ЛЕВ КВИН - ЗВЕЗДЫ ЧУЖОЙ СТОРОНЫ
Это я понял:
– Словак.
Тогда он произнес длинную фразу, состоявшую почти сплошь из согласных, и посмотрел на меня вопросительно, ожидая, вероятно, ответа.
Я молчал. Он произнес еще одну фразу, еще… Отдельные слова я вроде бы понимал, но общий смысл оказанного оставался неясным.
Длинноволосый смотрел выжидающе то на меня, то на него.
– Ну?
Янчи отрицательно покачал головой.
– Не словак? – воскликнул, торжествуя, Черный. – Что я говорил! Это же ясно, как день; оба они шпицли! Их послали нас выслеживать… Ага, ага!
Смотрите, как он изменился в лице! Кончать их надо сейчас же! Дохлый пес и укусить не укусит, и залаять не залает. Веревка есть, вздернем подальше отсюда, чтобы потом вони не было – и конец… Эй ты, поганый тип, скажи мне свой адрес, я хоть твоей жинке после войны напишу, под какой бочкой тебя зарыли.
На потолке задвигались длинные тени. Кто-то подошел из глубины погреба.
– Ну как? – услышал я голос.
Я не видел говорившего – лампа, которую держал длинноволосый, слепила глаза.
– Шпицли! – крикнул Черный. – Самый настоящий стопроцентный шпицли. Врал, что словак.
– А тот, второй, говорит – русский.
– Русский?! – Черный расхохотался. – Один словак, другой русский! Пусть они эту песенку споют на том свете невинным ангелочкам. А мы уже кое-что повидали, как-нибудь сможем отличить правду от собачьей брехни.
Длинноволосый поставил лампу на бочку. Теперь я разглядел подошедшего. Это был гот самый низенький плотный усач. Вероятно, он уходил к Комочину – они почему-то держали его в другом месте.
– Может, ты не словак вовсе, а тоже русский? – Черный издевательски ухмылялся.
– Дурак ты! – сказал я. – Мы в самом деле русские. И он и я.
Черный подскочил ко мне, замахнулся кулаком:
– Эта полицейская гадина будет еще меня оскорблять!
– Лежачего не бьют! – усач придержал его руку. – Давай лучше послушаем этого мастера плести небылицы. Рассказывай, какой ты русский.
– Сначала развяжите.
– Видали, чего захотел! – завопил Черный. Я же говорил, он потребует свою пушку обратно.
– Вас здесь четверо. А я один. Боитесь?
– Вдруг у тебя где-нибудь граната запрятана. Очень мы знаем твои полицейские штучки-мучки!
– Брось, Черный, ты же его сам всего обшарил. – Усач склонился надо мной и развязал руки. – Только смотри, не дури! – Он погрозил мне моим собственным пистолетом.
– Где мой товарищ? Ведите к нему.
– Не веди, Фазекаш! – предостерег длинноволосый; стоя на коленях у бочки, он прикуривал от лампы. – Ни в коем случае не веди!
– Зачем тебе? – спросил усач. – Сговориться?!
– Кто у вас старший?
– Вот! – опять – кинулся ко мне Черный. – Шпицли – факт! Так и ввинчивается, так и ввинчивается! Мы уж ему больше сказали, чем он нам. А теперь ему еще старшего подавай!.. А вот хочешь, я тебя сейчас выведу на чистую воду? Ты говорил – что словак. Теперь говоришь – русский. Русский, да?
– Я русский.
– Хорошо! – Черный злорадно скалил зубы. – Если ты русский, то скажи, как будет по-русски «здравствуй».
Я сказал.
– О! Смотри!.. А «Советский Союз»?
Я сказал и это.
– Выучил, шпицли! Но меня ты не проведешь… Ну-ка, выругайся по-русски!
Он с торжеством посмотрел на своих друзей: мол, глядите, что сейчас будет.
Я выругался – с большим удовольствием. Я послал Черного с его дурацкими придирками так далеко, что если бы он все понял, то, наверняка, взвился бы от ярости.
Но он всего не понял. Только то, что я действительно выругался по-русски.
– Все равно! Он такой же русский, как я цыган!
– Ну, это еще, положим, не доказательство. – Усач посмотрел на Черного с хитрой ухмылкой. – Говорят, за твоей дорогой мамочкой лет двадцать пять назад бегал со своей скрипкой главный цыганский примаш Будапешта.
Длинноволосый и Янчи, тот, скуластый, что проверял мои знания словацкого языка, рассмеялись. Черный зло посмотрел на улыбавшегося Фазекаша, хотел что-то крикнуть, но, передумав, с досадой махнул рукой:
– Янчи, у тебя еще осталось? Дай, подымлю. Он закурил, жадно затягиваясь.
– Что будем с ними делать, дядя Фазекаш? – спросил длинноволосый.
– Не знаю… Придет завтра Аги, сообщим Бела-бачи. Пусть они там решают.
