Грэм Грин - Брайтонский леденец
– И рай тоже, – тревожно сказала Роз.
Дождь лил, не переставая.
– Может быть, – ответил Малыш, – может быть.
***
Малыш промок до костей, брюки прилипли к его худым ногам; он поднимался по длинной, не покрытой дорожкой лестнице к себе в комнату в пансионе Билли. Перила шатались под его рукой, и, когда он открыл дверь и увидел, что все ребята здесь и курят, сидя на его медной кровати, он гневно крикнул:
– Когда же починят перила? Ведь это опасно. В конце концов, кто-нибудь свалится.
Шторы не были опущены, и за закрытым окном, на фоне серых крыш, доходящих до самого моря, полыхали последние молнии. Малыш подошел к своей кровати и смахнул с нее крошки булки с колбасой, которую ел Кьюбит.
– Что это тут, – спросил он, – собрание?
– Да неладно со взносами, Пинки, – ответил Кьюбит, – двое не заплатили. Бруер и Тейт. Они говорят, что теперь, раз Кайта не стало…
– Давай порежем их, Пинки? – предложил Дэллоу.
Спайсер стоял у окна и смотрел на грозу. Он промолчал, глядя на молнии, разрывающие небо.
– Спроси Спайсера, – ответил Малыш, – он последнее время что-то много раздумывает.
Все обернулись и посмотрели на Спайсера. Спайсер сказал:
– Может, пока что не надо так нажимать. Вы же знаете, многие ребята смылись, когда Кайта убили.
– Давай, давай, – сказал Малыш. – Послушайте-ка его. Таких, как он, называют философами.
– Ну что ж, – сердито возразил Спайсер. – Есть свобода слова в этой шайке или нет? Потому они и смылись, что не могли себе представить, как это такой шкет будет управлять всей лавочкой.
Малыш сидел на кровати и смотрел на него, засунув руки в мокрые карманы. Один только раз он вздрогнул от озноба.
– Я всегда был против убийства, – продолжал Спайсер. – Мне наплевать, пусть все это знают. На что нужна месть? Подумаешь, благородство какое!
– Ты просто злишься и трусишь, – сказал Малыш.
Спайсер вышел на середину комнаты.
– Слушай, Пинки, – сказал он. – Будь благоразумен. – Он обратился ко всем: – Будьте благоразумны.
– А ведь кое в чем он прав, – неожиданно вставил Кьюбит. – Нам повезло, что все мы так выскочили. Незачем привлекать к себе внимание. Лучше на время оставить Бруера и Тейта в покое.
Малыш встал. К его мокрому костюму прилипло несколько крошек.
– Ты готов, Дэллоу? – спросил он.
– На все, что ты скажешь. Пинки, – ответил Дэллоу, улыбаясь, как большая преданная собака.
– Куда ты идешь, Пинки? – спросил Спайсер.
– Хочу сходить к Бруеру.
Кьюбит сказал:
– Ты ведешь себя так, как будто мы убили Хейла в прошлом году, а не на прошлой неделе. Нам надо быть осторожными.
– Это дело конченное, – сказал Малыш – Вы слышали заключение суда. Он умер своей смертью, – добавил он, глядя в окно на затихающую грозу.
– А ты забыл об этой девчонке из кафе Сноу? Из-за нее нас могут повесить.
– Девчонку я беру на себя. Она ничего не скажет.
– Ты женишься на ней, что ли? – спросил Кьюбит. Дэллоу засмеялся.
Малыш вынул руки из карманов и сжал их так, что побелели костяшки.
– Кто говорит, что я женюсь на ней? – спросил он.
– Спайсер, – ответил Кьюбит.
Спайсер попятился от Малыша.
– Слушай, Пинки, – сказал он, – я подумал об этом только потому, что тогда она стала бы безопасной. Жена не имеет права давать показания.
– Мне не нужно жениться на этой никудышной девчонке, чтобы сделать ее безопасной. Как нам сделать безопасным тебя, Спайсер? – Он провел языком по сухим потрескавшимся губам. – Если для этого достаточно полоснуть бритвой…
– Это была просто шутка, – вмешался Кьюбит. – Не надо принимать это всерьез. Ты шуток не понимаешь, Пинки.
– Ты думаешь, это было бы забавно, а? Чтобы я женился, да еще на такой паршивой девчонке? Ха, ха, – засмеялся он каркающим смехом. – Придется мне кое-чему научиться. Пошли, Дэллоу.
– Подожди до утра, – сказал Кьюбит. – Подожди, пока вернутся остальные ребята.
– Ты что, тоже дрейфишь?
– Ты вот не веришь, Пинки. Но мы должны действовать полегоньку.
– Ты со мной, Дэллоу? – спросил Малыш.
– Я с тобой, Пинки.
– Тогда пошли, – сказал Малыш.
Он направился к умывальнику и открыл маленькую дверцу, за которой стоял ночной горшок. Он пошарил за горшком и вытащил тоненькое лезвие, такое, каким женщины подбривают себе брови, но с одного края затупленное и обернутое изоляционной лентой. Он сунул его под длинный ноготь большого пальца, единственный ноготь, который не был у него обкусан, и натянул перчатку.
