Зэди Смит - Белые зубы
Вторая причина его вступления в КЕВИН была глубоко личная. Насилие. Насилие и грабеж. На протяжении восемнадцати лет Мо держал известнейшую в Северном Лондоне мясную «халальную» лавку — настолько известную, что позже смог прикупить соседний магазинчик и заодно торговать сладостями. Тогда-то он и стал подвергаться нападениям и поборам не менее трех раз в год, как по расписанию. Многочисленные удары кулаком или ломом по голове, подлые пинки и другие бескровные истязания не в счет. На такие пустяки он даже не жаловался — ни жене, ни тем более полиции. Речь о серьезных увечьях. Мо пять раз пыряли ножом (а!), ему отрезали подушечки трех пальцев (ой-ей-ей), ломали руки-ноги (оу-у-у-у), поджигали пятки (и-и-и-и), выбивали зубы (кха-тьфу), стреляли из духового ружья, слава Богу, в мясистые ягодицы. Ба-бах. Мо был крупным мужчиной с большим чувством собственного достоинства. Побои его не сломили, не заставили говорить тише или сутулиться при ходьбе. Он сопротивлялся как мог. Но в одиночку против армии не выступишь. И помощи ждать было неоткуда. В самый первый раз, в январе 1970-го, получив молотком по ребрам, он по наивности написал заявление в местный участок и был награжден ночным визитом пятерки полицейских, которые избили его до полусмерти. С тех пор насилие и грабеж стали привычной частью его жизни. Это невеселое спортивное зрелище наблюдали старики мусульмане и молодые мусульманские мамы, заходившие к Мо за курятиной и в страхе вылетавшие из лавки, чтобы не стать следующей мишенью. Насилие и грабеж. Кто только не доил Мо: школьники, заглядывавшие к нему за сладостями (именно поэтому Мо впускал пацанов из «Гленард Оук» исключительно поодиночке; впрочем, это не помогало, и они метелили его по очереди), пьяницы, еле державшиеся на ногах, подростки-головорезы, их родители, обычные фашисты, нацисты нового образца, местные команды по бильярду, дартсу, футболу и несметные полчища бойких на язык секретарш в белых юбках и на смертоносных шпильках. У всех этих людей были к нему многочисленные претензии. Им не нравилось, что он пакистанец (поди объясни пьяному держиморде, что ты из Бангладеш); что отвел половину своей лавки под торговлю непонятным пакистанским мясом; что он носит челку; любит Элвиса (Элвиса любишь, да? Пакистанский ты урод!); сигареты у него дорогие; приехал черт знает откуда (Вали обратно в свою страну! — Но тогда я не смогу продавать вам сигареты. Ба-бах); либо им просто не нравилось выражение его лица. Однако у всех было кое-что общее. Белая кожа. Этот незамысловатый факт способствовал пробуждению политической активности Мо больше, чем всевозможные партийные собрания, петиции и выкрики в мегафон. Самому архангелу Джабраилу было бы не под силу вернее погрузить его в глубины религии. Последней каплей, если можно так выразиться, стал для Мо случай, произошедший за месяц до его вступления в КЕВИН: трое белых «юнцов» связали его, спустили с подвальной лестницы, обчистили кассу, а в довершение подожгли лавку. Благодаря гибкости, приобретенной в результате обширной костоломной практики, Мо удалось развязаться. Но он устал жить на грани смерти. Когда КЕВИНцы дали ему брошюру, в которой было сказано, что в мире идет беспрерывная война, он подумал: ни хрена себе! Наконец хоть кто-то говорит на его языке. Добрых восемнадцать лет Мо сражался на передовой этой войны. И только КЕВИНцы, похоже, понимали, что этого мало. Мало того, что его дети ни в чем не нуждались, ходили в хорошую школу, занимались теннисом и кожа у них была светлая, так что никто и пальцем никогда не тронет. Замечательно. И все-таки кое-чего не хватает. Мо хотел свести счеты. Отстоять себя. Пусть брат Ибрагим выйдет на эту сцену и своим анализом разотрет в порошок христианскую культуру и западную мораль. Пусть ему объяснят природу этих выродков. Поведают об их истории, политике и коренных причинах того и другого. Подробно расскажут об искусстве, науке, симпатиях и антипатиях. Но одних слов мало — сколько он их наслушался (Просто напишите заявление… Не могли бы вы нам в точности описать, как выглядел нападавший). Слова не заменят действие. Ему хотелось узнать, за что ему мотали кишки. А потом пойти и кое с кем сделать то же самое.
