Екатерина Кариди - Переспать на удачу
Мысли мгновенно завертелись:
— Что она говорит? О чем? О чем мне должен рассказать Алик? Что это за тайны?
Майя продолжала, махнув рукой:
— Потом ты женился на своей Роксе, а я ходила еле живая, словно сердце вырвали из груди. Не хотела тебя больше видеть, хотела заснуть и все забыть. Но тебе еще что-то от меня было нужно, и ты пришел ко мне перед отъездом, на удачу, — она негромко, горько засмеялась, — Правда, получил немного больше, чем рассчитывал. Ну, в общем, получил и ушел из моей жизни навсегда. Вот тогда-то Муська и умерла в одиночестве и в страшных мучениях. И поверь, больше я не хочу ничего ни вспоминать, ни повторять, не хочу с тобой видеться, разговаривать. Да и тебе это ни к чему, ты двадцать лет не вспоминал обо мне, думаю, и дальше не стоит ничего менять.
Она говорила, а мужчину корежило чувство протеста. Нет, он не был согласен. Нет!
— Майка, дурак я, прости…
— Ничего, что было, то прошло. Давай, я пожелаю тебе удачи, чтобы у тебя было все хорошо. И потом ты уйдешь.
— Нет! Я не хочу! Майка! Я не хочу.
— А чего же ты хочешь?
— Скажи… — Влад потупился, вертя в руке вилку, — Ты замужем?
— Это тебя не касается.
Он поднял на нее глаза полные противоречивых чувств и сумасшедшей надежды:
— Майка… Сережа… мой сын?
Майя потемнела лицом и резко опустила голову.
— Сережа мой сын, это все, что тебе следует знать.
— Почему, Майя?
Она встала:
— Твое время истекло. Мне пора.
— Майя…
— Владик, тебе нет места в моей жизни. Не стоит больше приходить. Извини, ничего личного, я просто оберегаю себя и свою жизнь.
Мужчина встал, собираясь пойти вместе с ней, но она покачала головой и остановила его взмахом руки:
— Всего тебе наилучшего, Владик Марченков, прощай.
Она ушла, а Марченков тяжело опустился на стул. Вопросов стало еще больше. Он не приблизился к ней ни на шаг, наоборот, узнал о себе такое, что лучше застрелиться. И что такое ему должен рассказать Алик? Что за тайны, черт побери?! Ее холодность просто убивала. Лучше бы она злилась, оскорбляла его, проклинала. Все лучше, чем этот спокойный равнодушный тон.
— Господи… Неужели все потеряно? Нет. Нет… — он отказывался верить, — Как мне к ней пробиться? Как?
Он ушел к себе подавленный, мысли не давали покоя. Оставалось такое чувство, что прошлое, в которое ему предстоит влезть, еще одарит неприятными сюрпризами. Но влезть придется. Влад задумался о своей жизни, в первый раз задумался всерьез. Жизнь практически прошла, да, он еще не стар, но уже наступило время молодых, а таким как он следует потесниться. Как бы нам не хотелось, но время неумолимо, и нашего желания не спрашивает, а смена поколений естественный процесс.
Вот и настал для него момент сесть и заглянуть в себя, спросить:
— Чем будешь хвастаться?
А и выйдет, что хвалиться нечем.
Чего достиг? Фирму по грузоперевозкам приобрел? А взамен? Что взамен?
Талант угробил, если он, конечно, был, тот талант. Может и невеликий, но был. Он тоже мог бы стать… Ладно.
Три раза женился, а семьи нет, детей нет, тепла нет. В промежутках между неудачными браками пробавлялся случайно подвернувшимися подружками. Его передернуло. Если смотреть так, то все выглядит еще отвратительнее.
Друзья… Остался один Алька, с которым он видится теперь раз в несколько лет. Влад боялся даже думать про то, что лучшего своего друга, вернейшего ангелка, Муську, он, почитай, «убил» собственными руками.
Получалось, что двадцать лет потрачено впустую.
Мужчина тяжело задумался. Бросил все, уехал за тридевять земель, куролесил где-то далеко, творил не пойми что, искал чего-то. А то, что он искал, всегда было там, откуда он ушел не глядя. И теперь обратно его могут и не принять.
А для чего ему все, что он смог заработать и еще заработает? Для чего? Если это оставить некому? Для кого ему трудиться…
Марченков налил себе еще коньку и стал набирать номер Беспольского. В прошлое надо влезть, даже если это вызывает неосознанное неприятие и дурное предчувствие. Иначе он ничего не добьется в будущем. В трубке пошли гудки, а Влад Марченков откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
— Привет.
— Привет. Ты на часы вообще смотришь?
— Алька… Я тут с Майкой встретился…
На том конце замерли, Влад прямо почувствовал это, потом раздалось:
— Как она?
