Наталья Никишина - Женское счастье (сборник)
— А тебе он?
— Да, — так же отчетливо прозвучал голос Даши. Она успела подумать с неуместным юмором: «Спрашивает, как тетка в загсе…», но улыбнуться не решилась.
— Так сколько же вам нужно, чтобы вы ушли отсюда вдвоем? Пятнадцать? Двадцать? Пусть будет двадцать. Ведь все равно, Дашенька, эти богатые мужчины дьявольски скупы. Правда. Уж я-то знаю. Даже в лучшем случае, если ты подцепила его надолго, больше, чем я предлагаю, ты от него не получишь. Соглашайся, Даша!
Даша глубоко вздохнула и, словно ныряя, зажмурилась.
— Да.
Ответ получился беззвучным, сиплым, и она еще раз твердо сказала:
— Я согласна.
Деньги принесли через минуту в бумажном пакете. Рената вывела Алешу и Дашу на крыльцо особняка. Вызвала шофера. Спросила на прощание:
— Вы разберетесь между собой с деньгами? Впрочем, это уже ваше дело.
Потом догнала их на дорожке, оступаясь на высоких, тонких каблуках и сунула Даше бумажку.
— Позвони мне, я найду тебе работу. Это мой личный номер, для своих…
Садясь в машину, Даша увидела, как Рената возвращается к двери особняка, прямая, с голыми плечами… Кто-то бежал ей навстречу, держа раскрытый зонт.
Вскоре они уже ехали по ночному городу. Ехали молча. Возле одного из домов на окраине попросили остановить. Вышли из машины и обнялись.
— Ты чего дрожишь, Дашка? Видишь, все обошлось!
— Да я все думала, что это глупая шутка. Что они нас разы грывают. И вообще, все так непонятно… Она же любит его, да? А он — ее…
— Какое нам дело, Дашенька… Главное, что теперь мы поженимся. Нам будет где жить. Я смогу заняться своим проектом. Учиться дальше смогу. Мы родим ребенка.
Они стояли под старой грушей, в темноте, чуть разбавленной светом дальнего фонаря. Кое-где на ветках еще оставались плоды, но больше валялось на влажной земле. От них, раздавленных, остро и сладко пахло молодым вином…
— Подожди, я ему позвоню. Здорово, даже мобильник теперь у меня есть!
Алеша набрал номер.
— Сергей Павлович! Все в порядке. Да. Счастливы.
Алеша опять обнял ее покрепче, просунул руки под легкое пальтишко, нашел голую спину, особенно горячую под его холодными руками. И зашептал неразборчиво в ухо, в ежик волос:
— Дашка, я тебя хочу! А ты, Дашка? Пойдем ко мне!
— Не пойду. Твоя мама опять начнет…
— Ну, тогда к Костику!
И они отправились к Костику, у которого родители жили за городом и в кухне стоял замечательно неудобный диванчик… И уже через несколько шагов Даша, вспомнив, сказала:
— А деньги?! Идиоты мы, Алешка, таскаться с такими деньгами! Пойдем, я их домой занесу. И что мы вообще родителям скажем? Где взяли? Они решат, что ты криминалом занялся.
Алеша засмеялся.
— А! Соврем что-нибудь. Они у нас доверчивые…
Но, входя в темный подъезд, Даша снова остановилась и спросила:
— А может, нам не надо их брать? Может, лучше отдать ей обратно? Почему он нас нанял? Зачем ему этот спектакль?
Алеша взбесился:
— Дашка, прекрати! Не порти настроение! Какого черта! Мы ничего плохого не сделали. Она спросила: «Вы нравитесь друг другу?» Мы сказали: «Да». Мы что, соврали? Да для нее эти двадцать штук как для нас с тобой — двадцать копеек… Пойдем, правдолюбица моя! К твоим услугам саморазлагающийся диван и я! Ведь правда, Дашка, я очень услужливый?
Сергей Павлович вошел в библиотеку. Рената стояла возле распахнутой в ночную осень балконной двери. Он всегда угадывал по ее спине, когда она скрывала слезы…
— А где же наши гости? — спросил он недоуменно.
Рената повернула сухое, застывшее лицо.
— А гости наши, то есть ваши, улетели и оставили тебя с носом.
— Рената, признайся, ты опять начудила, испугала девушку… Может, ты ей сказала, что я — сексуальный маньяк? И что, Алеша тоже ушел?
— Да, и твой Алеша тоже ушел, причем с ней. И я ничего ей такого страшного не говорила. Просто юность всегда тянется к юности. Вот так, Сережа.
Сергей поднял с пола шубу и накинул на нее. Она передернула плечами, но шубу не сбросила…
Сегодня Рената увидела бомжей. Вообще-то, ей негде было их видеть. Во двор дома, где располагалась ее квартира, посторонние попасть не могли. Сюда, в сад, тоже. По городу она передвигалась в автомобиле, и кто там мелькал за тонированными стеклами — Бог весть… А сегодня она поехала к тете Кате, единственной из близких родственников, кто остался в стране. Родители, тетки и племянники с Ренатиной помощью давно перебрались за рубеж. А тетя Катя упиралась, не хотела бросать могилки мужа и сына. Вот в тети Катином дворе, возле подъезда, выйдя из машины, Рената их и увидела. Двое мужиков цвета позднего баклажана направлялись от мусорных бачков навстречу такой же синюшной бабе. Женщина весело, как-то странно приплясывая, махала мужикам ручкой: «Привет! Сто лет вас не видели!» И они всей компанией, словно группа пионеров, собирающих металлолом, возбужденно переговариваясь, побрели куда-то вдаль… Рената поняла, что стоит и смотрит им вслед.
