Джек Керуак - Подземные (Из романа «На дороге»)
Проснувшись, затем, после веселья, в Небесном Переулке, снова у меня пивной кошмар (теперь еще и немного джина) и с угрызениями и снова почти и теперь уже безо всякой причины отвращение маленькие беленькие частички-шерстинки от подушки набившиеся ей в черные почти проволочные волосы, и ее припухшие скулы и маленькие припухшие губы, мрак и сырость Небесного Переулка, и еще раз "Надо идти домой, исправиться" — как будто никогда я не был с нею прям, а жульничал — никогда не вдали от своей химерической рабочей комнаты и удобного дома, в чужой серости всемирного города, в состоянии БЛАГОПОЛУЧИЯ… "Но почему тебе вечно хочется срываться так скоро?" — "Наверное чувство благополучия дома, то что мне нужно, быть правильным — как…" "Я знаю бэби — но я мне не хватает тебя так что я ревную что у тебя есть дом и мать которая гладит тебе одежду и все такое а у меня нет…" "Когда мне вернуться, в пятницу вечером?" — "Но бэби тебе решать — сам говори когда." — "Но скажи чего ТЫ хочешь." — "Но от меня этого не требуется." — "Но что ты имеешь в виду не требуется?" "Это как говорится — об — ох, да не знаю я" (вздыхая, переворачиваясь в постели, прячась, зарывая маленькое виноградное тельце целиком, поэтому я подхожу, переворачиваю ее, хлопаюсь на постель, целую прямую что сбегает с ее грудной кости, углубление там, прямо, вниз до самого пупка где она становится бесконечно малой линией и продолжается как будто прочерченная карандашом дальше вниз а затем длится так же прямо под низ, и необходимо ли человеку получать благополучие из истории и мысли как она сама сказала когда у него есть это, сущность, но все же). — Тяжесть моей нужды пойти домой, мои невротические страхи, похмелья, ужасы — "Мне не надо было — нам не стоило переться к Бернарду вообще вчера ночью — по крайней мере надо было пойти домой в три вместе со всеми." — "Я так и говорю бэби — но Боже" (смеясь со всхлипываньем и смешно изображая маленький голос еле ворочающий языком) "ты никада ни делаишш шшо я прашшу." "Оо прости меня — я тебя люблю — ты меня любишь?" — "Чувак," смеясь, "о чем это ты" — глядя на меня с опаской — "Я о том чувствуешь ли ты ко мне расположение?" хоть она и обхватила уже смуглой ручкой мою напряженную большую шею. — "Естественно бэби." — "Но что за — ?" Я хочу спросить все, не могу, не знаю как, какова тайна того что я хочу от тебя, что такое мужчина или женщина, любовь, что я имею в виду под любовью или почему мне обязательно нужно упираться и спрашивать и почему я ухожу и бросаю тебя потому что в твоей бедной убогой квартирке — "Это меня это место угнетает — дома я сижу во дворе под деревьями кормлю кота." — "Ох чувак я знаю что здесь душно — хочешь я подниму жалюзи?" — "Нет тебя все увидят — я буду так рад когда лето кончится — когда я получу те бабки и мы поедем в Мексику." — "Ну чувак, давай как ты говорил поедем сей-час на те деньги которые у тебя есть сейчас, ты говоришь мы в самом деле можем это сделать." — "Ладно! ладно!" мысль набирающая силу у меня в мозгу пока я делаю несколько долгих глотков выдохшегося пива и обдумываю глинобитную хижину скажем за Тексоко за пять долларов в месяц и мы идем на рынок ранним росистым утром она в своих сандалиях на милых смуглых ножках шлепая как жена как Руфь следуя за мною, мы приходим, покупаем апельсины, нагружаемся хлебом, даже вином, местным вином, мы идем домой и готовим чистенько на нашей маленькой плитке, мы сидим вместе за кофе записывая свои сны, анализируя их, мы занимаемся любовью на нашей маленькой постельке. — Вот мы с Марду сидим там обговаривая это все, грезим, одна