Андрей Матвеев - Эротическaя Одиссея, или Необыкновенные похождения Каблукова Джона Ивановича, пережитые и описанные им самим
Виктория удовлетворена, она окончательно закрывает и убирает книгу, она узнала все, что хотела, теперь можно успокоиться, Каблукову никуда не уйти. Хотя следует предпринять кое–что еще, думает она, направляясь в душ, раздеваясь и включая воду. Да, думает Виктория, надо предпринять кое–что еще, и она очень хорошо знает, что предпримет. Горячая вода плотной струей бьет по ее чувственному, никогда не успокаивающемуся телу, нежит и ласкает груди, стекает по животу, возбуждающе проникает в щель, что находится под стриженым лобком. Виктория начинает играть со струей и со своим телом, она смотрит на отражение в зеркале, висящем прямо напротив ванны, любуется крепкой грудью и плотным и плоским животом, ей нравятся эти коротко стриженные волосики, сейчас она просто без ума от своей набухшей и припухшей щели, она делает струю еще горячее и сильнее и скоро начинает кричать от восторга. Маленький перерывчик между серьезными демоно–ведьмовскими занятиями, ведь ни одного мужика нет под рукой, а тело — это же естественно — требует своего. Кончив, Виктория выключает воду, вытирается насухо и проходит в комнату для колдовских занятий. Из небольшого бюро орехового дерева она достает шматок воска, несколько свечей, разноцветные мелки и длинную тонкую серебряную иглу (серебро — металл Рака). Потом надевает на себя длинный и тонкий халат черного шелка, расшитый золотыми драконами, и приступает к делу. Свечи надо укрепить в серебряных подсвечниках, что нетрудно, сноровка у Виктории в этом деле велика. Вот свечи укреплены, вот они зажжены, толстые, витые, ароматные свечи, распространяющие по комнате запахи мирры, аниса, дикого базилика, гвоздики и розы, то есть всего того, что просто обязано вызвать возбуждение и любовное настроение. Да, да, именно возбуждение и любовное настроение, думает Виктория Николаевна и начинает размягчать воск. Вот он уже мягок, вот он уже хорошо мнется в ее тонких, проворных пальцах, и Виктория быстренько лепит небольшую мужскую фигурку, небольшую голенькую мужскую фигурку с явно различимыми признаками пола. Фигурка готова и может немного полежать на верхней крышке бюро из орехового дерева. Затем Виктория берет мелок красного цвета и чертит им на полу большой круг. В круг она вписывает желтым мелком многоконечную звезду, а в нее — мелком зеленого цвета — ромб. Все готово, можно приступать к основной части программы. Виктория сбрасывает с себя халат и, абсолютно нагая, встает в ромб, держа в одной руке восковую фигурку, а в другой — длинную серебряную иглу. Свечи, расставленные по лучам многоконечной звезды, полыхают ярким пламенем, разнося по комнате — да, правильно, ароматы мирры, аниса, дикого базилика, гвоздики и розы, хотя на самом–то деле ароматы эти должны распространять отсутствующие в доме Виктории Николаевны кадильницы. Виктория торжественно смотрят в восточный угол комнаты, чувствуя, как тяжелеют ее груди, как твердеют, напрягаясь, соски. «Заклинаю, — твердо и решительно произносит она, — чтобы Джон Иванович Каблуков соединился с Викторией Николаевной Анциферовой так же, как соединены Огонь, Воздух и Вода с Землею, и чтобы помыслы Джона Ивановича Каблукова направлялись к Виктории Николаевне Анциферовой, как лучи Солнца направляют Свет мира и его добродетелей, чтобы он, Джон Иванович Каблуков, создал ее в своем воображении и взгляде так, как небо создано со звездами и дерево — со своими плодами. И да витает высокий дух Виктории Николаевны Анциферовой над духом Джона Ивановича Каблукова как вода над землею. И делайте так, чтобы упомянутый Джон Иванович не имел бы желания есть, пить и радоваться без Виктории Николаевны Анциферовой!» — с этими словами она нагревает длинную серебряную иглу на пламени свечи и пронзает ею насквозь маленькую восковую фигурку, то есть игла входит в голову, а выходит через пах, как и положено при всех подобных занятиях. Но еще надо произнести для пущей верности имена нескольких демонов, что же, за Викторией не заржавеет, да и необходимое пособие («Древняя высшая магия. Теория и практические формулы. Репринтное воспроизведение петербургского издания 1910 года») у нее всегда под рукой). «Вегэя, Элиэль, Сираэль, Елемия, — начинает перечислять Виктория Николаевна, а заканчивает через добрый десяток минут, — Изаэль, Сабуа, Габрель, Мишаэль, Вералия!».
