Алексей Слаповский - Качество жизни
И поэтому я о содержании этих бумаг узнал гораздо позже.
10
Вечером я позвал друга Мокшина, чтобы напиться с ним и рассказать о том, что со мной происходит. Но, пока собирался, он вдруг сам пустился в излияния:
— Хочешь, скажу тебе всю правду? Никому не говорил, учти. Почему я ушел из спортивной ходьбы? Почему не женат? Почему только на север летом уезжаю, каждое лето, ты заметил?
— Заметил.
— Рассказать?
— Расскажи.
— У меня аллергия на собственный пот.
— Это бывает?
— Бывает. Мама за мое здоровье боялась. Форточки наглухо закрывала и постоянно лоб щупала. Не вспотел ли. Больше всего этого боялась. Я злился. Не понимал, что материнское сердце чуяло, откуда мне беды ждать. А с подросткового возраста сыпь замучила. Под мышками, в паху, а иногда везде. В аллергологический центр возили, исследовали. Долго ничего не могли понять. Я уже вырос, ходьбой начал заниматься, сначала ничего не было, организм, наверно, перестраивался. А потом опять началось. Опять всякие центры, клиники. А один старичок, простой терапевт, никакими анализами не интересовался, только поспрашивал. И посоветовал: попробуй не потеть. Так оно и выяснилось.
— То есть стоит тебе…
— Вот именно! Стоит вспотеть — сыпь. Ну, если не очень обильно, то еще ничего. А если настоящий пот — все, сыпь. Ты пей.
— Сам пей. Вечно отлыниваешь. Вспотеть боишься? Значит — и Прибалтика, и все остальное…
— В Прибалтике прохладно. А работа у меня теперь такая, что потеть не приходится. Машина с кондиционером. Квартиры показываю только с лифтом, никаких пятиэтажек!
— А при чем женитьба?
— Семья — это неизбежный пот. Дети, хозяйство. Гвоздь забить — вот и пот.
— Ясно. А с женщинами?
— Там пота нет. Я нежен и медлителен. За это и обожают.
— Да…
— Что да? Ты хотел своими симптомами похвастаться, а у меня, как понимаешь, вся жизнь — симптом.
— От этого не умирают.
— Неизвестно. Я себя все чаще плохо чувствую. Ладно, хватит о грустном.
И Мокшин в виде анекдота рассказал о трудном клиенте, какой-то административной шишке провинциального масштаба.
— Они все сейчас этим увлеклись: квартиры в Москве скупают. Или детей селят, или вообще квартиры пустые стоят. Деньги вкладывают. Или столичную старость себе готовят.
«Столитьную», сказал Мокшин. У него странный дефект речи: «ч» звучит как «ть». Другие шипящие тоже мягче, но все-таки без явных искажений.
— Этот тюдак, — рассказывал Мокшин, — отень интересно понимает престижность. Показываю ему дом, тюдесный дом на Ленинском, до Воробьевых гор пятнадцать минут пешком, тего ж больше желать? А он спрашивает: «Кто тут живет?». Я: «В каком смысле?». — «Из знаменитостей кто тут живет?». Оказывается, два его приятеля, губернаторы Пензы и Самары или Сызрани и Тамбова, не помню, купили квартиры в домах, где у одного артист А. живет, а у другого поп-певитька Б. Вот и мой клиент хотет, тьтобы обязательно кто-то жил из знаменитостей! Представляешь дурака? Ну, нашел я ему такой дом, на Сухаревке, там артистка эта, тьфу ты, сам уже фамилию забыл, ну, в фильме этом играла, — и Мокшин назвал телевизионный многосерийный фильм про колхозную жизнь тридцатилетней давности. — А он говорит: «Нет, это не знаменитая!». Хорошо. Тратю время и кровные денежки, покупаю у пиратов компьютерный диск с адресами и телефонами всех московских знаменитостей, живых и мертвых, узнаю, где тьто продается, нахожу дом, в котором жили в разное время Гиляровский, Дзига Вертов, а сейтяс живет М., - Мокшин назвал фамилию очень хорошего и очень известного писателя. — Так это тютело меня спрашивает: «А это кто?». Зато сегодня сам приволок меня в один дом, захлебывается от радости и критит, тьто тут В. живет! Ты знаешь В.?
— Нет.
— В., деревня, великий эстрадный имитатор, певец, пародист, хохмать и все такое! Вся страна знает.
— Я не знаю.
— И я не знаю. Но он хотет тут квартиру. И он ее полутит. И я ему даже не скажу, тьто отопление в этих домах дрянь, тьто последний ремонт был сорок лет назад, а нового не предвидится! Он хотет — он полутит!
Мокшин рассказал о своем, я о своем. Он выслушал. Спросил:
— Говоришь, само прошло?
— Да. Само собой. Слушал анекдот и вдруг начал понимать.
— Матерный?
— Да.
