Алексей Иванов - Ненастье
Штаб проголосовал за общие выборы. Так майор расчистил себе дорогу к командованию «Коминтерном», потому что члены Штаба не поставили бы Щебетовского во главе своей организации, ведь майор — не из своих.
Теперь майор придумывал, чего пообещать простым «коминтерновцам», чтобы они выбрали командиром его, а не Лихолетова. И тогда многоходовка, выстроенная в лучшем духе Конторы, выйдет на финишную прямую.
Щебетовский был спокоен, действовал осмотрительно и неторопливо, не ссорился и никому ничего не доказывал. Его так учили. Он всегда был готов использовать шанс, если шанс подвернётся, — и шанс всегда подворачивался.
Фонд Щебетовского находился в ведомственной гостинице комбината «Электротяга» — гостиница превратилась в офисный центр, и Щебетовский арендовал здесь двухкомнатный номер. В декабре 1996 года за окнами офиса вьюга заметала плоские крыши цехов и безлюдные проезды промзоны, где застыли вереницы пустых железнодорожных платформ. К майору на приём явилась красивая молодая женщина, полная, но энергичная.
— Меня зовут Марина, — словно бы с намёком сказала она, улыбаясь.
— Мы с вами нигде не встречались? — поинтересовался майор.
Вежливо улыбаясь в ответ, он остро вглядывался в посетительницу.
— Там были не те встречи, которые хотелось бы иметь с мужчиной вроде вас, — старательно произнесла Марина заготовленную любезность.
Майор вспомнил: осенью он видел эту девицу в приёмной мэра. Девица возглавляла комитет «афганских» жён, которые что‑то требовали от власти.
— Я вас слушаю, Марина.
— Вы знаете, Георгий Николаевич, что «афганцам» не выдают ордера на квартиры в домах по Сцепщиков? Бодяга тянется с 1992 года, — Марина расстегнула меховую куртку, выставляя большую грудь. — Я вам скажу: без прописки как без оргазма. Сколько можно мучить животных?
Да‑да‑да, майор восстановил картинку. Жёны «афганцев» требовали у мэра ордера. Без прописки (хотя её и отменили) детей не прикрепляли к больницам и детсадам, а женщин не принимали на хорошую работу. Парней тоже не принимали, они работали на фирмах у приятелей и потому бухали.
— Вы правы, это упущение Штаба, — озабоченно сказал Щебетовский. — Давно следовало нажать на власть… Обязательно займёмся после выборов!
Он подумал, что Марина — обычная жалобщица.
— Георгий Николаевич, — Марина сморщила яркие губы, словно боялась засмеяться, — скажу вам прямо: я не просилка, я давалка. Я тут потрепалась с вашим Витюнькой Басуновым и кое‑что придумала. Предлагаю баш на баш.
— То есть? В чём суть сделки?
— С вас — наши ордера. А мы замостырим вам победу на выборах.
Марина старалась, конечно, не для жён «афганцев». У неё имелся свой интерес. Она хотела развестись с Германом и по суду оттягать его квартиру «на Сцепе». Но для суда требовалось, чтобы у неё и у её мужа были ордера на спорную квартиру: без ордеров‑то и делить нечего. И поэтому Марина организовала подруг в комитет, который принялся долбить мэрию.
— Очень интересно, — Щебетовский не подал вида, что заинтересовался реально. — А как же вы собираетесь организовать мою победу, Марина… э‑э?
— Владимировна. Но лучше без отчества. Я просто скажу своим девкам в комитете «афганских» жён, что вы как командир добьётесь ордеров. Девки скажут своим подругам, и т. д. Короче, бабы загнут своих мужиков, чтобы голосовали за вас. Выборы‑то общие. А мужикам всё равно, кого выбирать.
Щебетовский посмотрел на Марину с уважением.
— Да, вы ориентируетесь в жизни… Ордера — это всё, что вы хотите?
— Ясное дело, нет! — Марина сияла, польщённая. — У меня на Шпальном рынке четыре торговые точки. Ещё я хочу, чтобы с меня не брали за аренду. Ленка Быченко тоже ведь под вами дышит? Так что вы в силах мне помочь.
— Рад буду такому приятному сотрудничеству, — искренне сказал майор.
— Главное — взаимовыгодному! — важно ответила Марина, назидательно подняв палец, и неким приглашающим жестом поправила грудь.
Выборы командира «Коминтерна» Штаб назначил на 8 января 1997 года. Народ уже опохмелится после праздников, и всякие детские утренники тоже пройдут — это важно, так как для выборов Штаб арендовал кинозал «Юбиля». После погрома Дворец освободился от власти «афганцев», структуры «Коминтерна» расползлись по всему городу. В «Юбиле» остались несколько офисов — и всё: «мостика» Серёги больше не было, «Баграм» стал обычным кафе «Топаз», а спортзал превратился в дискотеку «Капоэйра».
В высоком фойе Дворца до потолка стояла огромная лесная ель, увитая гирляндами. Пахло хвоей, мандаринами и конфетами. Когда‑то в этом фойе «афганцы» бухали, курили и сгружали коробки с товаром, а сейчас заходили сюда под ручку с жёнами, трезвые и культурные, раздевались в гардеробе и причёсывались перед зеркалами. За столиками под елью как мышки‑норушки сидели Маша Ковылкина и Лена Спасёнкина: отмечали «коминтерновцев» в списках и выдавали бюллетени, распечатанные на принтере. В бюллетенях были только две фамилии кандидатов — «Щебетовский» и «Лихолетов».
«Ямайским ромом пахнут сумерки, синие, длинные…» — невыносимо‑страстно звучало по залам и коридорам «Юбиля»; это звукарь Дворца крутил фонограмму уже списанных с телика новогодних «Старых песен о главном». — «А город каменный по‑прежнему пьёт и ждёт новостей…»
Набрался полный зал. Саня Завражный не стал ждать, пока прекратятся разговоры, смех и мелкие перемещения; он вышел на сцену к концертному микрофону, оглядел партер, помахал кому‑то рукой и сказал:
— Всех с наступившим! Начинаем, мужики.
В зале было человек шестьсот. Свет не гасили, но музыку приглушили.
— Короче, все в курсе, зачем мы здесь. Я обещал подать в отставку — я и подал. Теперь выбираем другого командира. Щебетовский Георгий Николаич и Лихолетов Сергей Василич. Вы их знаете. Сперва они маленько расскажут про свои программы, потом проголосуем. Серёга, шуруй сюда, на башню.
Зал по привычке захлопал. Серёга бодро шагал к сцене по центральному проходу между рядов. Он был в расстёгнутом пуховике и с сигаретой за ухом — словно бы торопился промотать ненужную процедуру, заранее уверенный в своей победе. Он снисходительно улыбался и хлопал по протянутым рукам. Он был готов к триумфу, к тому, что его приветствуют, будто рок‑звезду.
С высоты сцены Серёга оглядел зал. Все свои. Гоша Лодягин. Жека Беглов с непривычными усами. Птуха. Темурчик Рамзаев. Вован Расковалов и тут не влезает в кресло, весь растопырился. Справедливый Вася Колодкин. Простак Лёха Бакалым. Всегда хмурый Андрюха Воронцов. Дудоня. Дурак Зюмбилов с какой‑то дурой. Демьян Гуртьев на инвалидной коляске. Лега Тотолин. Серьёзный Володя Канунников. Сашка Флёров — костыль с одной стороны, Ленка с другой. Виталя Уклонский. Гриша Минёр. Чибис и Чича, наверное, поддатые. Воха Святенко с женой. Надменный Чеконь. Немец…
