Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
— Все, все! — перебила Алена. — Я не могу это слушать! Я тебя здесь больше не оставлю. Ты поедешь со мной во Францию, к Маргарите.
Но тут, нежданный, явился Руслан — прямо из больницы. Роман радостно ринулся ему навстречу:
— Ой, Русланчик! Выздоровел!
В ответ вдруг Руслан молча ударил Романа кулаком в лицо.
— Ты что? За что? — опешил Роман.
А Руслан выхватил из-за пояса нож:
— Ты знаешь, за что! Я твой голос узнал! Это ты навел на нее чеченцев! Сколько ты на этом заработал? Говори, сука! Настя, покажи руку! Сколько они тебе пальцев отрезали?
Настя подняла руку без двух пальцев.
Руслан, сверкая белками глаз и размахивая ножом, закричал:
— Палец за палец! Я лично тебе отрежу! А потом вообще…
Алена вмешалась, прыгнула между ними:
— Нет! Хватит! Хватит этой резни! Вы тут все с ума посходили! Настя, собирайся! Ну их всех! Мы уезжаем!
Но Настя вдруг стала рядом с Русланом:
— Алена, я никуда не поеду. Я с ним остаюсь.
Часть пятнадцатая
Цена
172
Париж, аэропорт Шарля де Голля, аэробус компании «Эр Франс» заходит на посадку, подкатывает к гнутому рукаву аэровокзала. Хорошо одетые французы, сияющие воротничками своих белых рубашек и шелковыми галстуками, и француженки, пахнущие «Шанелью» и постукивающие тонкими каблучками модельных туфелек, ручейками тянутся к стойкам паспортного и таможенного контроля, толкая перед собой тележки с фирменными дорожными чемоданами. Среди этого потока резко выделяются пятеро коротко стриженных мужчин в тренировочных костюмах и кедах, с бычьими шеями и легкими спортивными сумками в руках. Французы сторонятся этих мужиков — то ли потому, что от них не пахнет благовонной туалетной водой, то ли потому, что из-под их рукавов и в вырезах их спортивных курток выглядывает густая татуировка.
Подойдя к паспортному контролю, они протягивают свои паспорта. Пограничник дотошно проверяет паспорт у первого, сличает его фото с лицом владельца, снова смотрит в паспорт. Но паспорт в порядке, и виза тоже.
— Проходите, мсье… — говорит пограничник по-французски, а таможенник спрашивает: — Где ваш багаж, мсье?
— Нет, — отвечает мсье по-русски.
— У вас только сумка?
— Нет, — звучит русский ответ.
— Откройте сумку, пожалуйста.
— Нет.
Таможенник, вздохнув, берет у него из рук сумку и открывает молнию, вынимает из сумки пакет, завернутый в русские газеты, и слегка отшатывается от запаха.
— Что это, мсье?
— Нет, — говорит мсье по-русски.
Таможенник разворачивает пакет, в нем четыре астраханские воблы. Он рассматривает рыбу, щупает, нюхает, заглядывает в сумку, но в сумке больше ничего нет.
— Мсье, что вы делаете с этой сухой рыбой?
— Вобла! — отвечает ему мсье.
Таможенник вздыхает:
— Следующий! А где ваш багаж, мсье?
— Нет.
— Тоже «нет»? Откройте сумку. Опять сухая рыба? Как вы сказали, мсье? «Во-бльа»? Следующий! У вас тоже вобльа? Франсуа, — повернулся таможенник к своему коллеге, — смотри, эти русские привезли вобльа!
— Да не во-бля! — поправил его, проходя, последний русский. — А вобла! Учить нужно вас!..
173
Во время кинофестиваля Канны до краев наполнены всеобщим возбуждением, тщеславием, деньгами, легкими знакомствами и пылким сексом. Набережная Круазетт забита толпами восторженных поклонников кино, по красной дорожке лестницы Дворца фестивалей восходят к призам и славе самые-самые кинозвезды, фанаты кино ревут от восторга при виде своих кумиров, а слева от Дворца, на огражденной набережной стоят шатры-павильоны делегаций различных стран, и в этих шатрах идет бесконечный банкет и тусовка. То тут, то там — взрывы смеха, чоканье бокалами, разноязычная речь, блицы фоторепортеров, юные старлетки в роли богинь соблазна и водовороты журналистов вокруг божественных Леонардо ди Каприо, Роберта де Ниро, Шерон Стоун, Николь Курсель, Тома Круза, Джека Николсона и прочих королей американского и европейского экранов. Иногда в их ряды заносит и русские лица Павла Лунгина, Виктора Каневского и Отара Иоселиани. Между просмотрами фильмов и прессконференциями из Дворца фестивалей сюда, на поляну с шатрами, постоянно спускаются участники и гости фестиваля, а к вечеру всю эту пеструю ярмарку тщеславия и славы, рекламы и саморекламы, бизнеса и трепа, дела и понта подсвечивают красочные фейерверки, взлетающие над вечерней набережной и городской гаванью.
Алена и Маргарита с бокалами в руках вышли из французского павильона и с потоком гостей, прогуливаясь, направились к соседнему, итальянскому.
— А ты не хотела ехать! — возбужденно говорила на ходу Маргарита. — Здесь потрясающе! Столько мужчин! И каждый третий — миллионер! Посмотри на эти яхты! Знаешь, сколько они стоят? — Она кивнула на вереницу роскошных яхт, густо облепивших все пирсы. — Здесь миллионеров больше, чем нормальных людей!..
— Рита, мне тут надоело, — перебила Алена. — Я не собираюсь ловить миллионера только потому, что мы должны банку двести тысяч.
— Почему? — обиделась Маргарита. — Среди миллионеров иногда бывают приличные люди.
— Спасибо, одного я уже имела. Уж лучше я найду этого мерзавца Красавчика и подпишусь на какую-нибудь аферу…
— Извините, вы говорите по-польски или по-русски? — по-французски спросил мужской голос позади них.
Маргарита и Алена повернулись, Маргарита окинула любопытного оценивающим взглядом.
Он был далеко не Ален Делон и даже не Том Круз, но одет с тем небрежным шиком, какой могут позволить себе только очень богатые люди. А бронзовый загар выдавал заядлого яхтсмена.
— По-русски… — выжидательно сказала Маргарита.
— О, это замечательно! — воскликнул яхтсмен. — Знаете, я ни слова не знаю по-русски. Только «водка», «Горбачев» и «спасибо». Конечно, это очень стыдно, потому что мой дедушка из России, он говорил со мной по-русски, но он умер, когда мне было пять лет, и я все забыл. Позвольте представиться, Алан Кушак.
— Меня зовут графиня Марго, — кокетливо сообщила Маргарита, — а это моя подруга Алена.
— Очень приятно, — сказал Алан. — Альона?.. Альона… Это из детской сказки, правда?
— Да, про братца Иванушку и сестрицу Аленушку, — подтвердила Маргарита. — Теперь я верю в ваши русские корни. Хотя на вид вы абсолютный бразилец.
— О нет! Я француз.
— А вы знаете, что такое «кушак» по-русски? — спросила Алена.
— Наверно, в детстве знал. Но уже забыл.
— Кушак — это пояс, только не кожаный, а матерчатый.