Анхела Бесерра - Музыка любви
— Аврора! Мне нужно кое-что сказать вам.
Поразительно, откуда эта гадалка знает ее имя? Вопреки своим привычкам Аврора вытянула несколько карт из колоды.
— Недавно ваша мать трагически погибла, и вы хотите разобраться в причинах ее смерти, — серьезно произнесла женщина, вглядываясь в карты таро, лежащие на складном столике между ними. — Некто, находящийся сейчас поблизости, на этой самой улице, располагает интересующими вас сведениями.
Аврора Вильямари оглянулась, но вокруг мелькали только безымянные лица прохожих.
— Если то, что есть у этого человека, попадет к вам в руки, вы отправитесь в путь. Уезжайте отсюда. За границей вы найдете подсказки...
— Кто вы и откуда вы знаете, как меня зовут? — перебила Аврора, не на шутку заинтригованная.
— Порыв ветра принес мне ваше имя, и я должна была заговорить с вами. — Гадалка снова погрузилась в транс и продолжила: — Не позже чем через тридцать дней вы вспомните обо мне...
Аврора никогда не верила ни в гадалок, ни в ведьм, ни в судьбу, ни тем более в карты, но все это привело ее в замешательство. Загадочная женщина не сказала ей почти ничего такого, чего бы она сама не знала, но явно настаивала на том, что следует искать правду дальше. Недоумевая, Аврора вручила гадалке деньги, не слушая больше ее речей, и пошла прочь.
Уличная пифия пророческим голосом вещала ей вслед, что еще говорят карты, но Аврора была уже далеко. Зато инспектор Ульяда прекрасно расслышал последнюю фразу и на всякий случай взял гадалку на заметку.
Он уже не первый день следил за Авророй, но подойти и заговорить не решался. С тех пор как он услышал ее игру на рояле в квартире Дольгута, она постоянно занимала его мысли. Да, он не сомневался, что они равны в смысле общественного положения, но было в ней что-то такое, что выделяло ее среди прочих женщин, — что-то далекое, недостижимое и в то же время... близкое. Не то чтобы он желал ее физически, его влечение имело другую природу. Словно встретил нечто очень важное для себя, земное воплощение мира и покоя. С одной стороны, ему хотелось быть рядом с ней, просто так, чтобы любоваться ею. С другой стороны, он стремился продолжить расследование этой истории — не столько из-за двойного самоубийства как такового, сколько из-за его странной и непонятной подоплеки. Что же это за любовь такая, способная заставить восьмидесятилетних стариков откалывать подобные номера?
Ульяда тщательно прятал от посторонних взоров свой главный секрет: романтическое увлечение старыми фильмами о любви, которым он целиком посвящал немногочисленные часы досуга. Смертей он и на работе видел предостаточно. А это было единственное жизнеутверждающее времяпрепровождение, ради которого не требовалось ни ходить куда-то, ни подстраиваться под расписание. В любое время, когда ему заблагорассудится, он мог открыть ящик и выбрать видеокассету из своей богатой коллекции. И хотя он знал все фильмы наизусть, всякий раз, пересматривая их, предавался мечтам, вздыхал и утирал слезы, как мальчишка. Пятидесятипятилетний инспектор жил вместе с матерью, в скромной квартирке на улице Легалитат, поскольку так и не встретил женщину своей мечты, которую представлял себе красивой, как Ава Гарднер (по меньшей мере!), изящной, как Грейс Келли, и хрупкой, как Одри Хепберн. Будни его проходили в полицейском участке № 43 на Виа Лайетана. Ему нравилось вести следствие, копаясь в чужой жизни, — эта работа сближала его с любимыми киногероями. Иной раз он воображал себя загадочным сыщиком, этаким Хэмфри Богартом в макинтоше и шляпе с опущенными полями, или героем-спасителем вроде темпераментного и неотразимого Кларка Гейбла. Порой его посещала мысль, что он сам должен приплачивать родному государству за свою работу, ибо только она и позволяла ему чувствовать себя более или менее счастливым.
В тот день, когда были обнаружены трупы, Ульяда проследил за Авророй до дома на бульваре Колом. Заметив, что дверь мансарды приоткрыта, он на цыпочках прокрался внутрь и после ухода Авроры принялся осматривать жилище. Никакого ордера на обыск у него и в помине не было, и тем не менее он позволил себе изучить все тщательнейшим образом, чтобы получить представление о жизни покойной — а отчасти и ее дочери. Несколько часов подряд он открывал и закрывал ящики: сначала на кухне, потом в гостиной, затем в комнате, где, по всей видимости, раньше жила Аврора, и, наконец, в спальне хозяйки. Возле кровати он обнаружил старинный секретер, который Аврора пыталась открыть. Дверца оказалась заперта, и чутье подсказало опытному следователю, что тут что-то спрятано. Он открыл ее, аккуратно и незаметно взломав замок. Среди бесчисленных сувениров ему попалась старая коробка из-под печенья, в которой лежала пачка писем, перевязанных голубой ленточкой. Письма были адресованы Соледад Урданете. Письма от Жоана Дольгута. К ним прилагался негатив фотоснимка. Недолго думая и сам толком не зная зачем, инспектор сунул находку в карман под гипнозом того напряженного любопытства, с каким заядлый любитель кино следит за сюжетом нового фильма.
