Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2006)
Время летит от нас, как заяц на роликах.
Ой, запускаю слёзы во все пределы,
Как запускали на царской охоте соколиков.
Не соблазняйтесь ловлей бульварных уток,
Ловчие слёзы мои, лесные сподвижники,
Вам ли не знать, что нам уже не до шуток, —
Жертвой была природа, а вышла в хищники.
Плавится полюс и океан Ледовитый,
Бьют по Европе с орех кокосовый градины.
Свежими фактами мы под завязку сыты, —
Ой, лесными пожарами обокрадены!
12
К плачу привыкла, будто к ружью лесничий.
Но по кому сегодня стрелять слезами?
Полдень июня в своем изумрудном величье,
Ой, с бирюзовыми между ветвей пазами.
Прячет в чехол лесничий свою двустволку,
Я же свой плач в глазные каналы прячу.
Вон и Москва не верит! — в слезах нет толку,
Да и чего в этой жизни переиначу?
Думать так выгодно циникам и ленивцам.
Я ж — трудоголик, подвинутый на заплачках.
Но подсвищу сегодня беспечным птицам
И помашу лимонницам в лёгких пачках.
Ой, отдохнуть от мыслей и мне не зазорно!
Если и плачет лес, то берёзовым соком.
Троица нынче. Выглядит лес соборно.
Радость дается по праздникам даже пророкам.
13
Ой, ты опять уподобилась старой скряге, —
Слезы роняешь, как мелочь какую в копилку,
Но они рифмой звенеть хотят по бумаге, —
И в голове звенят, и лезут в бутылку.
Копишь обиду, что нет неделю звоночка
По телефону из города со Стеною
Плача, где проживает родная дочка,
Прочно связав судьбу с почвой иною.
Ой, и тогда ты копила свою обиду
На отъезжающих: в тесном аэропорте,
Что не согласна, — не подавала виду,
Не голосила при всем при честном народе.
Но человек единственен, как и солнце.
И осветилась слезами ты покаянно:
Пусть человек живет там, где ему живётся, —
Мы на земле прописаны не постоянно.
14
Ой, мои слёзы-ливни, глаза мои тучи,
Как ни рядите, пьяно или тверёзо,
Вам не избегнуть истины неминучей —
Скоро вы станете инеем и морозом.
Ой, потому и по делу плачу, и праздно,
Что я готова к смеху не больше, чем скот к забою.
Плакать легко, а смеяться трудней гораздо, —
Крайняя степень отчаянья — смех над собою.
Ой, как бы жизни солнышко ни кадило,
Я, не одну в уме решая задачу,
Ой, не однажды до хохота доходила.
Так что еще немного пускай поплачу!
7 — 15 июня 2006.
Старость, пятая кнопка
1
Два старика, мы случайно встретились в вагоне полупустой грохочущей электрички.
— Живешь на этой станции? — спросил он.
— Ну да.
— Дачный поселок?
— Что-то вроде. — Я засмеялся.
— А чего в Москву?
И, недослушав, чего это я еду в Москву, он стал звать к себе, он, мол, в Москве живет совсем рядом с вокзалом — сейчас же и зайдем, посидим-поболтаем, столько лет не виделись!
Гоша — мой когдатошний сокурсник и приятель, а ныне, конечно, пенсионер… Гоша Гвоздёв… Мы болтали всю дорогу, оказавшись в вагоне нечаянным образом рядом. Мы болтали и после, когда шли к нему домой. Болтали и дома, когда прикидывали, как нам удобнее в его маленькой однокомнатной квартире рассесться. Да, да! Как нам сесть?.. Стул на выбор?.. Или кресло?.. Я взял стул.
В тесноватом, но вполне опрятном логове одинокого пенсионера мы (уже на кухне) рассаживались не столько относительно друг друга, сколько относительно телевизора. Гоша великодушно предлагал мне к зрелищу поближе!.. Сели… Всё еще болтали. Зато, как только экран высветился, наступило наше великое молчание. Удивительно! Мы с ним промолчали несколько часов кряду. (Лишь иногда о чем-то вскользь и кратко. Два-три слова… Не больше.) Смотрели расслабленно на экран. Смотрели восторженно! Весь наш вечер.
