Джеймс Олдридж - Горы и оружие
— Таха хочет революции, а ведь они еще и в нацию не оформились, — напомнил Мак-Грегор. — Разве это резонно?
— Речь не о том, — возразила Кэти, садясь в машину.
Больше часа поднимались они в горы по труднопроезжей, слякотной тропе, прежде чем увидели стада черных коз — первый признак близости горного убогого жилья. Въехали в деревушку, сейчас почему-то пустую. И сразу же из-за мокрых от дождя скал, из каменных лачуг к ним вышли бойцы Тахи с видом людей, наконец-то дождавшихся.
— Почему задержка? — раздались вопросы. — Что случилось?
Бойцов было шестеро, и на каждом была та же грязно-зеленая партизанская форма, что и на Тахе, и каждый был обут в солдатские ботинки. Таха познакомил их с Мак-Грегорами, хорошо известными здесь в горах, и сообщил о том, что передал петицию Размаре.
— При содействии папаши Затко, — насмешливо заметил один из юнцов.
— Хватит вам о Размаре и прочей чепухе, — вмешался парень в потертых вязаных перчатках. — Ты вот скажи, какое заметил движение на черной дороге?
— Там полно персидских военных грузовиков, — сказал Таха.
— Тогда нам надо трогаться отсюда.
— Не будем торопиться.
— Учти, Таха, по такой слякоти выше на кряж нам не подняться.
— Можно тут еще побыть немного, — сказал Таха.
— Нет, нельзя, — возразил парень. — Того и гляди, снизу армия налетит саранчой на деревню. Их непременно жди после объездов Размары.
— Как считаешь, доктор? — обратился один из студентов к Мак-Грегору. — Считаешь, надо уходить нам?
— Я совершенно не в курсе ваших дел, — ответил Мак-Грегор.
Это смутило юнца; Мак-Грегор обвел взглядом всех их, стоявших в проулочной грязи. Один был бородат, другой толст, горяч и добродушен, у третьего был прилежно студенческий вид и батарея шариковых стержней торчала из кармана рубашки, а за поясом — блокнот; четвертый был чахл и потому малонадежен, пятый не сводил с Кэти юных чувственных курдских глазищ, а шестой держал в руке автоматический карабин, как держат неразлучный чемоданчик. Таха явно был взрослее всех и имел уверенный вид аксакала.
— Что вы, собственно, делаете тут вооруженные? — спросил Мак-Грегор.
— Деревушка здесь пастушья, — ответил Таха. — Вся она, до последнего жителя, в кабале у курдского феодала — Кассима из рода Бени-Джаф. В соседней деревне живет его приказчик и приходует тут каждую овцу, козу, баранью шкуру, каждый клок шерсти. Пять лет назад Кассим убил на здешних летних пастбищах троих старейшин, попросивших прибавки зерна, продуктов и денег. А за два года до того из деревушки бесследно пропали две девушки, и похитили их все те же Бени-Джафы. В прошлом году четыре пастуха были убиты за то, что сдали не всю настриженную шерсть. Чуть худой год, дети так и мрут с голода — то есть от болезней, вызванных недоеданием, холодом, нечистотой. Сахар и рис в деревне редкость, школы и книги — вовсе невидаль. Врачи и назначенные в управу курды здесь не бывают. Так что нас слушают охотно, — закончил Таха, — и когда придет час революции, они будут знать, против кого им драться.
— А чем? Голыми руками? — опросил Мак-Грегор. — Вы вооружены, но они-то — нет.
Парни засмеялись, и Таха сказал:
— Что ж, пойдемте, взглянете.
Вслед за Тахой все направились к кучке пустых лачуг, остановились перед сложенной из камней хибаркой. Таха отомкнул смазанный маслом замок открыл дверь, снял щит из досок, плотно закрывавший окошко. Внутри у стены стояли четыре винтовки, два автомата, ящики с патронами, шесть двадцатигаллоновых канистр с бензином; лежали мины, сваленные кучей штыки.
— Где вы это добыли? — спросил Мак-Грегор.
— За последние полтора месяца, — сказал Таха, — мы провели десять ночных налетов на персидские военные посты.
— Кто — мы?
— Да вот они со мной, — ответил Таха.
— И что ты велишь жителям делать с этим оружием? Ханов убивать?
Таха будто не заметил иронии.
— Если бы все эти нищие деревушки вооружить, то иранская армия не смела бы и сунуться в горы, — сказал он, — а курдские феодалы подохли бы со страха. Вот для чего нам нужно то, за чем вас шлют в Европу, дядя Айвор.
— Стоит персам найти хотя бы часть хранящегося здесь, и они перевешают всех мужчин в деревне. Вы играете жизнями беззащитных людей.
Таха, сдерживаясь, ответил, что среди курдов нет беззащитных и что должна же курдская революция где-то начаться.
— Но не таким путем, — возразил Мак-Грегор. — Вам-то самим нетрудно скрыться в горах. А сельчанам уйти некуда, и кара падет на них.
