю, — он поднял трубку.
— Попросите, пожалуйста, мадемуазель Джолли, мсье, — ответила трубка голосом портье.
На ее лице застыло напряженное изумление. Он недоуменно пожал плечами.
— Алло?
Молчание.
— Алло.
После недолгой паузы она повесила трубку.
— Тишина, — испуганно пролепетала она. — Но никто не знает, что я здесь!
— Может, ты кому-то говорила? — резко бросил он.
— Саймон, опомнись, я не могла об этом никому говорить. Маме сказала, что на несколько дней еду в Лондон.
— Может, кто-то слышал, что ты заказывала билеты?
— Кто? Откуда? Я взяла их через транспортного агента в Лондоне, как ты и велел.
— Но кто-то ведь должен знать, иначе сюда бы не звонили. Позвоню-ка я портье.
Он присел на краешек постели и набрал номер. Она машинально провела рукой по его спине.
— Перестань! — Он передернул плечами. — Нет, нет… Алло. Это номер двести семь. Да, верно, Лонгворт. Нам только что кто-то позвонил, но разговор прервался. Да, телефонный звонок. Я хотел узнать, кто… Нет, Лонгворт… Да. — Он повернулся к Рут и прошептал: — У них там какой-то кретин сидит…
— Попробуй спросить по-французски.
— Алло… Рут, помолчи… Encore une fois. Oui, c’est monsieur Longworth.[20]
Рут неловко хихикнула.
— Нам только что позвонили… Да… К сожалению, связь прервалась, понимаете? Черт! Почему здесь никто не говорит по-английски? Да… Нас прервали. Да. Вот именно. Интересно, кто же это звонил?..
— …Кто позвонил вам, месье?
— Вот именно.
— Невозможно сказать, месье, сожалею.
— Скажите хотя бы, голос был мужской или женский?..
— Мужской или женский, месье?
— Да-да.
— Думаю, женский, мсье.
— Спасибо… — Он положил трубку на рычаг и повернулся к Рут. — Это кто-то из твоих ухажеров. Так и знал, что проболтаешься.
Глава 4
Когда прошло первое смятение, леди Мейсон почувствовала угрызения совести. Смех смехом, но они все-таки перегнули палку. Она весь вечер прокручивала в голове сложившуюся ситуацию и пришла к выводу, что Моника вела себя возмутительно. Пусть сама и выкручивается. Поразмыслив, Белинда заявила, что участвовать в завтрашнем ланче отказывается. Ей совершенно не улыбается выслушивать оправдания неверного супруга, покаянные речи и прочую белиберду. Лишнее знание ни к чему. Она предпочитает остаться в неведении касательно причин, по которым он оказался в Париже.
— Ну и влип мужик, — проронила она за завтраком, откусив кусок горячего тоста.
— Ты его еще пожалей! — Моника зло выплюнула вишневую косточку. — Странные у тебя представления о том, что такое хорошо и что такое плохо. Лично мне его ничуть не жаль. Его поведение отвратительно.
Вчера они часа полтора провели, мучительно соображая, как относиться к случившемуся в Фонтенбло. Кстати, а куда делась его белобрысая спутница? На ее месте они послали бы его куда подальше и вернулись в Англию. И тут Монику потянуло на подвиги. Ей втемяшилось непременно разузнать все про спутницу Саймона.
Белинда чуть не поперхнулась от изумления. Вот уж чего она не предполагала в Монике, так это талантов сыщика. Правда, расследование оказалось делом трех минут.
— Сама посуди, — начала излагать свои соображения мисс Каннингем, — Саймон занятой человек. Жена, дети, работа. У него просто нет времени искать любовниц.
— У мужчин всегда находится на это время.
— И тем не менее, круг поисков у таких, как он, несколько сужен. Это явно не няня Маркуса.
— Миссис Тербот около шестидесяти. Да, Господи, он мог найти ее где угодно. Таких девочек пруд пруди — открой «Evening Standard» — там на каждой странице телефоны.
— Но таких не берут с собой за границу. Голову даю на отсечение, она его секретарша.
— Его новую секретаршу зовут мисс Мэрри. Это мне Ричелдис сказала. И никакая она не Мэрри.[21] Вечно ноет по любому поводу. То у нее нет мячей для гольфа, то подавайте ей оплаченные обеды… В общем, не секретарша, а тридцать три несчастья. Одна морока и никакой пользы.
— Мэрри так Мэрри. Чем мы, собственно, рискуем?
— С тех пор как семь месяцев назад от него ушла прежняя секретарша Магги, ему ни разу не удалось найти ничего приличного. Можешь поверить Ричелдис, она весьма ревностно за этим следит.
Моника уже набирала номер. Это же надо быть таким идиотом, чтобы проболтаться, где он остановился! Искорки торжества озаряли тонкие черты лица нашей парижанки. Звонким от волнения голосом она спросила, не остановился ли у них un home d’affaires[22] по фамилии Лонгворт.
— С помощницей, ее зовут мадемуазель Джолли? — уточнил портье.
— По-моему, Мэрри, но, может, вы правы… Действительно, Джолли, — Моника показала Белинде язык. Та напряженно вслушивалась в незнакомую речь, не понимая ни слова. — Да, если можно, попросите ее к телефону.
Белинда поморщилась. Вся эта затея отдавала весьма неприятным душком. Слишком уж рьяно Моника взялась за разоблачение неверного супруга. Неужели за эти годы она превратилась в законченную ханжу?
После завтрака Белинда решила сходить на очередную выставку. Моника со снисходительной усмешкой наблюдала за сборами подруги. Для своих лет та выглядела прекрасно: яркая, стильная, с платиновой гривой, замысловато стянутой на макушке, и бронзовой от загара кожей. Разве что ищущий взгляд выдавал ее одиночество, правда, она прятала его за огромными солнцезащитными очками. И с поросячье-розовой помадой и алым платьем от Харви Николса Белинда явно переборщила — они больше подошли бы молоденькой девушке.
