Ирвин Шоу - Хлеб по водам
Понятия не имею, известно ли вам о подобном поведении дочери, волнует ли вас ее будущее, но ради ее и моего блага, а также блага собственной семьи умоляю: сделайте что-нибудь! Заставьте ее понять, как жестоко и безответственно она поступает. Помогите вернуть мужа в лоно семьи!»
Письмо было не подписано.
«Лоно семьи»… Стрэнд перечитал последнюю строчку, от нее попахивало чем-то библейским. Потом подумал о церкви, о вечерних воскресных службах. Он знал одну вещь, о которой понятия не имел этот пресловутый учитель биологии. Его тоже «кинут» на Рождество, как «кинули» в День благодарения. Таковы уж капризы погоды…
Он разжал пальцы, письмо порхнуло на пол. В дождь, в снег, во мраке ночи этот ежедневный хлеб насущный доставлялся к нашим дверям шесть раз в неделю. Все колесики и винтики почтовой службы Соединенных Штатов работают безукоризненно. Слава Богу, что существует воскресенье, выходной.
Учитель биологии, подумал Стрэнд. Сам он был учителем истории, и Лесли училась у него в классе. И была, между прочим, в возрасте Кэролайн. Сидела, прелестница и скромница, в первом ряду, и он жаждал ее душой и телом. Испытывал ли он тогда чувство вины? Он по крайней мере хоть вытерпел год, из приличия. Дождался, пока она закончит школу, и явился к ее родителям делать официальное предложение. Но и учитель биологии тоже, несомненно, намерен жениться.
Что он может сказать своей дочери? Да и кто может ей сказать хоть что-то?.. Нет, только не отец, подумал он, ни в коем случае не отец. Лесли? Он уже представлял, что скажет на это Лесли: «Она взрослая девушка. Пусть сама решает свои проблемы. Мы только все усугубим, если станем вмешиваться. И лично я не собираюсь жертвовать своими отношениями с дочерью ради какой-то сварливой старой дуры, жены учителя биологии». И если он, Стрэнд, покажет Лесли это письмо, та наверняка ядовито заметит, что женщина, обладающая подобным почерком, просто обречена потерять мужа.
Элеонор? Но Элеонор скажет ей: «Делай, что тебе хочется». Ведь сама Элеонор всегда поступала точно так.
Джимми? Что ж, возможно. По возрасту он ближе других к Кэролайн, принадлежит к тому же поколению, подспудно ощущает необходимость заботиться о сестре, оберегать ее. Но, узнав о том, что сам Джимми связался с тридцатипятилетней, трижды разведенной певичкой, Кэролайн, вероятно, просто рассмеется брату в лицо, если тот заговорит о морали. И все же попытка привлечь Джимми выглядела наиболее оптимальной.
Он допил виски, оставшееся в стакане. Боль в легких не унялась, в горле тоже по-прежнему продолжало саднить. Стрэнд поднялся, подошел к телефону и набрал номер доктора Принза в Нью-Йорке. Тот проворчал нечто вроде того, что давно бы пора ему позвонить. Договорились, что он примет его в субботу, ровно в одиннадцать утра. Придется встать пораньше, чтобы поспеть на первый поезд.
Затем Стрэнд набрал номер Джимми. Как ни удивительно, но Джимми оказался дома.
— Джимми, — сказал Стрэнд, — я буду в Нью-Йорке в субботу утром. Может, пообедаем вместе? Мне необходимо кое о чем с тобой поговорить.
— Ой, пап… — жалобно протянул Джимми, — в субботу никак не получится, ты уж прости. Прямо с утра еду в Лос-Анджелес. По делу. Очень хотелось бы повидать тебя, но… А может, приедешь в пятницу вечером и мы вместе поужинаем?
С родным сыном и то сложно договориться о встрече, подумал Стрэнд.
— В пятницу последние занятия у меня заканчиваются в три часа, — ответил он. — Как раз к шести могу быть в Нью-Йорке. Отлично, договорились. Но только мне придется переночевать в городе. Потому что в субботу утром у меня назначен прием у доктора Принза.
— Что-то не так? — сразу встревожился Джимми.
— О нет, обычный плановый осмотр. — Стрэнд почувствовал, как из груди рвется кашель, и едва сдержал его. — Можешь устроить меня в гостиницу?
— Есть одна, «Вестерби», неподалеку от меня. На углу Мэдисон-авеню и Семидесятой. Заранее закажу тебе там номер.
— Но там, наверное, очень дорого. — Как-то раз он заходил в эту гостиницу с Лесли, выпить в баре. В тот день они с ней посещали находившийся неподалеку музей Уитни.[44] Нет, «Вестерби» — слишком роскошное для него место. Люди, сидевшие тогда у стойки бара, принадлежали к тому же разряду, что и гости, которых принимал у себя в Хэмптоне Хейзен.
— Не важно, — весело заметил Джимми. — Плачу я.
— Я мог бы остановиться и в более дешевой гостинице.
— Да забудь ты об этом, папашка! Я нынче при деньгах.
Всего девятнадцать лет, подумал Стрэнд, и он, видите ли, при деньгах! Когда ему самому было девятнадцать, он останавливался в общежитии Ассоциации молодых христиан.
— Что ж, — сказал он, — если это тебя не разорит…
— Да я зарезервирую тебе номер для новобрачных!
— Невеста в Париже, — невесело усмехнулся Стрэнд. — Так что можешь сэкономить денежки.
Джимми расхохотался.
— Знаю, что она в Париже. Прислала мне открытку. С Моной Лизой из Лувра. Полагаю, хотела тем самым напомнить, что у меня имеется мать. И что в искусстве свет клином не сошелся на электрогитарах. Ладно, встретимся у гостиницы. Я за тобой заеду.
Он говорит точно тридцатилетний мужчина, подумал Стрэнд, вешая трубку. Пошел на кухню и налил себе еще виски. Может, хоть от второй порции немного полегчает.
Французский ресторан, в который повел его Джимми, отличался сдержанной элегантностью. На столах ослепительные снежно-белые скатерти, кругом масса срезанных цветов. Метрдотель так и порхал вокруг Джимми и отвесил Стрэнду вежливый поклон, когда Джимми представил его как своего отца. Хотя Стрэнду показалось, что в глазах метрдотеля промелькнул неодобрительный огонек. Он понимал, насколько непрезентабельно выглядит рядом с Джимми — стройным, одетым в итальянский безупречно пошитый, слегка зауженный в талии темный костюм. На Стрэнде был старый твидовый пиджак, верхняя пуговка рубашки расстегнута, узел галстука слегка ослаблен, фланелевые брюки сидели мешковато. Метрдотель отвел их к столику. Увидев цены в меню, Стрэнд пришел в ужас. Еще раз он пришел в ужас в «Вестбери», когда спросил у портье, дежурившего за стойкой регистрации, сколько стоит его номер.
— Ваш сын обо всем позаботился, — заметил портье.
— Знаю, — раздраженно буркнул в ответ Стрэнд. Путешествие в город было утомительным. Поезд переполнен, в вагонах стояла удушающая жара. И место ему удалось найти только в вагоне для курящих. Сидевший рядом со Стрэндом мужчина курил одну сигарету за другой и лишь с любопытством поглядывал на Стрэнда, когда тот заходился в очередном приступе кашля. — Знаю, что мой сын обо всем позаботился, но любопытно было бы узнать, во что именно обошлась ему эта забота.
