Джонатан Франзен - Свобода
Джоуи попросил некоторое время на раздумья. Несмотря на частые разъезды на такси и заказы еды на дом, он сберег тысячу долларов на предстоящий год, и еще восемь тысяч лежали на карточке. Быстрый поиск в интернете выявил огромное количество банков, предлагающих выгодный заем при минимуме гарантий. Когда он набрал в Google «запчасти А-10», то также получил множество информации. Джоуи понимал, что Кенни не предложил бы ему подобный контракт, если бы найти пресловутые запчасти действительно было легко, но тот, во всяком случае, выполнил все свои обещания касательно ВЧПИ, и Джоуи не мог удержаться от мыслей о том, как будет приятно получить полмиллиона на совершеннолетие. То есть через год. Повинуясь порыву, от радости и в кои-то веки не будучи занят исключительно личными проблемами, он нарушил молчание и позвонил Конни, чтобы узнать ее мнение. Впоследствии Джоуи упрекал себя за то, что в глубине души рассчитывал и на ее сбережения, которыми теперь она имела полное право распоряжаться, но на момент звонка юноше казалось, что его мотивы совершенно невинны и ничуть не эгоистичны.
— О господи, малыш, — сказала Конни. — А я уже начала думать, что ты никогда не позвонишь.
— У меня много дел.
— Я знаю. Знаю. Но я уже решила, что не нужно было ничего тебе рассказывать. Ты меня простишь?
— Возможно.
— О! Это намного лучше, чем «нет».
— Я тебя прощу, — сказал он. — Ты все еще хочешь приехать в гости?
— Сам знаешь, что хочу. Больше всего на свете.
Конни говорила вовсе не как независимая взрослая женщина — чего Джоуи ожидал, — и внутренний голос заставил его слегка сбавить темп и спросить себя, вправду ли он хочет воссоединения. Внутренний голос предостерегал Джоуи: страх потерять Конни и действительное желание ее вернуть — это разные вещи. Но ему хотелось скорее сменить тему и, не погружаясь в абстрактные рассуждения о чувствах, спросить, что она думает о предложении Бартлса.
— О боже, Джоуи, — сказала Конни, когда он все объяснил, — обязательно соглашайся. Я тебе помогу.
— Как?
— Дам денег, — сказала она, как будто это было нечто само собой разумеющееся. — У меня на счету больше пятидесяти тысяч.
При одном упоминании этой цифры он испытал сексуальное возбуждение и вспомнил начало их романа на Барьер-стрит, когда он только-только перешел в старшую школу. Оба потеряли невинность под пение U2, их любимой группы (особенно Конни). Это был альбом Achtung Baby, и его первая песня, в которой Боно заявлял, что готов ко всему, в том числе к сексу, стала их серенадой — в честь друг друга и капиталистической идеологии. Эта песня позволила Джоуи ощутить себя готовым к любви и к взрослению — он стал зарабатывать настоящие деньги, продавая часы в католической школе, где училась Конни. Они сделались партнерами в полном смысле слова: он был предпринимателем и производителем, а она — надежным поставщиком и на удивление талантливой продавщицей. Пока монахини не прикрыли их предприятие, Конни выказала себя настоящим мастером «мягкой» продажи — ее холодная отстраненность служила для одноклассниц лучшей рекламой. Все обитатели Барьер-стрит, включая мать, принимали сдержанность Конни за глупость и заторможенность. Лишь Джоуи, ставший для нее своим, разглядел в девушке потенциал — и теперь это казалось основой их совместной жизни. Он помогал Конни, побуждал ее к тому, чтобы превосходить ожидания, запутывать окружающих и в первую очередь — его мать, которая недооценивала скрытые активы Конни. Вот на чем зиждилась вера Джоуи в свой успех на деловом поприще — на способности видеть истинную цену, замечать потенциал там, где его не видели другие. И это же качество лежало в основе его любви к Конни. Она была тайны полна![84] Они занимались любовью, лежа на грудах двадцатидолларовых банкнот, которые она приносила домой из школы.
— Тебе понадобятся деньги, чтобы вернуться в колледж, — тем не менее сказал Джоуи.
— Я могу сделать это и позже, — ответила Конни. — Сейчас ты нуждаешься в средствах, и я могу их дать. Вернешь потом.
— Верну в двойном объеме. Хватит, чтобы заплатить за четыре года обучения.
— Если захочешь — пожалуйста, — сказала она. — Но вовсе не обязательно.
Они решили встретиться, чтобы отпраздновать его двадцатый день рождения в Нью-Йорке — там, где они провели самые счастливые недели жизни со времен отъезда Джоуи из Сент-Пола. На следующее утро он позвонил Кенни и сказал, что готов вступить в дело. Новый комплект иракских контрактов будет лишь в ноябре, ответил тот, так что Джоуи может спокойно учиться и держать денежки наготове.
Заранее чувствуя себя богачом, Джоуи купил дорогой билет на экспресс в Нью-Йорк и стодолларовую бутылку шампанского по пути к дому Эбигейл. У нее стало еще теснее, чем прежде, и Джоуи с радостью распрощался с тетушкой и на такси отправился в аэропорт Ла-Гуардиа встречать Конни (он настоял на том, чтобы она летела, а не ехала автобусом). Весь город — полуголые из-за августовской жары пешеходы, кирпичные стены и полинявшие мосты — действовал на него точно афродизиак. Идя навстречу своей девушке, которая изменила ему с другим, но теперь стремительно возвращалась в его жизнь, как магнит, притянутый другим магнитом, Джоуи ощущал себя королем. Когда он увидел, как Конни спускается по трапу, увертываясь от столкновений, — как будто слишком занятая своими мыслями, чтобы смотреть по сторонам, — он подумал, что богат не только деньгами. Джоуи обладал возможностями, жизненной энергией, удачей, разделенной любовью. Конни заметила его и закивала, заранее соглашаясь с чем-то, что он еще не сказал, — в ее лице были радость и удивление.
— Да, да, да, — порывисто сказала она, выпуская ручку чемодана и обнимая Джоуи. — Да.
— Да? — уточнил он, смеясь.
— Да!
Даже не поцеловавшись, они побежали за багажом, а потом на стоянку такси, где словно по волшебству не оказалось ни единого человека. Сидя в машине, Конни сняла пропотевший кардиган, устроилась на коленях у Джоуи и принялась плакать, как будто была близка к оргазму или у нее начались схватки. Ее тело казалось на ощупь совершенно новым и незнакомым. Конни действительно сделалась менее угловатой и более женственной — но по большей части Джоуи просто мерещилось, что Конни стала другой. Он был невероятно благодарен ей за неверность. Так благодарен, что, с его точки зрения, лишь предложение руки и сердца могло по заслугам ее вознаградить. Он готов был сделать его прямо сейчас, в такси, если бы не заметил странных отметин у нее на левом предплечье. Прямые параллельные порезы на нежной коже, каждый около двух дюймов в длину, один — ближе к локтю — уже заживший и почти неразличимый, другие — на запястье — еще свежие.
