Дмитрий Дмитрий - Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
21 сентября 2006 г., вечером. Зеленогорск.
«Литературка» попросила написать статью об эпохе Брежнева, которому 19 декабря исполняется 100 лет. Мое частное мнение о временах и нравах. Согласился.
Сегодня вспоминали брежневское время с нашим давнишним спонсором «АБС-премии» — А. В. Громовым, ныне бизнесменом, а в прошлом работником КГБ. Громов: «Демократия — это когда думать можешь, что хочешь, а делать будешь то, что я тебе скажу». Или: «Свобода слова: миску отодвинули подальше, веревку ослабили, и лай, сколько хочешь».
Белка — белый, как поросенок, щеночек, который приблудился к нам в июле, преобразилась. Не узнать в этой бойкой собаке вчерашнюю трусиху, которая жила под соседским сараем и тряслась от страха, поджав хвост. Она пряталась с визгом, когда мы кидали ей кусочек мяса.
Из Гадкого Утенка выросла Царевна Лебедь.
Когда я приехал из Финляндии, Ольга ходила встречать меня с Белкой в красной шлейке. Белка отважно вышагивала, выбрасывая, как лошадь, толстые лапки. Уши почти встали, хвост висит вниз — белая овчарочка с примесью лайки. Ольга ведет ее и светится от радости.
После Юджи не хотели брать никого — и вот приблудилась неведома зверушка, вылезла из лопухов от соседского забора, за которым в сарайчике проживали сильно пьющие дачники, а потом исчезли, оставив испуганный щенячий писк. Щенка, оказалось, привязали веревкой к столбу, без ошейника, и он три дня голосил — мы ничего не могли понять: кто это? откуда звуки? Спросить не у кого — дом почти заброшенный. Подходили к забору — визг затихал. И вот щенок как-то освободился и рванул по кустам. Это сказали другие соседи — с их участка был виден столб с привязанным щенком. Почему не отвязали, не покормили?
Мы с Ольгой неделю подманивали эту белую свинку. Удалось заманить ее на нашу территорию — спала под козлами, на моей куртке. Наглые коты таскали у нее из-под носа колбасу. Потом стала осторожно брать пищу из рук. Потом зашла на крыльцо. Потом в дом. Настороженно огляделась. На следующий день дала погладить себя по лбу. Ольга сделала это аккуратно, одним пальчиком. Собаченция замерла. Ольга сказала, что в глазах пёски прочитала надежду и благодарность. Стала спать дома, на той же куртке…
…Ветеринар осмотрела ее, выписала ей паспорт, дату рождения определили как 15 мая. В первых числах сентября заболела, прописали уколы — колол по пять штук в день. Терпела. А было ей три с половиной месяца.
Живем ради нее в Зеленогорске, одомашниваем.
Играют с Барсуком. Дал им по кусочку сырого мяса. Белка съела, Барсук, похоже, не ест сырого, стал его суслить и рычать на Белку, когда та собралась помочь ему. Я принялся с ними играть — бегать, опрокидывать на спину, чесать… Барсук увидел, что ему достается меньше игры, чем обычно, и приревновал Белку — рыкнул на нее, чтобы не мешалась в игре. Потом Барсук побежал к воротам лаять на пробегающую собачью стаю, и я отдал Белке его кусок мяса. Она съела быстро. Барсук вернулся и стал искать — не нашел, забеспокоился, стал подозрительно обнюхивать Белку. Та виляла хвостом и просила продолжить игру. Барсук лег на траву в том месте, где потерял мясо, и стал это место сторожить, грустно понюхивая траву и не пуская к месту Белку. Потом стал кататься на траве… Белка радостно носилась вокруг него.
Желтеет листва, но осень теплая, лишь изредка температура опускается до 10…12 градусов, а вчера было +18, светило солнце.
26 сентября 2006 г.
От Илляшевича, Таллин:
Дорогой Дмитрий!
…Вычитал, намедни, у архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Дмитрий Шаховской, с которого писал своего героя Бунин в «Митиной любви», замечательный знаток русской литературы, писал под псевдонимом Странник): «…Зло наступает на человека неумным коллективизмом, так и эгоизмом обособления от людей».
Первое — пустая суета, бессмысленные тусовки, раздувание щек на публике и жажда славы. Второе — «а ну вас всех!», гордое одиночество по поводу «непризнанности», хоть и признавать, иной раз, нечего. Надо быть, а не выглядеть.
Дочитал «Затеси» Астафьева. Многие места у него лучше, чем у Тургенева в великолепных «Стихотворениях в прозе». Подозреваю, что Виктор Петрович сознательно стремился переплюнуть классика. Так, ведь, удалось. Выразительность слова и чувства колоссальные.
Всегда твой Илляшевич.
