Людмила Улицкая - Даниэль Штайн, переводчик
Не помню, говорила ли я тебе о том, что здешние психиатры ввели новый термин — «Иерусалимский синдром». Это безумие на религиозной почве. После истории с Барухом Гольдштейном вся страна в остром приступе болезни: правые и поселенцы страшно ополчились против левых. Одни жаждут мира любой ценой, другие с такой же страстью жаждут победы над врагами.
Обстановка страшно накалённая и нервная.
Я собираюсь в отпуск, и мы с Даниэлем прикинули, что я поеду в Германию недели на две в начале декабря, чтобы вернуться домой к Рождеству. Ну, за несколько дней, чтобы успеть подготовиться к празднику. Я тебе позвоню, как только определится дата моего отъезда…
17. 1 декабря 1995 г., Иерусалим
Как сообщили газеты, за четыре месяца до убийства Ицхака Рабина, 22 июня 1995 года, на древнем кладбище Рош Пина в Галилее состоялась древняя церемония смертельного проклятия «пульсе де-нура». Двадцать крайне правых активистов — все бородатые мужчины старше 40 лет, не разведённые и не вдовцы, — под руководством раввина помолились о том, чтобы «ангелы разрушения» убили «грешника Ицхака Рабина».
Ритуальное проклятие было прочитано у могилы Шломо Бен Йосефа, члена ультра-националистического движения «Бейтар». Бен Йосеф был повешен в 1938 году в Палестине за попытку уничтожить арабский автобус.
Сведения об этой церемонии проникли в газеты ещё до убийства, но только после трагического события они приобрели общественный интерес.
Наш корреспондент встретился с некоторыми людьми, которые более информированы об этом событии, чем большинство наших читателей. Удалось задать несколько вопросов раввину Меиру Даяну, который проводил эту церемонию. Он сообщил, что «пульсе де-нура», так называемое «проклятие коэнов», накладывается в исключительных случаях на лиц, которые представляют угрозу целостности Торы, и обращено оно может быть только против евреев. Поэтому домыслы о том, что это проклятие еврейские мудрецы обращали против Гитлера, совершенно необоснованны. В двадцатом веке «пульсе де-нура», насколько ему известно, было использовано дважды — против Троцкого и против Ицхака Рабина.
Что касается Ицхака Рабина, это ещё кое-как можно понять. Что же касается Троцкого, то объяснение, которое давали участники ритуала, вообще представляется смехотворным: они полагали, что Троцкий нанёс большой вред всему еврейскому народу, заменяя служение Торе служением идолу, которым была для него социальная революция.
Современный еврейский авторитет, раввин Элиягу Лурие, потомок великого раввина и каббалиста, высказался категорично и кратко — если этот обряд действительно был совершён, то это дело рук малограмотных активистов.
Пока общественность горячо обсуждает, было ли связано злодейское убийство премьер-министра с древним проклятием или эти два события между собой никак не связаны, пришло ещё одно сообщение о ночном собрании на кладбище Рош Пина. Снова группа бородатых евреев в чёрном и один, ведущий церемонию, в белом собрались на могиле Бен Йосефа.
Кладбищенский сторож, оказавшийся невольным свидетелем тайного собрания, сообщил о нём своему начальству, но просил не называть его имени в случае публикации. Хотя он находился в непосредственной близости от места церемонии, имя проклинаемого он также не счёл нужным оглашать. Номер микроавтобуса, увозившего ночных посетителей Рош Пина, был зафиксирован на стоянке. Наш корреспондент Адик Шапиро проявил чудеса хитроумия и по номеру выяснил, что машина зарегистрирована в Хевроне, а хозяин её — небезызвестный поселенец-экстремист, причастный к делу Баруха Гольдштейна, Гершон Шимес.
Каббалисты представляли себе это проклятие как удар огненным копьём, на которое нанизаны кольца огня.
Хотелось бы знать, на кого обрушится очередной «удар огнём»?
18. 1996 г., Хайфа
На обратном пути мы заехали на Тавор. Даниэль совершил там молебен. Все были уже усталые, и я подумала, что это уже лишнее. Он отслужил короткий молебен, и когда закончил, сказал:
— Посмотрите друг на друга! Вы видите, какие у нас обыкновенные лица — не все красивые, не все молодые, некоторые вообще так себе, и представьте себе, что наступит момент, когда у всех нас будут лица, сияющие Божественной Красотой, такие, какими мы были задуманы Господом. Посмотрите на маленького Симеона, вот все будем так беспорочны и так прекрасны, как младенцы, а может, и ещё лучше.
Николай, отец младенца Симеона, которого тоже в этот день крестили, всю дорогу приставал к Даниэлю с богословскими вопросами — насчёт грехопадения, первородного греха. Я не все поняла, потому что они иногда переходили на русский. Я только видела, что Даниэль все старался ему говорить о Богоявлении, о Преображении, весь сиял улыбками, а тот, зануда, все про первородный грех и про ад интересовался. Я-то знаю, что Даниэль в ад не верит. Машет рукой и говорит:
— Христос воскрес, какой ещё ад! Не устраивайте его сами себе, и не будет никакого ада.
Но той ночью ужасное зло на нас излилось.
Июнь, 2006 г. Письмо Людмилы Улицкой Елене КостюкоичДорогая Ляля! С Божьей помощью заканчиваю эту историю, — началась она в августе 92-го года, когда Даниэль Руфайзен вошёл ко мне в дом. Не помню, рассказывала ли я тебе об этом? Он был в Москве проездом, по дороге в Минск. Сел на стул, едва доставая до пола ногами, обутыми в сандалии. Очень приветливый, очень обыкновенный. Но при этом, я чувствую, что-то происходит — то ли кровлю разобрали, то ли шаровая молния под потолком стоит. Потом я поняла — это был человек, который жил в присутствии Бога, и это присутствие было таким сильным, что и другими людьми ощущалось.
Мы ели, пили и разговаривали. Ему задавали вопросы, он отвечал. К счастью, кто-то включил диктофон, и потом я смогла прослушать весь разговор. Он частично использован в этой книге. Вообще я довольно много использовала сведений, почерпнутых из книг, написанных о нём — американки Нехамы Тэк «Человек из львиного рва», немца Корбаха, ещё кое-что. Всё, что о нём написано, мне казалось гораздо меньшим, чем он того заслуживал. Я попыталась написать сама, поехала в Израиль, его тогда уже не было, встречалась с его братом, многими людьми из его окружения. Как ты знаешь, из той затеи ничего не вышло. В те годы у меня было много претензий не то что к Церкви, а к самому Господу Богу. Все старые открытия, которыми так дорожила, вдруг показались засаленным старьём, скучной ветошью. Такая духота, такая тошнота в христианстве.