— Он выдающийся, да, Миллат? Наша надежда и опора.
— Да, — уныло отозвался Миллат. — Согласен. Хотя, по мне, меньше слов, больше дела. Кругом полно неверных.
Мо живо кивнул.
— Точно, брат. В этом плане мы с тобой одного поля ягоды. Слышал я, тут есть еще кое-кто, — понизив голос, зашептал Мо Миллату на ухо мокрыми толстыми губами, — и они тоже рвутся в атаку. Хотят действовать без промедления. Брат Хифан говорил со мной насчет тридцать первого декабря. А еще брат Шива и брат Тайрон…
— Да-да, я в курсе. Они — ядро, горячее сердце КЕВИНа.
— И они знаешь что сказали? Что ты знаком с тем человеком — ну, с ученым. На хорошем счету у него. Говорят, ты с ним дружишь.
— Дружил. Раньше.
— Брат Хифан говорит, что у тебя есть входные билеты, что ты организуешь…
— Тсс, — раздраженно прошипел Миллат. — Не ори на всю округу. Хочешь в центр, придержи язык.
И он оглядел Мо. Тот умудрился превратить свою куртку-пижаму в расклешенный комбинезон, как у Элвиса в конце семидесятых, а огромный живот по-дружески свалил Миллату на колено.
Миллат спросил его в лоб:
— Тебе не кажется, что ты уже староват?
— Наглый молокосос! Да я силен как бык.
— Знаешь, сила для нас не главное, — тут Миллат выразительно постучал пальцем по лбу, — требуется кое-что вот здесь, повыше. Для начала мы должны осторожно пробраться в зал. В первый же день. Тихо, как мыши.
Мо высморкался в руку.
— Я умею быть осторожным.
— Тогда держи язык за зубами.
— И третье, — прервал их брат Ибрагим ад-Дин Шукраллах, внезапно повышая голос, отчего микрофон стал фонить, — третье, что они попытаются сделать — уверить вас в том, что это человеческий разум, а не Аллах, всесилен, бесконечен, всемогущ. И что наш ум дан нам не для прославления Создателя, а для того, чтобы сравняться с Ним и даже стать выше Его! Тут мы подходим к самому серьезному вопросу сегодняшнего собрания. Здесь, в нашем с вами Бренте, находится величайший злодей, богоотступник. Вы не поверите своим ушам, братья, когда услышите, что среди нас есть человек, который возомнил, будто может усовершенствовать творения Аллаха. Он намерен изменить, отрегулировать, скорректировать закон природы. Он возьмет животное — божью тварь — и произведет изменения. В итоге получится новое существо, которое кроме как омерзительным не назовешь. А когда он разделается с маленькой мышкой, братья, когда он с ней покончит, он перейдет к овцам, кошкам и собакам. И разве это беззаконное общество станет мешать ему, если однажды он задумает создать человека? Этот мужчина порожден не женщиной, а единственно человеческим умом! И он еще говорит, что это медицина… Нет, КЕВИН не против медицины. В наших рядах, братья, много врачей. Не дайте себя обмануть, одурачить, ввести в заблуждение. Это не медицина. И я обращаюсь к вам с вопросом, братья КЕВИН: кто пожертвует собой и помешает этому человеку? Кто от имени Создателя восстанет в одиночку и докажет этим усовершенствователям, что законы Создателя по-прежнему справедливы и непреложны? Подобные модернисты, циники, ориенталисты изо всех сил станут убеждать вас, что нет больше веры, что наша история, культура, наш мир остались в прошлом. Так думает этот ученый. Потому-то он так самонадеян. Но совсем скоро он поймет, что в действительности означают «последние дни». Итак, кто решится доказать ему…