Бела-бачи? Кто такой?.. Я насторожился. Но они больше не упоминали о нем. Да и обо мне вроде забыли. Длинноволосый – они называли его Лаци – вытянулся на широкой скамье и закрыл лицо рукой. Черный, привалясь спиной к бочке, пускал дым через ноздри и зло ругался:
– Подонки! Гады! Жить не дают на свете. В погреб загнали, и тут не дают. Всякую сволочь засылают. А мы сидим, ждем, ждем. Чего ждем, интересно? Когда Чаба с неба свалится, чтобы нам помочь?.. (Согласно старинной легенде Чаба, сын вождя гуннов Аттилы, в критический для венгров момент прискачет со своим войском по Млечному пути к ним на выручку.) Вот накроют нас в этой проклятой дыре, так и сдохнем. Сдохнем!
Длинноволосый Лаци заворочался на своей скамье:
– Заткнись-ка ты со своими пророчествами. Слушать противно!
– А ты подбери уши! – Черный рывком повернулся к нему. – Развесил, как мокрое белье на веревке!
Из глубины погреба донеслись шаги. К нам, прихрамывая, подходил низкорослый крепыш с взъерошенными волосами на лобастой голове.
– Все воюете? Какой счет?.. Дай закурить.
– Ты что ушел? – Фазекаш протянул ему сигарету.
– Не бойся! Спеленал его, как грудняшку.
Он постоял, покурил, глядя на меня с холодным любопытством.
– Он что – тоже «русский»?.. Вот олухи! – крепыш хмыкнул презрительно. – Надо же сочинить! Лучше бы сказали, что с Луны…
Не знаю, как возник рядом с нами капитан Комочин. Я не слышал ни малейшего шороха. Ни одна тень на потолке не шевельнулась. Он вдруг поднялся позади крепыша, словно все время сидел, пригнувшись, у него за спиной.
Крепыш, вероятно, прочитал на моем лице изумление, и обернулся. Тотчас же он отпрыгнул в сторону, словно его отбросило, и, никак не попадая рукой в карман, где лежал пистолет, истошно завопил:
– Стой! Стой!
Все повскакали с мест. Крепыш, наконец, выдернул пистолет и направил на капитана. Дуло так и ходило.
– Убери, – спокойно, даже как-то безразлично посоветовал Комочин. – Еще бочку продырявишь. Утонем в вине. – Он опустился на корточки рядом со мной и спросил непривычно участливым для него голосом: – Как голова?
– Теперь ничего…
– Прокараулил! – усатый Фазекаш замахнулся на крепыша кулаком. – Караульщик! Мертвецов тебе караулить на кладбище!
– Я говорил: повесить! – заорал Черный. – За ноги их обоих! За ноги!
Но Фазекаш постучал пальцем по лбу и горестно вздохнул.
– Ты что? – опешил Черный. – Ты что?
– Он же сам пришел сюда, вот что! А мог свободно уйти и привести целый полк… Слушайте, а вдруг они в самом деле русские, а?
Глава IV
Опять поднялся шумный спор: кто мы такие и как с нами поступить.
Пока они кричали, я успел переброситься несколькими фразами с капитаном Комочиным.
– Сказать, как мы сюда попали? – тихонько опросил я, не глядя на капитана.
– Им – нет, – так же тихо ответил он.
– А кому?
– У них есть связь с городом. Сами они ничего не решат.
Я сразу вспомнил про того… Бела-бачи.
– Понимаю.
– Ни в коем случае не называйте ни фамилий, ни номеров наших частей. Никому!
– Могут не поверить.
Капитан пожал плечами: могут…
Наконец, Фазекаш взмахнул рукой, словно разрубая в воздухе невидимый узел:
– Все! Хватит!.. Караулит Янчи, остальным спать.
Но никто не лег. Все, даже длинноволосый Лаци, у которого глаза были красными, как у кролика, присели возле лампы рядом с караульным. К низкому своду погреба не спеша потянулись задумчивые струйки дыма.
– Рассказали бы что-нибудь, раз уж вы русские… – Фазекаш иронически хмыкнул.
Остальные тоже повернули к нам головы. Их можно было понять. Перед ними сидели люди, которые называли себя русскими. А о русских они столько слышали. Одни их отчаянно ругали, другие так же отчаянно хвалили. Так какие же они на самом деле?
Но, с другой стороны, им не хотелось попасть впросак. А если мы вовсе не русские? Если все, что мы здесь наговорим, – самое беспардонное вранье, и они, видавшие виды ребята, клюнут на пустой крючок?
И вот они сидели напротив нас, сгорая от любопытства и прикрывая его мудрой ухмылочкой: плетите, плетите, так мы вам и поверили!
– Ну так как же?.. Говорят, у вас там летом суп из сена варят, а на зиму в берлогу заваливаются и сосут лапу, как медведи, – ха-ха!
– Что ты, Фазекаш, – тряхнул головой длинноволосый. – Совсем наоборот! У них реки из молока и берега из киселя. А на деревьях конфеты растут – шоколадные, экстра класс! Лег под дерево, раскрыл рот – и они сами в него скачут. – Он подмигнул мне: – Так?
– Так, – ответил я. – Только ты забыл еще сказать, что на скаку с них обертки слетают. Иначе как: с бумагой их жевать?
