Филипп Майер - Сын
— Но ты знал, что рано или поздно бледнолицые получат такое оружие. С которым один человек может убить полсотни.
Я отвернулся, глядя на темную долину внизу, горы вокруг. Мы могли бы поселиться здесь.
— Ах, Илай, в нашем племени почти тысяча женщин, детей и стариков. Когда мы пустились в путь, их защищали две сотни воинов. И этого было недостаточно. Сейчас нас осталось около сорока.
— Это трагедия, — согласился я. — Мне очень жаль.
— Эта трагедия еще страшнее из-за того, что в этой войне мы оказались на стороне проигравших. Мы можем совсем потерять земли, которые нам выделило правительство, их и так было мало, и мы надеялись улучшить свое положение, участвуя в боях. Наша судьба очевидна, достаточно посмотреть на это оружие.
Я пожал плечами.
— А эти люди! Взгляни, какие они сытые, упитанные, какие у них отличные лошади, а мы голодаем, как и наши мустанги. А их снаряжение…
— Так всегда было, — возразил я. — Мы всегда были в худшем положении.
— Мы покончили с войной, — отрезал он. — Прости.
— Это плохое решение.
— Твое правительство не продержится и года, Илай. Вас, бледнолицых, пятеро…
— Уже трое.
— Трое. Мне жаль, что вы потеряли двоих товарищей, но война закончится, и вы трое сможете делать что пожелаете. А я навеки буду заточен в резервации, вместе со всей семьей, расплачиваясь за то, что поддержал неправильную сторону. Как и все мои люди. А они, похоронив своих братьев, возможно, придут к выводу, что лучшим решением будет прикончить вас троих. Потому что вы привели нас под огонь этого оружия и ни слова не рассказали нам о нем, ну и еще потому, что, когда воруют бледнолицые, это нормально — бледнолицым позволено воровать друг у друга, — но если что-то украли индейцы, то это совсем другое дело. Понимаешь? Индейцев, которые украли золото, не простят никогда. Но что поделаешь — нам нужно это золото.
Мне нечего было ответить.
— Это была великая битва, Илай. Последняя, в которой мы победили. Дальше будут только поражения. На твоем месте я убирался бы отсюда как можно быстрее.
— Ты — их вождь.
— В отличие от вас у нас демократия. Каждый человек свободен. Мое слово — это совет, а не закон. — Он ласково похлопал меня по плечу. — Я говорю это, потому что ты лучший из всех бледнолицых, кого я знал. Я рад, что на свете живет такой, как ты.
— Да я и сам рад, — попытался я пошутить.
— Лучше всего, если ты будешь скакать день и ночь без остановки хотя бы несколько дней.
Я развернулся, чтобы уйти. Он упаковывал мешочки с золотым песком в кожаную суму.
— Ты зачарован, Илай, духи хранят тебя. Я понял это с первой нашей встречи. Но это и твое проклятие, — он протянул мне суму.
— Что надумал? — спросил Буск.
Они с Шоуолтером, обшаривая палатки при свете луны, отыскали чистую форму Союза, что было совсем не трудно, федералы погибли в нижнем белье. Форму парни затолкали в свои седельные сумки.
— Мы едем в Калифорнию, — объявил Шоуолтер.
— Я сообщу, что вы погибли в бою.
— Дерьмо, — выругался Буск. — Боям конец. У этих ублюдков в синих мундирах сплошь «генри» и «спенсеры», да в придачу эта чертова автоматическая пушка. Не говоря уже о ботинках янки. Да я бы пришил любого за одни только ботинки.
— А это гребаное золото, — вмешался Шоуолтер. — Нашим ребятам платят расписками, которые превратятся в дым к тому времени, как они доберутся до дома.
— Я полковник.
— Илай, очень скоро мы проиграем величайшую войну в истории; возможно, мы уже ее проиграли, просто новость еще до нас не дошла. Я не хочу угодить в тюрягу к федералам, или чтоб по случаю смутного времени меня пристрелили парни из Местной самообороны, или, хуже того, героически погибнуть в решающей битве за хрен знает что.
Крыть нечем.
— Если вернешься в Остин, тебя расстреляют как дезертира. А война так и так закончится, уцелеешь ты или нет. Вали на запад и пошли за своей семьей.
— Не могу.
— Думаешь, мы протянули так долго, потому что великие воины?
Я все молчал.
— Ты настоящий сукин сын, — буркнул он. — Мне всегда было интересно, что ты за тип.
— Девочки, — ухмыльнулся Шоуолтер, — как вы думаете, эти ниггеры прерий отвалят нам немного золотишка?
Федералов погибло больше двух сотен, большая часть — в подштанниках. Обычно после боя чувствуешь себя как после доброй охоты, но сейчас на душе было тошно.
Двадцать восемь чероки погибли на месте, и еще четырнадцать тяжело раненных застрелили на рассвете их товарищи. Мы похоронили Шоу и Фиска, лица у обоих были разбиты до неузнаваемости. Я думал о детях Фиска и о детях всех остальных, у каждого из этих людей были близкие, дорогие им люди.
Из обоза я взял себе солонины и патронов для своей «генри». Летучий Мундир выдал Буску и Шоуолтеру по мешочку с желтым песком. Они были так счастливы, что я решил не пересказывать наш разговор с вождем.
Чероки не смотрели в нашу сторону. Они думали, что мы знали про пушку, и нам оставалось лишь оседлать лошадей и потрусить вниз, оставив чероки золото, все оружие, снаряжение и лошадей федералов. В стороне от дороги лежал мертвый человек в одних подштанниках, а дальше, на берегу ручья, еще один.
Я не мог избавиться от чувства, что переступил черту, за которой нет дороги обратно. А может, я пересек ее много лет назад, а может, ее вообще никогда не существовало. Все, что ты получаешь, принадлежало другим людям. Какие бы узы ни связывали меня, они перерезаны.
— Хорош ссать, — радовался жизни Шоуолтер. — Взойдет солнце, они разглядят свою добычу и смогут думать только о том, чтоб забрать все и смыться как можно скорее. Они напрочь забудут о нас!
— Возможно, ты и прав, — не стал я спорить.
Буск ехал далеко впереди. С того момента как мы похоронили ребят, он со мной не разговаривал.
У подножия горы мы разделились, я пообещал парням разыскать их в Калифорнии, когда война закончится. С Ниггерами Богатых Людей было покончено прямо сейчас. Я сказал на прощанье несколько слов, чтоб они по моему лицу ни о чем не догадались.
Вдалеке послышались выстрелы: чероки кончали своих раненых. Я проводил взглядом Буска и Шоуолтера, а потом снял подковы со своего коня, объехал еще разок подножие горы, меняя направление на каждом скальном выступе и после каждого ручейка. Буск и Шоуолтер наверняка не станут заботиться о своих следах. Я надеялся, что индейцы их не догонят, но это было маловероятно, люди вокруг меня долго не живут, чероки обязательно их поймают; их, но не меня, и в этом я тоже был уверен.
Спустя месяц я вернулся в Остин. Война кончилась еще весной.