— Я всегда говорил: если кто тего не понимает, надо объяснять матом! Просто слушал, без эмоций?
— Злился. Человек очень не нравится.
— Уже яснее! Завелся, разозлился, адреналин пошел. Слушай мой совет: тебе надо сделать то, тьто раньше никогда не делал. Встряхнуть организм, поставить его в необытьные условия. Я не знаю… В сафари поучаствовать. На Эльбрус залезть. К тибетским монахам поехать.
— Не хочу.
— Это и хорошо! Тьто хотется — то вредно как правило.
Упоминание о тибетских монахах неожиданно переключило мои мысли сначала на сына, а потом на Книгу Иова. Я спросил:
— Ты Библию читал?
Мокшин сразу соскучился.
— Ну, титал.
— А Книгу Иова?
— Да все титал. Тебя замутил вопрос: за тьто? Или: потему жизнь так несправедлива? Не утруждайся! Жизнь такова, какова! Как Бог устроил или кто-то другой, без разницы. За тьто на теловека кирпить с крыши упал? Именно этот кирпить, именно в это время, именно на этого теловека? Ни за тьто! Так полутилось!
— Не в этом дело. Просто я много думал и понял, почему Иов так мучается. Он был когда-то очень богат, очень здоров. Ну, и молод. Его воспоминания замучили, хоть он об этом не очень распространяется. А у меня даже путных воспоминаний нет.
— А у кого они есть? И потему, кстати, Ио'в? — он сделал ударение, как и я, на втором слоге. — И'ов вообще-то, на первом слоге ударение.
— Почему?
— Откуда я знаю. Церковнославянская традиция.
— Тебе-то откуда известно?
— Мало ли тьто мне известно! — неохотно сказал Стас и посмотрел на часы.
Я ему неизменно удивляюсь: он откуда-то знает много серьезных вещей. Но никогда не говорит об этих серьезных вещах серьезно. Интересно, почему?
11
Листаю роман Темновой «Звезда эфира». Вместо оракула.
«Их встреча, по сути, была такой же невероятной, как встреча двух одинаковых или хотя бы похожих планет в мегагалактике, но они все же встретились.
Страсть кидает людей друг к другу, а жизнь разводит — жестоко и резко. Но это все слова. Он был уверен, что ничем не заинтересовал ее внимание, он был уверен, что она уже забыла о нем, и сам, хоть у него был номер ее телефона, не собирался звонить ей. Но вдруг звонок среди ночи. И ее голос, возникший из бездны ночного города:
— Это я.
— Кто?
— Не узнал?
— Арина?
— Да. Я хочу тебя видеть.
— Что ж, завтра у меня…
— Нет. Сейчас!»
Прочитав эту чушь, я посмотрел на телефон. И он зазвонил.
— Здравствуйте! — незнакомый девичий голос. — Вы сказали позвонить, я звоню.
— Вы кто?
— Не помните? Ну, в метро, нас две девушки было, а вы мне дали свою визитку и сказали…
— Вспомнил, вспомнил. Чем могу служить?
Девушка хихикнула:
— Вы вообще-то насчет помощи говорили.
— Я? Да, говорил. Хорошо. Приезжай.
— А можно я с подругой?
Я вспомнил какие-то щеки.
— Можно.
Через час она появилась.
Очень стеснялась. Щекастая ее спутница взяла на себя роль бонны: бдеть. Москва город опасный, мало ли на кого нарвешься. Нормальные люди не предлагают денег ни за что. Поэтому она внимательно осмотрела квартиру, будто выискивая следы психического расстройства хозяина. Крюки в потолке, цепи в углу, на стенах крупноформатные фотографии голых женщин. Ничего не обнаружила, увидела, что хозяин хоть не очень, вроде, богат, но, кажется, нормален. Однако, на всякий случай, оставалась строгой и неподкупной.
А Валерия (так представилась красавица) освоилась, стала задавать невинные вопросы: чем занимаюсь, чем увлекаюсь и т. п. Рассказала вкратце о себе и о подруге Ларисе. Приехали в столицу из Тамбова к тетке Ларисы, но тетка попала в больницу с аппендицитом и никак не вылечат, воспаление у нее гнойное.
После этого Лариса вдруг захотела приготовить мне ужин, а нас попросила не мешать.
Мы ушли из кухни, и Валерия приступила к существу дела:
— Понимаете… Можно правду?
— Конечно.
— Само собой, взять деньги просто так я у вас не могу! — твердо сказала Валерия.
Полагаю, твердость ее принципа основывалась на понимании того, что никто ей просто так денег и не даст. Если этот странный дядя, то есть я, нищему отвалил сколько-то, так наверняка спьяну. А если не спьяну, то ей-то больше требуется, она не нищая.
— Я вообще-то цинизм в отношениях ненавижу, — продолжала она. — Но иногда просто люди друг друга устраивают, правда ведь?
— Правда.
