Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
В штабе майор Дугин, пальцем затыкая одно ухо, прижимал ко второму телефонную трубку и кричал:
— Что? Громче! Не слышу! Вас бомбят? Девочку прячьте! Девочку от бомбежки прячьте, Настю Бочкареву! Что? Да, Хуцилаев здесь, со мной! Где будет встреча? В Каурском ущелье? Нет, это на вашей территории, так не пойдет. Только в нейтралке, в зоне отчуждения! Ищерская долина? Хорошо, завтра в семь утра. Нет, в семь утра, и не позже! Нас будет пятеро, и вас только пятеро!
170
Ночью милицейский микроавтобус — без фар, при свете луны — медленно пробирался по горной дороге. В микроавтобусе Дугин сидел за рулем, рядом сидела Алена, два собровца с автоматами были сзади, стерегли Хуцилаева.
Вдали были видны сполохи взрывов, слышалась канонада. Но здесь, в предгорьях, было тихо или казалось, что тихо. Дугин, похоже, был тут не впервой — он вел машину не спеша, но уверенно и где-то за полночь добрался до места, которое искал, — небольшой пещеры над обрывом, с которого открывался вид на долину.
Хуцилаева, скованного наручниками, положили в глубине пещеры, ближе ко входу расположились Дугин, Алена и один из собровцев, второй занял место дозорного возле спрятанного за валуном микроавтобуса.
Коротая время до рассвета, курили в кулак и негромко разговаривали.
— У тебя нет детей? Напрасно, — говорил Алене Дугин. — А я богатый — у меня трое. Старшей уже двенадцать, средней семь, а младшему три. Команда!..
— Блин! — с досадой сказала Алена.
Дугин встревожился:
— Что такое?
— Да ну! В кои веки встретила приличного мужика, так и тот занят! Твоя жена не боится тебя отпускать? Я имею в виду — не сюда, а вообще, по жизни…
Дугин усмехнулся:
— Знаешь, кто не рискует, тот не пьет шампанское. Я ей пятнадцать лет назад сказал: если выйдешь за меня, я к сорока годам буду генералом. Ей восемь лет терпеть осталось.
— А сколько ты получаешь?
— Две двести.
— Чего?
— Рублей, конечно.
— В месяц?! — изумилась Алена.
— Ну да…
— Как же вы живете?
— А вот так.
— Нет. Так не бывает.
— Бывает…
— Едут, товарищ майор, — сообщил дозорный.
Дугин выглянул из пещеры. Оказывается, уже светало — блекло, как перед рассветом.
— Вон их сколько! — Дозорный показал вниз, в долину, по которой катили джип, «Волга» и грузовик с вооруженными чеченцами.
— Ладно, выступаем, — сказал Дугин. — Хуцилаеву подъем.
Собровцы разбудили Хуцилаева, вывели его из пещеры к микроавтобусу. Алена хотела занять свое место на переднем сиденье, но Дугин приказал:
— Нет, теперь ты назад.
Хуцилаев и два собровца тоже сели на задние сиденья, один из собровцев, глядя в окно, заметил:
— Там стволов тридцать…
— Ничего, поехали. — Дугин вывел машину на дорогу и покатил вниз, навстречу чеченцам.
В долине, метрах в тридцати друг от друга, они остановились.
Дугин вышел из микроавтобуса, а в кузове грузовика двадцать чеченцев вскинули автоматы и взяли его на прицел. После этого из джипа вышли трое бородатых чеченцев в папахах, с автоматами на груди.
— Я же вам сказал: нас пятеро и вас пятеро, — проговорил Дугин.
— Плевал я на то, что ты сказал! — ответил один из бородачей. — Здесь наша земля! Как мы скажем, так и будет. Где Хуцилаев?
— Сначала девочку покажите.
— Нет, девочка есть девочка! — пренебрежительно сказал бородач. — На нашей земле мужчина всегда первый!
Дугин показал на боевиков в кузове грузовика.
— Пусть стволы уберут. Иначе не покажу.