В. Илляшевичу:
Правильно выразился твой архиепископ. Описанные им признаки наступления зла мне лично хорошо знакомы. И тусовки, и гордое одиночество…
Молиться надо — гордыня у нас, пишущих, самый распространенный и главный грех. Так сказал мне батюшка в старинном Андреевском соборе на Васильевском острове.
Твой Д. К.
27 сентября 2006 г.
Вытащил из Сети отклик на свою статью:
«Пока не будет вброшена в информационное пространства альтернатива капитализму и несостоявшемуся „коммунизму“ по марксовой модели, мы не тронемся с мертвой точки. И статья „Кто остался в дураках?“ тому еще одно доказательство. Кто еще не остался в дураках, тот должен понять, что нам светит либо капитализм, который Россия отвергала в 1917 году, либо опять освященное номенклатурное правление, которое народ отверг в 1991 году».
Удивлен количеству людей, которые обсуждают мою немудреную статью на сайте «ЛГ». Комментарии самые разные. А комментарии к комментариям — вообще отдельный жанр!
3 октября 2006 г. Франкфурт-на-Майне, книжная ярмарка.
Гостиница Innsaid, одна остановка от железнодорожного вокзала, в бизнес-зоне. Здесь по газонам скачут кролики, растут дубки, сосны, клёники, и блестят отраженным солнцем стеклянные стены небоскребов. Отдельный номер-студия, как написано в буклете. Четвертый этаж, окна во всю стену. В центре комнаты — прозрачная кабинка душа из толстого стекла. Стеклянный лифт ползет по стене, даже страшновато делается. Лифт перед движением чуть приседает, и начинает стремительно ускоряться. Эдакий стеклянный замок в центре Европы.
Ольга собрала мне в дорогу еду, чтобы по опыту прошлых поездок не бегать по вечернему городу в поисках закуски. Пригласил в номер Сашу Мелихова. Саша принес пластиковые нож, вилку и ложку, которые прихватил в самолете во время обеда. Перекусываем, Саша хвалит мою хозяйственность.
— Ну, ты молодец, молодец, — закусывает Саша. — А я не сообразил, даже ничего не купил в дорогу. Какой ты умный, а я совершенно непрактичный. Хотя и говорят, что евреи — народ практичный. Ничего не взял из еды.
— Ешь, не стесняйся. Зато ты в других делах практичный.
Поели салями, пирожков, сыру, испили минеральной воды. По ТВ показывают мировые новости. Северная Корея объявила, что собирается произвести испытание ядерного оружия в целях самообороны, т. к. Америка ей угрожает. Саша говорит, что это плохо, равно как и перспектива ядерного оружия в руках Ирана.
— Иран подписал договор о нераспространении ядерного оружия, — говорю, — он собирается строить атомные электростанции и экономить свою нефть, которая идет на экспорт.
— Подписать можно всё, что угодно, — говорит всезнающий Саша. — Ядерные технологии всегда двойного назначения.
— Им сейчас ничего не предъявишь — они закон не нарушают. И США могут кривиться, сколько угодно. У Израиля же есть ядерное оружие…
— Да, но разница в том, что Израиль безопасен, а Иран — нет.
— Думаю, у ливанцев насчет безопасности Израиля другое мнение…
И Саша сразу засобирался, поблагодарил за угощение и ушел.
4 октября 2006 г. Франкфурт-на-Майне.
Первый день на ярмарке. Стенд хорош — уголок Питера: фотопанно, имитирующие Дворцовую площадь, булыжную мостовую с пробивающейся травкой, фонари, колонны, изящные решетки. Но подбор книг на стенде удивляет: Дэн Браун, Пауло Коэльо, Харуки Мураками и прочие «питерские» авторы вкупе с детективами и энциклопедиями вроде «Сто знаменитых аферистов». Есть подарочные альбомы по искусству, книги о Петербурге, но современных авторов — кот наплакал. Напротив — стенды Москвы, целый городок. Прошелся по павильону — встретил знакомых.
Зашел к румынам и узнал, что год назад в тихом ласковом городке Яссы умер переводчик русской литературы Эмиль Йордаки. Вернулся с рыбалки и умер.
Вот такая неприятная новость. Царство ему небесное!
Эмиль перевел Гоголя, Достоевского, Булгакова, Толстого и многих других. Приятный был парень, принимал нас с Ольгой в Яссах в 2002 году, поселил в особняке Погора. В одном из писем жаловался, что русская литература стала никому не нужна, их кафедру терзают, принижают, сокращают, смотрят в рот Западу и в угоду немцам, французам и прочим англичанам пренебрегают русским языком и литературой. Писал: если скоро умрет, то от усталости, безысходности и даже в знак протеста. Я его подбадривал, шутил, что дам политическое убежище, но понимал, что мужественный Эмиль, потомок русских староверов Ивановых, просто так скулить не станет.
