Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
— Как Корсаков ведет себя? — спросил генерал.
— Поначалу был замкнут, молчалив, — видимо, от усталости. Сейчас вполне лоялен, охотно поддерживает беседу, признается, что давно вынашивал мысль перебраться в Советский Союз, но его слишком захватила идея помешать осуществлению «восточного проекта» и тем самым как-то помочь Родине. Майор Дьяков отзывается о нем очень хорошо и полагает, что все пройдет гладко.
— Майор Дьяков — это невысокий такой блондин? — припоминая, сощурился генерал. — Хороший оперативник... Но машину с людьми в аэропорт на всякий случай все же пошлите.
— Само собой, — кивнул Сергей Николаевич. Генерал встал из-за стола, подошел к Сергею
Николаевичу и протянул ему руку.
— Знаю о решении руководства, поздравляю, — сказал он. — Успешной работы вам на новом месте. Если что, звоните, всегда помогу, чем смогу.
— Спасибо... Вроде рано пока поздравлять, — засмущался Сергей Николаевич. — Вот выйдет приказ, тогда...
— Да выйдет он, выйдет, — засмеялся генерал. — Ладно, пойду подчищать хвосты. А завтра зайду, не прогневайтесь, — хочу посмотреть на гостей.
— Само собой, — снова закивал Сергей Николаевич.
Франсуа Тавернье сгорбился над редакционным столом с кучей исписанных листов и уткнулся лицом в ладони. Сердце и виски ломило от бесчисленных чашек кофе, выпитых за сутки, от множества выкуренных сигарет пересохло во рту. Обычно он осторожничал с кофеином и практически не курил, но тут ему надо было, подстегивать себя, чтобы после первой статьи, написанной по материалам Корсакова, сразу же написать вторую. За сутки тираж газеты подскочил на сорок процентов, и на столько же — рейтинг дружественной телекомпании, передавшей в эфир основные положения статьи. Тавернье понимал, что требование главного редактора написать продолжение вполне справедливо, и потому не протестовал. Более того, с профессиональной предусмотрительностью он не стал вбивать все имевшиеся у него материалы в первую статью, а оставил кое-что для продолжения, которое и ему самому казалось неизбежным. У него имелась запись интервью с Корсаковым, и чтобы его дополнить, сотрудник Тавернье успел съездить в тихий провинциальный городок к матери Корсакова и записать разговор с ней на видеопленку. Присовокупив находившиеся у него в запасе фотографии, Тавернье засел в редакции и начал сочинять статью. В обычных случаях он набирал текст сразу на компьютере и правил его на экране монитора, но важные статьи сначала обязательно писал от руки. Теперешняя его задача осложнялась тем, что конкурирующие издания и телепрограммы немедленно начали ставить под сомнение факты и выводы, изложенные в первой статье. Ответные фразы, выходившие из-под его пера, не казались ему достаточно хлесткими и убедительными, неопровержимых доводов имелось удручающе мало, ссылки на спецслужбы могли быть опровергнуты самими этими спецслужбами. Нервы Тавернье мучительно вибрировали от досады и крепкого кофе, в то время как мозг норовил погрузиться в забытье. Тавернье яростно перечеркнул несколько очередных строчек, встал из-за стола и побрел в туалет. В редакции и в этот поздний час продолжалась работа: попискивали компьютеры, трещали принтеры, сотрудники, ошалевшие от бессонницы, кофе и курева, сновали из комнаты в комнату. «Вам корреспонденция... Положу на стол...» Краем сознания Тавернье уловил эти слова, машинально улыбнулся и произнес: «Хорошо», не поняв даже, кто к нему обратился. В туалете и на обратном пути к своему столу он мучительно обдумывал очередную фразу. Вернувшись и держа на весу еще влажные руки, он собрался было сесть и вдруг замер*. Под текстом на куске бумажной ленты ему бросились в глаза фраза в скобках: «Публикация в газете «Техран тайме» и дата — вчерашнее число. Тавернье разом охватил глазами весь текст — это было сообщение о взрыве фабрики в Сеидабаде. Тавернье торжествующе улыбнулся и ударил кулаком правой руки по ладони левой. Подумав с минуту, он отшвырнул в сторону разные никчемные конверты и пакеты и вновь склонился над исписанными листами. Почему-то он ни на секунду не усомнился в том, что Корсаков жив.
Явившись поутру в свой кабинет, генерал не обнаружил в нем ни Корсакова, ни его провожатых. За столом сидел Сергей Николаевич, у журнального столика — будущий зам. В кабинете висело угрюмое молчание. Физиономии чекистов выражали острое отвращение к жизни.
— Что случилось? — встревоженно спросил генерал. — Где наш гость?