Бородач что-то приказал боевикам, те опустили стволы «калашниковых».
Дугин откинул дверцу микроавтобуса, рывком выдернул из него Хуцилаева до половины его корпуса и тут же приставил пистолет к его голове.
— Вот Хуцилаев. Девочку покажите.
— Да, это Хуцилаев, — сказал бородач. — А где остальные?
— Какие остальные? — удивился Дугин.
— Мы тебе на твоем русском языке сказали: за девочку три командира — Хуцилаев, Хайрулин и Губаев.
И бородач крикнул что-то по-чеченски боевикам, те, стоя в кузове грузовика, снова вскинули автоматы на Дугина.
А бородач и два его соратника, улыбаясь, направились к Дугину.
— Бросай пистолет, дурной башка! Мы вас всех берем в заложники! — Бородач, приближаясь, заглянул в микроавтобус: — О, смотри, кого он привез! Еще одну бабу…
— Стоять! — перебил его Дугин. — На горы посмотри!
Бородачи и остальные чеченцы посмотрели по сторонам.
В лучах восходящего солнца все горы, окружающие долину, бликовали прицелами снайперских винтовок.
— Пять шагов назад, живо! — приказал Дугин бородачам.
Те, пятясь, отступили.
Дугин вытащил Хуцилаева из микроавтобуса.
— Девочку! — потребовал Дугин у чеченцев.
Бородач открыл дверцу «Волги», из машины почти выпала Настя — босая и в каких-то лохмотьях.
— Алена, это она? — негромко спросил Дугин.
— Настя! — закричала Алена, выглядывая из автобуса, и рванулась наружу, но двое собровцев схватили ее, удержали внутри.
А Настя встрепенулась:
— Алена! — И побежала к микроавтобусу.
Один из бородачей вскинул автомат, но Дугин быстро перевел на него свой пистолет:
— Не смей! Убью!
Рядом с ним тут же возникли два собровца, один из них уже держал пистолет у головы Хуцилаева.
Бородач опустил автомат.
Настя добежала до Алены, и Алена схватила ее, прижала к себе, втянула в микроавтобус.
Дугин кивком головы приказал собровцу отпустить Хуцилаева.
Хуцилаев — руки в наручниках — побежал к чеченцам.
— Эй! Ключ! — вдогонку ему крикнул Дугин.
Хуцилаев обернулся.
Дугин бросил ему ключ от наручников, ключ упал на землю между Хуцилаевым и Дугиным. Хуцилаев вернулся и нагнулся за ключом, словно поклонился Дугину. Потом схватил ключ и побежал к своим.
171
Дома, в Долгих Криках, по случаю освобождения Насти было, конечно, застолье — соседи, Жуков, Виктор-почтарь, Алена и Роман, который явился мириться с матерью Алены. Настя, сидя за столом, рассказывала:
— Они меня перевозили постоянно. Каждые десять дней — в новый пункт. Шали, Аргун, Гудермес, Нижние Атаги, Верхние Атаги… Селили в чеченских семьях, я там делала всякую домашнюю работу. Один раз, кстати, я там видела еще одну девочку-заложницу, Аллу Гейфман, из Саратова. Она показала мне свою руку, ей отрубили два пальца и отправили ее отцу. Но ко мне относились нормально. Один раз, правда, охранник стал приставать, я с ним целую ночь боролась. Но утром я пожаловалась хозяевам, и больше я его не видела. А били меня девчонки-чеченки, у которых я в семьях жила. Потому что они должны были все время быть со мной, за мной следить. А у них были свои дела. И оттого, что я для них была обузой, они меня били. Каждый день. А потом пришли эти в масках, отрубили мне мизинец. Потому, когда они второй раз пришли в масках, я сразу догадалась: сейчас мне отрубят и второй палец. Я стала плакать, просить: не надо, не надо!.. Один закричал: «Молчи! Или всю руку отрежем!» Потом мне надели повязку на глаза, сделали укол. Но я все равно все чувствовала — как резали палец, как хрустнула косточка…