– Через полчаса мы вернемся с деньгой, – сказал он, вышел из комнаты, хлопнув дверью, и спустился по лестнице пансиона Билли. Холод от мокрой одежды проникал до самых костей, лицо сморщилось от озноба, узкие плечи вздрагивали. Он бросил через плечо шагавшему за ним Дэллоу:
– Мы пойдем к Бруеру. Довольно будет проучить его одного.
– Как знаешь, Пинки, – ответил Дэллоу.
Дождь перестал; был отлив, и мелкое море отступало вдали от песчаной отмели. Где-то часы пробили полночь. Дэллоу вдруг захохотал.
– Что это тебя разбирает, Дэллоу?
– Я вот о чем думаю, – ответил Дэллоу. – Ты мировой парень. Пинки. Кайт правильно сделал, что принял тебя. Ты идешь напролом, Пинки.
– Ты молодец, – сказал Пинки, глядя вперед; лицо его передергивалось от озноба.
Они прошли мимо «Космополитена», мимо фонарей, горевших там и здесь на огромной набережной, к башенкам, выделявшимся на фоне быстро бегущих облаков. Когда они проходили мимо кафе Сноу, там погасло последнее окно. Они повернули на Олд-Стейн. У Бруера был дом возле трамвайной линии на Льюис-роуд, почти под железнодорожным мостом.
– Он уже лег спать, – сказал Дэллоу.
Пинки позвонил, не отнимая пальца от кнопки. По обеим сторонам дороги тянулись ряды низеньких, закрытых ставнями, лавочек; по безлюдному шоссе, звеня и качаясь, прошел пустой трамвай с надписью «В парк»; пассажиров в нем не было, кондуктор дремал на одной из скамеек, крыша блестела от ливня. Пинки все держал палец на кнопке звонка.
– Почему Спайсер сказал это… о том, что я женюсь? – спросил Малыш.
– Он просто подумал, что это заткнет ей глотку, – ответил Дэллоу.
– Такие, как она, меня не волнуют, – сказал Малыш, нажимая на кнопку звонка.
На лестнице зажегся свет, скрипнула оконная рама, и чей-то голос окликнул:
– Кто это?
– Это я, – ответил Малыш, – Пинки.
– Что тебе надо? Почему ты не мог прийти утром?
– Мне нужно поговорить с тобой, Бруер.
– Какие это у нас срочные разговоры, Пинки? Неужели нельзя подождать до утра?
– Открывай-ка лучше, Бруер. Ты же не хочешь, чтобы сюда явилась вся банда.
– Старуха ужасно больна. Пинки. Я не хочу ее тревожить. Она заснула. Не спала три ночи.
– Так это ее разбудит, – ответил Малыш, держа палец на кнопке звонка.
Через мост медленно проехал товарный поезд, дым от него заволок Льюис-роуд.
– Отпусти звонок, Пинки, я открою.
Пока Пинки ждал, его пробирала дрожь; он засунул руку в перчатке глубоко в мокрый карман. Бруер отворил дверь; это был тучный пожилой человек в грязной белой пижаме. Нижняя пуговица была оторвана, и из-под куртки виднелся толстый живот с глубоко ушедшим пупом.
– Входи, Пинки, – сказал он, – только тихонько. Старуха совсем плоха. Я с ней вконец измучился.
– Поэтому ты и не заплатил свой взнос, Бруер? – спросил Малыш.
Он презрительно осмотрел узкую переднюю – ящик от устриц, превращенный в стойку для зонтов, поеденная молью оленья голова, на один из рогов которой надет котелок, стальная каска, используемая как цветочный горшок. Кайт мог бы заполучить кого-нибудь побогаче. Бруер только недавно перестал принимать ставки на углах улиц и в барах. Мастер обжуливать клиентов. Нечего было и пытаться вытянуть больше десяти процентов с его выручки.
– Заходите и располагайтесь, – сказал Бруер. – Здесь тепло. Какая холодная ночь!
Даже дома, в пижаме, он оставался притворно веселым. Он был, как надпись на карточке, где помечают ставки на бегах: «Старая фирма. Вы можете доверять Биллу Бруеру». Он зажег газовый камин, включил торшер под красным шелковым абажуром с бахромой. Свет блеснул на посеребренной коробке для печенья, на свадебной фотографии в рамке.
– Хотите рюмочку виски? – предложил Бруер.
– Ты знаешь, я непьющий, – ответил Малыш.
– Ну, так Тэд выпьет, – сказал Бруер.
– Что ж, я могу выпить, – отозвался Дэллоу. Он усмехнулся и сказал: – Вот какое дело.
– Мы пришли за взносом, Бруер, – сказал Малыш.
Человек в белой пижаме нацедил содовой воды себе в стакан. Он повернулся к Пинки спиной и наблюдал за ним в зеркало над буфетом, пока они не встретились глазами.
– У меня что-то душа неспокойна, Пинки, – сказал он. – С тех самых пор, как пристукнули Кайта.
– А что? – спросил Малыш.
– Да вот что. Я все думаю, если ребята Кайта не могут защитить даже… – Он вдруг замолк и стал прислушиваться. – Что это, старуха? – Из комнаты наверху донесся слабый кашель. – Она проснулась, – сказал Бруер. – Мне нужно пойти поглядеть, что с ней.