— Почти не изменилась. Преподает в нашем старом Универе на мехмате, доцент.
— Даааа? Ай да Майка, — голос потеплел.
— Алик… У нее ребенок… От меня… Сын.
— Что… Ты уверен? Что… Как?
— Так, помнишь, я рассказывал… какой я дурак, Алька. Какой я дурак.
— Влад…
— Знаешь, она не замужем, и я так понял, что и не была.
— Влад…
— Алька. Она сказала, чтобы я спросил у тебя… что ты что-то знаешь про нее, про меня. Алька, что, что ты знаешь? Что ты должен мне рассказать?
На том конце послышались тихие ругательства, потом молчание, Влад ждал. Наконец Беспольский сказал:
— Это не телефонный разговор. Я приеду.
— Жду.
Он положил трубку.
На том конце Алик долго сидел, держа трубку в руках. Ну, вот оно, настало. Может и к лучшему…
* * *Домой Майя пришла совершенно разбитая. Разговор ее вымотал. Сил не осталось ни на что, она попросила Сережу покормить кота, а сама ушла в свою комнату, прилегла, свернувшись калачиком.
Она все сделала правильно.
Пришел Василис, поглядел на хозяйку, тихо рыдавшую в подушку, и устроился сбоку. Понятно же, у мамы трудный день, нельзя ее беспокоить. Так он и сказал Сереже, заглянувшему в комнату проведать мать. Не нравилось сыну, как она выглядит, подавленная, мрачная. Кот сверлил его взглядом, пока он не закрыл дверь, потом плотнее прижался и начал мурчать, он знал, что это помогает. Майя обняла кота, зарылась пальцами в его теплую шерсть и потихоньку заснула.
А Сергей все размышлял над тем, что же могло так ее расстроить, и приходил к одному выводу. Тот мужик, что вылез внезапно, как черт из табакерки. Это из-за него она плачет. У парня аж зубы свело, так неприятен ему стал этот мужчина. И его прямой долг защитить мать, что бы там ни было.
Глава 10
Утро было теплое, чудесное майское утро. Выходной день. Солнечные лучи заливали подоконник, на котором возлежал Василис, царственно взирая на весенний сквер, на голубей, воробьев, соседских кошек и прочую живность. Среди кастрированных персов его можно было считать редкостным экземпляром, потому что этот двенадцатилетний кот имел отменное здоровье, великолепный мех, жизнерадостный характер и волчий аппетит. Плевал на все диеты, очевидно выдуманные людьми специально, чтобы унизить кошачье достоинство. Он любил мясо, мясо и еще раз мясо, и еще хозяйкины котлеты.
— Тебе котлетки греть, или так будешь? — спросила его хозяйка.
Кот умудрился изогнуть бровь и на кошачьем языке ответил:
— Разумеется, греть, они же из холодильника. Только не перегрей, как в прошлый раз. Мне целых пять минут пришлось ждать, пока остынет.
Подошел Сережа, притиснул перса и взлохматил его шерсть:
— Ухххх, ты, пушистое жирное сокровище.
Кот с достоинством отстранился, промурчав в ответ:
— Во-первых, я не жирный, а упитанный, а во-вторых, я терплю твои фамильярности только потому, что ты сын хозяйки. Отойди, не мешай мне принимать солнечные ванны.
Но тут микроволновка дзынькнула, Майя достала две великолепные чуть тепленькие котлетки и кот, мявкнув:
— Отойди, короче, не стой между мной и провиантом, — сорвался с подоконника, потянулся, показав огромные когти, и как-то мгновенно очутился рядом со своей тарелкой, понюхал любимое лакомство и ушел в нирвану.
— Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Нет.
— Я же вижу, ты расстроена.
— Это ничего, сынок.
— Мама…
— Сережа, — она отложила вилку и потянулась погладить его по щеке, — У меня все будет хорошо.
— Я же вижу, на тебе лица нет. Если у тебя какие-то неприятности на работе…
— На работе все в порядке.
— Тогда что?
Она встала из-за стола и отошла к окну, пожала плечами:
— Ничего.
— Это все из-за того типа? Что в тот день приперся? Из-за него? Он ко мне вчера подходил в Универе, выспрашивал…
Майя обернулась резко, в глазах тревога, которую женщина не успела погасить.
— Что выспрашивал?
— Кто я тебе, сколько лет?
— А ты?
— Я не стал с ним долго разговаривать, подозрительный тип, он мне совсем не понравился. Это все из-за него, я прав?
— Сережа… Я все тебе расскажу. А сейчас не спрашивай, хорошо? Сейчас мне трудно будет тебе ответить.
— Ладно. Но если он тебе угрожает, или еще как-то достает…
— Нет, Сережа, он мне не угрожает. Во всяком случае, не физически.
— Мама… Что?! Что? Он все-таки достает тебя?