— Все, — говорит сама себе Виктория, затушив свечи и стерев с пола круг, звезду и ромб. — Все, — довольно повторяет она, убирая обратно в бюро все колдовские причиндалы, включая пронзенную длинной серебряной иглой восковую фигурку. — Все, — довольно заканчивает она, опять надев черный шелковый халат и выйдя из комнаты. Где–то в гостиной, надрываясь, дребезжит телефонный звонок.
Виктория не торопясь подходит к телефону и берет трубку. Звонит, естественно, Фил Леонидович Зюзевякин, сообщающий ей, что Д. К. собственной персоной нанесет ему сегодня визит и не слабо ли Виктории Николаевне присоединиться к их теплой мужской компании, а то он, то есть Ф. Л.Зюзевякин, давно уже хочет их познакомить.
— Конечно, — отвечает утомленная Виктория, — я приду, Фил, ты совершенно прав, что позвонил.
Зюзевякин вешает трубку, а обессиленная Виктория падает на тахту и забывается, как это и положено, в недолгом, но бездонном сне. Проснувшись же, понимает, что катастрофически опаздывает, но она Близнец, а Близнецы опаздывают всегда и везде. Это умозаключение приводит Викторию Николаевну в хорошее расположение духа, и она начинает приводить себя в порядок. Что касается наряда, то он давно уже выбран: тертые голубые джинсы и черная мужская рубаха. Виктория знает, что наряд этот придает ей бесподобную пикантность, но ведь надо еще подкраситься да расчесать челку, а на это у нее никогда не уходит меньше часа.
И вот Виктория, заботливо прихватив с собой восковую фигурку, пронзенную длинной серебряной иглой, выходит из дома, ловит такси и едет в апартаменты Зюзевякина. Все остальное уже известно. Каблуков испугался. Каблуков не выдержал. Каблуков бежал, будто чувствуя, чем грозит ему эта женщина, но — на удивление — бегство отнюдь не расстроило Викторию Николаевну, а привело в еще лучшее расположение духа: значит, колдовство сработало.
— А я ведь околдовала его, Зюзевякин, — говорит довольная Виктория Анциферова, сидя в кресле, еще хранящем тепло разомлевшей от рома каблуковской задницы и потягивая все тот же ром из все того же каблуковского кубка.
— Опасная ты женщина, — смеется Зюзевякин, — я никогда бы с тобой не смог любовью заняться.
— Отчего же это? — удивляется Виктория.
— Да ведь сама не согласишься! — рубит правду сплеча Фил Леонидович.
— А вот тут ты абсолютно прав, — кокетливо вздыхает Виктория Николаевна, — оргазм — дело серьезное, так что придется тебе, дружище, обойтись кошанями!
— Воистину так, — молитвенно складывает ладони Зюзевякин, отчего–то грустно улыбается, а потом вновь тянется к полупустой коробке сигар, естественно, с надписью «корона–корона».
Глава восьмая,
воспоминательная, в которой Каблуков вызывает тени города на океане и некоей медсестры по имени Розалинда/Роксана
Но приходит пора вновь вернуться к самому себе, вновь начать тешить ноосферу собственными безалаберными воспоминаниями. Да, да, думает Kаблуков, выходя из маленькой деревянной будочки, что находится в самом конце его небольшого — шесть, максимум семь соток — участка. «Пусть пока подождет прелестная дева Виктория, она же Елена, она же Хлоя, она же Фотида, она же М. М., она же Эммануэль. Пусть подождет эта ведьма, эта демоница в искусительном обличье!» Солнышко скрылось, набежали тучки, солнышко, тучки, уменьшительная, ласкательная форма всегда радует слух Д. К. Что же было со мной дальше, — пытается вспомнить он, предаваясь всегда столь торжественному занятию, как приготовление завтрака. — Что случилось со мной после того, как бедная маменька, все же достигнув своих семи небес, взлетела, наконец, на восьмое небо? Помнится, это был не детдом, тут и вспоминать нечего. А вот то, что меня увозили… Да, — печалится Каблуков, тщательно разбивая яйца над сковородкой, — было это, и никуда не уйти от сего прискорбного факта…»
Родственники со стороны покойной маменьки, что вырвали Д. К. из лап (точнее же будет сказать: вынули из разомкнутых бедер) сладострастной маменькиной подруги, были действительно настолько дальними (как говорится, седьмая вода на киселе), что Д. К. про них никогда и не слышал. Что же, до этого не слышал, а сейчас вот и увидел.
— Ишь, блядское отродье, — сразу же заявил ему рослый мужчина, как только Д. К. остался с родственничками наедине, — будешь себя плохо вести — я тебе яйца оборву, понял?
— Понял, — всхлипнул юный Каблуков.
— Да, да, — добавила невысокая круглая женщина с суровым лицом, — он такой, он тебе не только яйца, но и все остальное оборвет, понял?
