Владимир Маканин - Две сестры и Кандинский
И как-никак дирижирующий застольем Стратег лишь на миг растерялся… как быть?
— Ну-ка… Ну-ка, Артемчик!.. Поподробнее. Гэбистские штуки и штучки мы, конечно, знаем… Но и самих себя в наших честных игрищах с властью мы изучили. Тоже знаем.
Телохран осторожничает. Затем преданно подкашливает — и обращается к главному здесь человеку:
— Босс. У вас кровь прилила к лицу… Вы как свекла.
Главный произносит одно лишь слово. Отцеженно густым, насыщенным баритоном: — Фигня.
*Артем: — Именно фигня. Мыльный пузырь, друзья!.. Не сомневайтесь!.. Да, да, гэбисты меня вызвали — они, мол, смотрят на меня как на одного из зачинщиков… Скандал уже был вовсю!.. Им нужны прямые объяснения — почему и как?.. Как я подыскивал помещение для скандально не разрешенной властями Выставки. Как я организовал. Как писал письма художникам в провинцию… И тому подобное… Они, мол, меня вызывают для технических объяснений… как только Выставка закончится. Закончилась Выставка — и я пошел туда сам… Да, я не стал ждать повторного вызова. Да, я сам туда пошел. Да, это правда, что я написал все заранее, а как иначе?.. С ними надо быть начеку. Чтобы были готовые, продуманные фразы. Чтобы они не подловили меня на слове… Очень сухо. Аккуратно. Просто сухая информация. Ин-фор-ма-ция.
Свой-1: — Вы, что ли, как их информатор?
Артем: — Ты спятил?! С ума сошел!.. Возможно, я поспешил. Но не более того.
— Никто из нас не поспешил.
— Как попался я, мог попасться любой.
— Правда. Но почему-то мы туда не поспешили. Почему-то мы не попались. А ты почему-то попался.
— И что?! — в голос кричит Артем.
— Ничего.
Ольга сидит, закрыв лицо руками.
Инна обнимает сестру за плечи: — Погоди, Ольга. Погоди… Это все их пьяная чушь! Это какие-то их перевертыши! глюки!
Малопьющий Смишный, долго и профессионально весь вечер копивший в себе газетный яд, делает первый смелый выпад:
— Если Артемчик знал… Если ему загодя сказали, что его вызовут, это значит… что?.. это значит, что и прежде его вызывали. И что он там уже бывал, и не один раз.
Артем: — Ровно один раз. Они вызвали повесткой… И если вызовут вас, любой из вас тоже пойдет. Побежит!
Коля Угрюмцев, вот кто наконец спохватился. До юнца дошло.
— П-п-подождите… Я не хотел… Ничего с-стыдного. Майор Семибратов сам сказал. Такими з-з-записями и п-папками в ГБ набиты ящики… Т-тыщи!
— И что?
— Там т-тыщи.
Смишный кивнул: — Так мы и жили, парень. Информаторов были тыщи.
Смишный уже увидел воображаемый газетный лист. Покропленную отравой целую полосу… И вразлет тихий заголовок: СНЕЖНЫЙ ОБВАЛ В ГОРАХ МОЖЕТ ВЫЗВАТЬ НЕГРОМКИЙ КРИК МАЛЬЧИШКИ.
Художник: — Не надо раздувать. Господа и друзья! Письменное объяснение Константы ровно ничего не значит. Бумажка пустяковая. Гэбисты делают из этих бумажек задел. Просто задел на будущее — вдруг когда-нибудь сгодится. Чтобы выдвинувшегося человека, желательно лидера, подловить и припугнуть… Когда его минута созреет.
Стратег разом прояснил, куда течет река. И нарочито переспрашивает:
— Когда минута… что?
— Когда созреет.
Вежливо и мягко. Чутко. Боясь своего промаха… Но тем чутче!.. В осторожном напряге раздувая тонкие ноздри, Стратег обращается наконец к Боссу:
— Минута вроде созрела.
Однако Пал Палыч молчит.
Зато юнец Коля несет свой запоздалый лепет. Задергался пацан, пытаясь исправить: — П-простите меня. Я не думал… Гэбисты держат такие б-бумажки просто так… Майор Семибратов… Эти объяснительные… Эти б-бумажки сор… мусор канцелярский — бумажки лежат и тыщами ж-ждут неизвестно чего.
Но Стратег уже вполне слышал дыхание молчаливой реки — ее большой воды:
— Известно. Известно чего, малыш! Очень даже известно… Гэбисты ждут, пока имя наберет высоту.
Смишный: — Да, да!.. Ждут… Да, да!.. Ждут, когда Константа попадет в Московское правительство. Этого ты, малыш, не чувствуешь. Зато мы чувствуем. Нюхом. В обе ноздри.
Свой-2: — Однако Константу не очень-то пошантажируешь.
Свой-3: — Еще как! Человек, если припертый, быстро становится ручным. Я бухгалтер, я знаю.