большая фантазия — "Ну чувак," с зубками выпирающими смехом, "КОГДА мы это сделаем — типа это было таким маленьким съездом все наши взаимоотношения, все эти нерешительные облака и планирование — Боже." "Может нам следует подождать пока я не получу эти гонорарные башли ага! в натуре! так будет лучше, потому что так мы сможем купить пишущую машинку и трехскоростной вертак и пластинок Джерри Маллигэна и одежды для тебя и всего что нам нужно, типа того как сейчас мы ничего не можем." — "Угу — не знаю" (раздумывая) "Чувак ты знаешь у меня глаз никак не лежит на эти истерические дела бедности" — (утверждения такой внезапной силы и хипоты что я бешусь и иду домой и размышляю над ними много дней). "Когда ты вернешься?" — "Ну ладно, тогда давай в четверг." — "Но если ты в самом деле хочешь в пятницу — не позволяй мне мешать тебе работать, бэби — может лучше если тебе уходить на подольше." — "После того что ты — О я люблю тебя — ты…" Я раздеваюсь и остаюсь еще на три часа, и ухожу виновато поскольку благополучие, ощущение того что я должен бы принесено в жертву, пусть в жертву здоровой любви, что-то во мне нездоровое, утраченное, страхи — к тому же я понимаю что не дал Марду монетки, хлеба в буквальном смысле, одну болтовню, объятья, поцелуи, я покидаю дом а ее чек пособия по безработице до сих пор не пришел и ей было нечего есть — "Что ты будешь есть?" — "О у меня еще остались банки — или может схожу к Адаму — но мне не хочется ходить туда слишком часто — я чувствую он теперь меня презирает, ваша дружба была, я вмешалась в то некое что-то которое у вас вроде…" "Никуда ты не вмешалась." — "Но тут кое-что еще — я не хочу выходить наружу, я хочу остаться внутри, никого не видеть" — "Даже меня?" — "Даже тебя, иногда Боже я так вот чувствую." — "Ах Марду я весь в смятении — я не могу решить — нам следует что-то сделать вместе — я знаю что, я устроюсь работать на железную дорогу и мы станем жить вместе…" вот новая великая мысль.
(А Чарльз Бернард, огромность этого имени в космогонии моего мозга, герой прустовского прошлого в общей схеме какой я знал ее, только-лишь-фрискинской ветви ее, Чарльз Бернард который был возлюбленным Джейн, Джейн которую застрелил Фрэнк, Джейн с которой жил я, лучшей подруги Мари, холодными зимними дождливыми ночами когда Чарльз ходил по всему студгородку говоря что-нибудь остроумное, великие нетленки почтинездешнезвучащие фантомообразные и неинтересные если вообще достоверные но истинное положение и насущная до зуда важность не только Чарльза но и доброй дюжины остальных в световой сетке моего мозга, поэтому Марду видимая в этом свете, это маленькое коричневое тело в постели с серыми простынями в трущобах Телеграфного Холма, громадная фигура в истории ночи да но лишь одна среди многих, сексуальность РАБОТЫ — тоже внезапная животная радость пива когда видения великих слов в ритмическом порядке все в одной гигантской архангельской книге с ревом проходят сквозь мой мозг поэтому я лежу в темноте тоже видя тоже слыша жаргон будущих миров — дамажехе элеоут экеке дхдкдк длдоуд, — д, экеоэу дхдхдкехгыт — лучше не больше чем лтхер эхе тхе макм°рфи из того дсадикат то которое он странно он делает мдодудлткдип — басееаатра — плохие примеры из-за механических ограничений машинописи, потока речных звуков, слов, темных, уводящих к будущему и удостоверяющих безумие, пустоту, звон и рев моего разума кой благословен или неблагословен суть где деревья поют — на смешном ветру — благосостояние верит он отправится на небеса — слова мудрым хватит — "Ловкие Спятили," написал Аллен Гинзберг.)
Причина почему я не пошел домой в 3 часа утра — и пример.