— Я знаю, — сказал Таха. — Однако должны же крестьяне участвовать.
— Но не таким путем, — повторил Мак-Грегор. — Не в разрозненных деревенских бунтах.
Таха затворил уже дверь склада, навесил замок, и Мак-Грегор, пройдя взглядом по всему жалкому ряду лачуг, спросил, куда девались жители, почему обезлюдела деревня.
— Они все у речки, на плато, — ответил один из парней. — Справляют двойную свадьбу.
«Двойная» свадьба у курдов — самая недорогостоящая из свадеб — распространена во всех бедных горных селениях; брат и сестра вступают в брак с сестрой и братом из другой семьи, так что обеим семьям не надо тратиться на калым за невесту.
Они направились к реке, осторожно начали спускаться к плато, слыша снизу обрядовое свадебное пение и шум взбухшего от дождей потока, несущегося по камням и расселинам. Все курдские поэты воспевают эти реки — жизненосные сосуды Курдистана.
Еще на спуске их встретили деревенские собаки — головастые, рычащие беспородные псы.
— Терпеть не могу этих ублюдков, — сказал жене Мак-Грегор.
— Иди не останавливаясь, — сказала Кэти. — Когда робеешь, они чувствуют и становятся еще злей.
Она взяла его под руку и храбро повела на собак. Те рычать не перестали, но пропустили людей, и Мак-Грегор отметил, что не только он, но и двое из бунтарей тоже воспользовались защитой Кэти.
— Великий боже! — простонала Кэти, когда сошли на плато. — Они тут хоровод свой полоумный водят и нас тоже затащат в него.
Напев был плачуще сладок; горцы и горянки, встав слитным кругом, касаясь плечами, подавались на два-три шаркающих шажка в одну сторону, затем в другую, волнообразно колеблясь, как пшеница под ветром. Одеты все они были бедно — частью в курдское, частью в европейское, главным же образом в британские, американские, иранские, иракские армейские обноски. Женщины двигались в танце застенчиво, у мужчин был традиционный томно-любовный вид.
— Дурманятся по старинке, — проговорил Таха.
Деревенский хатхода (староста), который, завернувшись в засаленную английскую шинель, сидел среди оборванной детворы, встал и хлопнул в ладоши, и танец остановился. Танцоры стряхнули с себя томность, раздался смех.
— К вам гости, — объявил Таха. — Друзья.
— Милости просим! — зашумели горцы, сердечно хлопая парней по плечам, по спине, повторяя «Добро пожаловать», кивая, пожимая руки, хотя всего полчаса назад виделись с ними. Мак-Грегора и Кэти обступили девушки, щупали одежду, пощипывали руки в знак приязни.
— Таха явно произвел здесь впечатление, — негромко заметила Кэти.
— Ребята они все славные. Но это мало что значит, — возразил Мак-Грегор.
— Но ведь и у китайцев начиналось, должно быть, вот так же, — сказала Кэти.
— Китай густейше населен. А курдские горные селения — разбросанные в горах островки нищеты, крайне уязвимые для врага. Сравнения тут быть не может.
Опять уже выстраивали круг, и девушки тянули Кэти за руку в хоровод. Ее спасло то, что снизу берегом прибежал мальчуган-курд, скача босоного по камням и крича, что к деревне подымаются тропой двое чужеземцев.
Глава девятая
Таха взбежал по грубо высеченным ступеням на высокий каменный уступ над рекой, Мак-Грегор последовал за ним, и они увидели сверху, как двое чужаков идут неровной каменистой стежкой вдоль речного русла. Наведя на них взятый у Тахи полевой бинокль, Мак-Грегор долго и пристально вглядывался, и Таха терпеливо ждал — он знал, что Мак-Грегору знакомы многие из иностранцев, наведывающихся в горы.
— Этих я, пожалуй, знаю, — сказал Мак-Грегор.
— А кто они?
— Англичанина зовут Фландерс, а с ним перс, его холоп. (Мак-Грегор хотел сказать «лакей», но в курдском языке нет такого слова.)
— Какое у него тут может быть дело?
— Не знаю. Но он состоит при одной из международных организаций помощи голодающим детям. «Чилдрен анлимитед» — так, кажется, ее именуют. Твой отец знает Фландерса. И тетя Кэтрин тоже.
— Дорога ему явно знакома.
— Он не первый год сюда наезжает, излазил эти горы вдоль и поперек,-- сказал Мак-Грегор.
— Он что — британский агент?
— Вероятно.
— Так застрелить его, — сказал один из парней.
— Не делайте глупостей, — поспешно сказал Мак-Грегор, зная, что любой из них вполне способен тут же подкрепить слово делом.
Снизу, от реки, донесся голос старого хатходы: он кричал, что знает этого инглизи (англичанина). Инглизи был уже здесь несколько раз, присылал им рис, фасоль, одежду.