Ему вдруг показалось, что эти письма в самый неожиданный момент помогут ему приблизиться к Авроре. А пока он будет тенью следовать за ней повсюду, куда бы она ни направилась.
Тем временем детектив Гомес у него за спиной тоже выполнял свою работу. По распоряжению Андреу Дольгута он, в свою очередь, неотступно следовал за Авророй. Пока что это не давало особо ценной информации, но, поскольку Андреу хорошо платил, он прилежно записывал каждый ее шаг и фотографировал каждую ее встречу. Несколько моментальных снимков он сделал на кладбище, затем в церкви, где она играла на рояле по воскресеньям. Фотографии Авроры с Кончитой Маредедеу, с булочницей, с дочерью, с мужем, и даже с гадалкой на Лас-Рамблас пополняли отчет, который он готовил для Андреу к его возвращению из круиза через две недели. Гомес не упускал из виду ни малейшей детали, так как за все годы, что он проработал детективом, ему еще ни разу не попадался столь щедрый заказчик.
Оба сыщика прошли в вагон метро за Авророй.
Читая дедушкин дневник, она настолько увлеклась, что пропустила свою остановку. Гомес сидел рядом и косился на диковинный документ в ее руках, делая вид, что погружен в свою книгу. Ульяда был вынужден расположиться подальше, через два места от них, чтобы Аврора его не узнала. Прикрываясь газетой, он исподтишка поглядывал на нее. Ни с того ни с сего мужчина на соседнем сиденье завязал с ней беседу.
— Как красиво написано, — сказал Гомес, принимая любезный вид. — Прошу прощения, я случайно подглядел. Вы позволите?.. — Он протянул руку, чтобы посмотреть дневник поближе.
— Это воспоминания моего дедушки, — откликнулась Аврора, рассеянно перебирая страницы. Обычно она не разговаривала с посторонними в метро, но порой ей попадались в жизни такие люди, которым просто позарез необходимо общение, а обижать кого бы то ни было ей претило.
— Великолепный почерк... аристократический, — продолжил Гомес.
— Это не главное. Самое прекрасное — это его рассказы о странствиях. Дедушка был ужасным непоседой. Он очень много путешествовал.
Тут она наконец опомнилась и вскочила с места, захлопнув дневник и убирая его в сумку.
— Извините, я проехала свою станцию. Выйду на следующей.
— Какое совпадение, я тоже выхожу, — непринужденно и дружелюбно подхватил Гомес.
Инспектор Ульяда, уже решивший было прекратить на сегодня слежку, тоже вышел из вагона, чтобы выяснить, к чему приведет их светская болтовня. Толпа пассажиров постепенно рассеивалась.
— Простите, ради бога, что отвлек вас, я не нарочно. — Гомес шел рядом с Авророй, стараясь не упустить столь полезное знакомство. Из этой женщины вполне можно было вытянуть что-нибудь интересное для отчета. — А ведь меня ребятишки дома ждут не дождутся. Обещал сводить их в кино. Голову сломаешь, думая, как их развлечь, когда в кошельке пусто, — не умолкал он, прекрасно зная, что лучший способ расположить к себе женщину — это завести разговор о детях.
Уловка сработала: Аврора не возражала еще немного пройтись с ним.
— Вы здесь живете? — спросила она.
Гомес притворился, что не расслышал, и сменил тему, подводя разговор к интересующему его предмету.
— Ваш дедушка, наверное, был необычным человеком. Это сразу видно. Ну... по тому, как он пишет. Я не удержался и почитал немного вместе с вами.
— Ничего страшного. Любопытство свойственно человеку. Мой дедушка жил в Колумбии, мы никогда не встречались. Читая его дневник, я как будто знакомлюсь с ним.
— В Колумбии? Это же очень далеко, да? А мой дед был андалузцем. Горячего был нрава, вспыльчивый, но отходчивый и веселый... А уж как баловал меня, носился как с маленьким принцем.
Гомес ловко поддерживал разговор, втираясь в доверие к собеседнице. И не напрасно: ему удалось почерпнуть от Авроры ценнейшие сведения, которые весьма украсят его отчет. Теперь он знал, что покойная была колумбийкой, происходила из богатой, влиятельной семьи и до 1950 года жила в Боготе. «Уже неплохо», — думал он. Когда до дома Авроры оставалось совсем немного, он попрощался с поистине рыцарской галантностью.