Поначалу мне подумалось, что помалкиваем из-за неудобства, — у Гоши отсутствовал дистанционный пульт, чтобы зрелищем управлять со вкусом. В быту эту пластиковую шоколадку с кнопками зовут Пу-Пу, начальные слоги от пульт-пульт … Так вот Пу-Пу здесь не было. А ведь для старика пощелкать податливыми кнопками, продолжая беседу, — это настоящий пир! Это знак мгновенного обладания целым миром… Вот бы и пощелкали по очереди, — пообладали бы напоследок! Но канал, увы, работал только пятый — “Культура”, — а когда я, как водится, спросил у хозяина о других каналах, как там?.. — Гоша Гвоздёв ответил:
— Там ничего нет.
— Но бывает же и на других каналах кое-что интересное.
— Нет. Не бывает. — Он засмеялся. — Извини.
Я легко смирился. (У меня вообще нет телевизора.) Дело в том, что мы, Гоша и я, смотрели и слушали без малейшей натуги. Я даже увлекся: передача была о молодом Пушкине — и какая яркая передача!.. Затем замелькал Матисс. Загляденье!.. Я давненько не смотрел “ящик”. Я понятия не имел, как они там, то есть на пятой кнопке, сильно прибавили!.. “Ромео и Джульетта” Прокофьева… Эйзенштейн… Культ кино… И на удивление без пошлости. Передачи были одна в одну… Час… Еще час…
Если в гостях долго молчать, чувства не знают, куда им востребованно деться — и переполняют. Сентиментальность… В носу защипало!.. Да ведь и старики оба… Старый Гоша Гвоздёв прослезился уже на пейзажах Тригорского… Меня достала Смерть Меркуцио … Я не стеснялся. Шмыгнул носом. Промокнул глаз, потом другой. Все сделал спокойно. Подушечкой пальца… Хозяин задал тон — я соответствовал. Мы ведь не обсуждали. Оба без хитростей. Молча… И что тут обсуждать или о чем спорить, если мы только и хотели умилиться известной всем красотой. И для чего-то же ее, красоту, нам давали в таком избытке. Умилиться, а если подожмет, всплакнуть, — почему нет?
Но на третьем, что ли, часу нашего молчаливого смотренья я заерзал на стуле и, как-то вдруг спохватившись, подумал, может, Гоша Гвоздёв от одиночества сильно сдал… Некий стариковский сдвиг, а? Может, здесь что-то не так. Может, тихий отшельник. Одинокий пенсионер в большом городе... И я осторожно спросил его насчет приятелей.
Он улыбнулся:
— В порядке.
Насчет приятелей у него было все в порядке… У него замечательные приятели. И немало их! Дружим!.. И в этом смысле (Гоша кивнул в сторону экрана) тоже полное понимание.
— В каком этом смысле? — Я переспросил. — Они тоже смотрят этот канал?
— Да.
— И сейчас смотрят?
— Конечно. Для них тоже ничего нет лучше. Ничего нет правдивее .
Он подчеркнул последнее слово. И еще одарил меня своей незлой (я ее отметил уже сразу, при встрече)… незлой и новой для моего глаза мудрой усмешкой… Мол, схожесть душ. Слыхал о таком?.. Друзья настоящие!.. И для нас, Петр, — под старость — эта вот бесспорная красота прошлого и есть бесспорная правда жизни. Красота — как правда… А пятая кнопка — наш вахтер, охранник… — Гоша засмеялся. — Пятая кнопка тем самым — наша жизнь, а не только наша старость. Мы — живы!.. Не думал о таком?.. А ты, Петр, подумай!
Я почувствовал легкий внутренний протест. Как всякий, у кого нет телевизора. (Разве я совсем уже вне жизни? Я, мол, тоже не мертвец…) Но при этом как же сразу я с Гошей согласился. Я так стремительно с ним согласился! Мое удивление и мой же восторг были многажды сильнее моего слабого протеста. И я притих. Душа попритихла… Экран сиял… И мне было ничуть не в тягость. С необычайной легкостью гость просидел уже полных два часа. Молчком! Не обменявшись с хозяином ни словом об увиденном на экране! Ни жестом. Разве что скорой слезой.
Надо думать, для хозяина, для моего старинного дружка Гоши Гвоздёва, состояние молчаливого наслаждения экраном было приятнейшей нормой. Его любимое блюдо. Ежедневное любимое блюдо. И Гоша щедро делился им с гостем. В конце концов, я гость — он хозяин. Он не угощал (пока что) меня чаем. Не угощал (пока что) стариковскими бутербродами. Ни тем более выпивкой… Зато он угощал своим образом жизни.