2
Сперва я сомневался, поскольку она была негритянкой, поскольку она была неряхой (вечно откладывая все до завтра, неприбранная комната, нестиранные простыни — да Господи ты Боже мой дались мне эти простыни) сомневался поскольку знал что она была всерьез помешана прежде и снова запросто могла стать и одна из первых вещей что мы сделали, в самые первые ночи, она пошла в ванную голой по запущенному коридору но дверь ее комнаты со странным скрипом как он прозвучал для меня (улетевшего по чаю) как бы внезапно кто-то подошел и стоял на лестничной клетке (типа может Гонзалес мексиканец типа бича или тусовщика вроде голубоватого такого который постоянно к ней наведывался по старой памяти о дружбе которая была у нее с какими-то пачуками из Трэйси чтоб выхарить у нее каких-нибудь 7 центиков или стрельнуть пару сигареток причем постоянно обычно когда ей было хуже некуда, иногда даже чтобы забрать наличные пузырьки), думая что это должно быть он, или же кто-нибудь из подземных, в коридоре спрашивает "С тобой кто-нибудь есть?" и она голая, как ни в чем ни бывало, и совсем как в переулке просто стоит там и говорит: "Не-е чувак, приходи завтра я занята я не одна," такой у меня чайный глюк пока я там лежал, поскольку в стонскрипе двери был такой вот стон голосов, поэтому когда она вернулась из туалета я ей об этом рассказал (все равно рассуждая честно) (и веря что это в самом деле было так, почти так, и по-прежнему веря в то что она активно безумна, как на заборе в переулке) но когда она услыхала мое признание то ответила что чуть не поехала снова и испугалась за меня и чуть не вскочила и не выскочила прочь — по вот таким вот причинам, безумия, возобновляющиеся возможности для еще большего безумия, у меня были мои «сомнения» мои мужские скрываемые внутри сомнения по части ее, поэтому рассуждал: "Я просто в какое-то время отвалю и найду себе другую девчонку, белую, белые бедра и т. д., а это был великолепный роман и надеюсь я не причиню ей боли." — Ха! — сомнения поскольку она неаккуратно готовила и никогда не мыла тарелки сразу, что сначала мне не понравилось а затем я начал потихонечку видеть что на самом деле готовит она отнюдь не неряшливо и тарелки моет через некоторое время а когда ей было шесть лет (сказала она мне позже) ее заставляли мыть посуду за всей семьей ее дядьки-тирана и мало того все время заставляли выходить в переулок темной ночью с мусорным ведром каждую ночь в одно и то же время где она была убеждена одно и то же привидение поджидало ее — сомненья, сомненья — которых нет теперь у меня в роскоши минувшего. — Что это за роскошь знать что теперь я хочу ее навсегда к своей груди мою награду мою единственную женщину которую я буду защищать от всех Юриев и от кого бы там ни было собственными кулаками и всем чем угодно, ее время пришло заявить о своей независимости, объявив, всего лишь вчера когда я начал это слезокнижие: "Я хочу быть свободной биксой со средствами и рассекать везде." — "Ага, познавать и трахать всех подряд, Бродяжка," думаю я, бредя прочь от того когда мы — я стоял на автобусной остановке на пронизывающем ветру а там было много мужчин и вместо того чтобы стоять рядом со мною она побрела прочь в смешном красном плащике и черных брючках и зашла в двери обувного магазина (ВСЕГДА ДЕЛАЙ ТО ЧТО ХОЧЕШЬ СДЕЛАТЬ НИЧЕГО НЕ НРАВИТСЯ МНЕ БОЛЬШЕ ЧЕМ ПАРЕНЬ КОТОРЫЙ ДЕЛАЕТ ЧТО ХОЧЕТ, всегда говорил Лерой) поэтому я иду за нею неохотно думая: "Она действительно бродяжка ну ее к черту найду себе другую биксу" (ослабевая в этом месте как читатель может догадаться по тону) но выясняется что она знала что на мне только рубашка а майки нет и значит лучше стоять там где нет ветра, рассказав мне позже, осознание того что она не разговаривала ни с кем голой в коридоре как и того что она не бродяжка а уходила чтоб увести меня туда где теплее ждать, что это было не больше чем дерьмо, по-прежнему не производившее никакого впечатления на мой жадный впечатлительный готовый творить конструировать уничтожать и умирать мозг — как станет видно по огромной конструкции ревности которую я позже из сновидения и по причинам самораздирания воссоздал… Будьте ко мне снисходительны все любовники читатели кто страдал от мук, будьте ко мне снисходительны мужчины кто понимает что моря черноты в глазах темноглазой женщины это одинокое море само по себе а станете ли вы просить море объяснить само себя, или спрашивать женщину почему она накрест складывает руки над розой на коленях? нет…