Сергей Николаевич что-то досадливо буркнул, но, вспомнив, что по долгу службы он еще обязан отвечать, выдавил с неохотой:
— Где гость — неизвестно. Провожатые в больнице.
Генерал поднял брови. Предупреждая его вопросы, Сергей Николаевич заговорил — сначала через силу, а потом мало-помалу возбуждаясь:
— Упустили, идиоты! Я уже побывал сегодня в больнице. Самолет приземлился по расписанию, наша группа их встретила на двух машинах. Встречающие на одной машине пошли впереди, а прибывшим дали шофера, и они пошли вторыми. Этот Корсаков вел себя лояльно, говорил, что очень рад оказаться в России, работать на благо Родины и всякое такое. Шутил, смеялся... В аэропорту попросился в туалет, но ничего не предпринимал — сходил, по малому делу, и все. Ребята, видимо, насторожились, а когда он им дал понять, что ничего такого не затевает, — расслабились. Да и если подумать: ну зачем ему было бежать? Куда? К кому?
— Скоро узнаем, зачем, — мрачно проворчал новый зам. Сергей Николаевич раздраженно посмотрел на него, но генерал своим вопросом предупредил взрыв его негодования:
— Ну и что было дальше?
— Дальше они и сами толком ничего не могут рассказать. Когда первая машина проехала между гостиницей «Москва» и Историческим музеем, люди в ней вдруг заметили, что вторая машина уже не следует за ними, а огибает гостиницу «Москва» и прямо поперек движения выезжает на Пушкинскую улицу. Пока они из параллельного проезда поворачивали налево и протискивались в гуще движения к повороту на Пушкинскую, вторая «Волга» уже скрылась из виду. Впрочем, нашли ее совсем недалеко от поворота, в Георгиевском переулке, в тупике у школы. В машине были три этих идиота в бессознательном состоянии, а нашего друга Корсакова уже и след простыл.
— Да, вот тебе и майор Дьяков, вот тебе и хороший оперативник, — задумчиво произнес генерал. — Что ж, видно, нашла коса на камень. А сами-то ребята что все же говорят?
— Корсаков сидел между ними на заднем сиденье, как и положено, но руки у него были свободны — он ведь не мог считаться пленным, не стоило его напрягать с самого начала. По словам Дьякова, Корсаков положил руку ему на плечи, когда обернулся, чтобы посмотреть на Кремль, потом Дьяков почувствовал боль в шее и больше ничего не помнит. Второго оперативника, майора Любимова, Корсаков вырубил ударом в шею — тот не заметил, как отключился Дьяков, и не успел защититься. Ну а шофера Корсаков просто в буквальном смысле слова взял за глотку и стал приказывать ему, куда ехать. Парень как увидел, что оба майора на заднем сиденье готовы, так и перетрухнул, конечно. Впрочем, Корсаков и в самом деле запросто мог его задушить, так что я его не виню. Ну а из Георгиевского переулка он мог выйти на улицу Горького, мог через школьный двор вернуться обратно на Пушкинскую... И там и там народу невпроворот, затерялся в толпе, и поминай как звали.
— Да, ушел профессионально, — пробормотал генерал. — Но зачем ему понадобилось уходить? Что он задумал?
— А хрен его знает! Спросите что-нибудь полегче, — угрюмо отозвался Сергей Николаевич. — Может, внезапно спятил на почве переживаний? Он ведь из Ирана хотел вывезти подружку, а ее убили в перестрелке.
— Такие люди не сходят с ума, — покачал головой генерал. — Если бы с ним могло это случиться, он бы давным-давно рехнулся. Должно быть, у него есть какая-то цель, но какая?
— Наверное, не очень законная, — проворчал Сергей Николаевич. — Боюсь, узнаем мы о ней только задним числом, когда он что-нибудь натворит. А способен он на очень многое. К тому же он забрал оружие и документы.
— Да, если бы он мог добиться своей цели легальным путем, уход не имел бы смысла, — начал было генерал по привычке размышлять вслух, но тут же в его мозгу всплыла фраза «Плевать, не мое дело», словно ответ на все вопросы. Он поднялся и произнес: — Ладно, я вас покину, мне еще надо зайти к начальству. А господина Корсакова объявляйте в розыск, и желаю вам найти его поскорей, пока он еще не укоренился в Москве. Не забудьте в ориентировке сообщить про его наколку на руке — личный номер. Найти его надо любой ценой, — вы же понимаете, каких дел он может наворотить.
— Да уж, понимаем, — буркнул Сергей Николаевич, а его молчаливый зам, видя раздражение начальства, так и не решился заговорить и только удрученно закашлялся. Генерал поднял руку в приветственном жесте и вышел из кабинета. В этот момент Сергей Николаевич испытывал к нему острую зависть.