«Что же это я? Бомжам, что ли, позавидовала? Да нет, просто показалось, что они свободны… Хотя какая у них свобода, они же связаны по рукам и ногам болезнью, пьянством… Зачем я вообще возвращаюсь то и дело в эту страну? Здесь же никого нет. Делами я давно не занимаюсь… Что меня сюда тянет? Преступника тянет на место преступления…» Потом, уже у тети Кати, она вроде бы отвлеклась, рассказывая о маме, о брате. Но старушка как на грех вытащила давние черно-белые фотографии, на которых она, Рената, светящаяся молодостью, голенастая и смешная, смеялась и корчила рожи. А теперешняя Рената, красивая, вылепленная массажистами и стилистами, вдруг замерла, словно прислушиваясь к дальнему звуку. Звук был отвратительным, глухим и хриплым… Депрессия двигалась на нее неотвратимо, словно неуправляемый грузовик. Она наезжала на Ренату всегда именно осенью, и бесполезно было прятаться от нее в переулках Парижа, на набережных Венеции и на берегу Атлантического океана. Когда-нибудь этот грузовик нагонит ее… Но не теперь. Теперь она сделает что-нибудь, глупое, непредсказуемое.
Собственно, уже сделала. Рената вздохнула… Зачем она влезла в чужую жизнь? Опять, в который раз искусившись возможностью дать кому-то свободу… На черта она им? Они все равно продадут ее кому-нибудь, кто заплатит подороже… Она увидела, что Сергей смотрит на нее не отрываясь.
— Ну что ты глядишь на меня? Пусть хоть кому-то повезет больше, чем мне…
— Рената, зачем ты мучаешь себя и других? Все давно прошло и быльем поросло. Ты красива, свободна…
— Да, я совершенно свободна. Но цена была столь велика, что покупка потеряла всякий смысл.
— Ну не надо так… Люди платят действительно высокую цену. Порой отдают жизнь за то, что ты получила играючи.
— Играючи… Ты прав, я и была игрушкой немолодого, усталого, ревнивого, жесткого человека. Зачем ты отдал меня ему?
— Но, Рената, мы же вместе тогда решили!
— Да, решили, просчитали. Мы были молодые и наглые, мы думали перехитрить всех. Только вот время не перехитришь. Знаешь, Сереженька, оказывается, оно идет одинаково для всех — и для богатых, и для бедных…
— Время действительно идет. И мы могли бы не тратить его на выяснение отношений. Мы еще не стары. Если бы ты захотела забыть…
— Что забыть? Как мы продали нашу любовь? Сдали меня в аренду? Ты считаешь, это возможно? А если я не могу забыть эти десять лет, когда я должна была быть послушной девочкой, целовать его нелюбимое тело, терпеть его ползающие по мне руки…
— Ты несправедлива. Ты могла отказаться. Но ведь ты тоже мечтала быть богатой и независимой!
— Я была дурой! Но ты ведь мужчина! Почему ты не сдох от ревности, от тоски? Почему ты не сказал: «Нет, она моя!»?…
Господи! Почему? Да потому что они были нищими. А им хотелось красивых тряпок, ветчины и шашлыков, клубники — зимой, моря — летом… Они даже не знали тогда о горных курортах, о Ницце, о виллах на берегу океана… Но понимали, что жизнь может быть другой. Без этих унизительных очередей, без трех рублей до зарплаты, как у их родителей. И они тогда и впрямь решили, что умнее всех. Может, так оно и было. Они были классными специалистами в профессии, которая тогда не котировалась… Но они поняли, куда все катится. И выбрали свою темную лошадку. Среднего хозяйственника с большими возможностями. И этот дядечка, лысоватый и веселый, прибрал к рукам сначала их город, потом область, и уже поговаривали о нем в приватных разговорах как о негласном хозяине крупнейшей отрасли… Они сделали ему первые выборы, хорошо сделали… И можно было бы просто продолжать работать за очень приличные деньги… Но поздней страстью стареющего сильного мужика он потянулся к Ренате. И они, подсчитав все «за» и «против», проголосовали «за»… И мужичок не подвел. Сдержал слово. Вывел в большие люди. Держал при своем серьезном деле. И, умирая в швейцарской клинике, именно ему, Сергею, сообщил номера счетов с деньгами для него и Ренаты. Он велел взять с конкурентов хорошие отступные и уйти в тень. И, хотя Рената рвалась продолжать драться за отрасль, Сергей сделал так, как сказал их шеф, патрон, благодетель. Барин покойный. Хороший хозяин своей дворни… Теперь они богаты. И свободны.