Стратег: — Ты, парень, еще припомни. У тебя отличная память. Припомни. Когда канцелярист сортировал… Куда он положил или отложил бумагу, которую принес Константа…
— М-м… М-м… Н-н…
— Ну, не мычи. Не мычи.
— В п-папку …
— На папке не было надписи?
— Н-нет.
Артем уже не сдерживает гнев. Он оглушенный. Ну да, в темноте бывает! Ну да, ступил человек в обычную лепешку дерьма.
Обидно, непонятно, заспанно чего-то вдруг испугавшийся, он почти кричит: — Не ради себя! Я хотел защитить людей, организаторов Выставки. Хотел защитить художников!.. Да, поспешил. Да, принес объяснение… Да, если хотите, прибежал к ним. Но я — это я. Я — Артем Константа!
Стратег: — Твое «я» уже сейчас в их руках.
— Я, Артем Константа, сегодня тот же, что был вчера!
— Верно. Ты и вчера уже был в их руках.
Смишный подхватывает: — В их руках, в их ногах, в их чреве, в их заднице, сам того не зная… Друзья!.. И этот человек хочет быть политиком высшего эшелона. Политиком милостью божией!
Спонсор издает малопонятный возглас: — Гоп-пля-а!
Все смолкли. После странно пролаявшего откуда-то свыше — полная тишина.
Только Ольга шепчет сестре: — Сердцу тесно. Давит. Принеси мне что-нибудь. Валерьянки.
Инна тоже негромко: — Где она у тебя?
— Не помню.
Инна мягкими шагами, не спугнув тишины, уходит. Ушла.
Тишина все еще висит.
Но вот Стратег, угадавший первый поворот реки (непостижимо как), вновь сумел понять (прочесть) предстоящее ветвистое будущее. Сумел прочитать на неподвижно-красном лице Босса:
— Мы все разочарованы… Чтобы не сказать больше. Вы, Артем Константинович, всех нас подставили…. Обгадили, если уж впрямую. Извините… Вы должны были дать знать. Нам. Каждый такой шаг… Шаг — это ведь не прыжок. Вы не акробат на батуте. Вы должны были хорошо подумать, когда сочиняли им свое объяснительное письмецо.
Артем: — Я хорошо подумал. Я в ответе за свои слова. За каждое слово. За каждую фразу… Я в ответе. Я готов подписаться публично.
— Так, Артем, говорят все и каждый.
— Я — не все!
— И ваша довольно малая слава, Артем, уже не в помощь. Слава — вода.
При слове «вода» Второму художнику вновь померещился вырвавшийся из земляной тюрьмы, родниковый, зажурчавший, свободный ручей. Играющий в догонялки с бликами солнца.
— Буль.
От неожиданности замерли. Серьезные же люди… А эта пьянь снова:
— Буль… Буль… Буль!
Стратег очнулся. Пусть! Хохот как разрядка. Пусть посмеются.
Вполне определившись, Стратег уже негромко, вполголоса. Уже по-семейному, дергает молчаливого Босса:
— Скажите же что-нибудь, Пал Палыч.
И вновь мгновенно возникшая тишина.
Босс, через стол, этак простовато-грубовато обращается к Артему Константе:
— Я что-то сейчас не врублюсь. Я ж, милок, спросил… Я ж тя тогда в упор спросил — с гэбистами у тебя чисто?
И чуть-чуть с напором:
— Помнишь?.. При встрече. При первой. Ты мне ответил — чисто.
Артем: — Так и есть. Я считаю, что чисто.
— Нет, погоди, погоди. Сядь-ка сюда, чистюля… Поближе.
Артем, полагая, что его плохо слышат, дернулся, пересел на один стул чуть ближе.
— Поближе. Поближе, я сказал.
Но при подчеркнутом нажиме Артем остается на месте.
— Вот я тебе щас, Константа, подскажу урок. Покажу, что такое чисто.
Босс вынимает из портфеля бумажную «трубочку». Несколько легких, воздушных бумаг, свернутых, скатанных в трубочку… Приготовленных к сегодняшнему победоносному дню.
— Вот контракт о нашем с тобой сотрудничестве. Мы этот пирог только-только сегодня спекли… А? Вкусен был?.. Видишь?
Рвет.
— Вот спонсорство. Девственное.
Рвет.
— А вот фонд.
Рвет.
— Вот теперь чисто.
Телохран в наклон возле главного человека. Шепчет:
— Вы весь красный… Босс.
— Фигня.
— А левые пол-лица лиловые.
Босс, с неожиданной искренностью, с теплом в голосе (и по-мужски немного смущаясь), просит Ольгу:
— Поди снеси в сортир, девочка. У тебя в студии небось проблема с туалетной бумагой.
Ощупывая вздувшуюся жилу на лбу, Босс добавляет:
— Сейчас у всех с мягкой бумагой плохо.
Телохран тоже решил высказаться: — Кроме тех, кто часто пишет в ГБ… Гы-гы-гы!
Ольга стоит в растерянности. Прижимая к груди бумажную рвань.
Босс, не подымая глаз, продолжает выговаривать Артему:
