Фатерлянд - Мураками Рю

— Все! Хватит! Простите меня! Да кто-нибудь, откройте же окна!

Сато, Феликс и Мацуяма бросились выполнять его приказание.

— Смотрите, мы открыли окна! — продолжал надрываться Исихара. — Улетайте!

— Они никогда не полетят туда, где холоднее, — заметил Синохара. — Но если мы охладим помещение или, наоборот, добавим жару, то они будут двигаться заметно медленнее.

С этими словами Синохара вынул из кармана контейнер «Тапперуэр».

— Эй, постой-ка! — крикнул сатанист Орихара. — Что там у тебя?

Он бросился было на Синохару, чтобы остановить его, но Синохара поднял свободную руку и сказал:

— Ну-ка, давай назад. С этими лучше быть поосторожнее.

Внутри полупрозрачного контейнера шевелилось что-то темное.

— Что это еще за дерьмо? — закричал Канесиро, но Синохара сделал жест, чтобы тот отошел подальше. Затем он натянул на руки перчатки, наподобие тех, что используют электросварщики. Некоторое время постоял, глядя на свой контейнер, словно сосредоточиваясь. Затем перевел взгляд на Исихару, на остальных ребят и движением подбородка велел им отойти еще дальше.

Теперь никто не отваживался спорить с ним, и уж тем более никто не сомневался, что он едва не довел до самоубийства двух учителей в своей школе, заставил главного хулигана исправительного дома помочь ему бежать и там же тиранил женщину-офицера, напуская на нее своих тварей. Все медленно отступили подальше, шумно дыша и вздрагивая, когда мушки щекотали лица и руки.

Синохара облизал губы, повернул контейнер так, чтобы видеть отверстие, и щелкнул крышкой. В ту же секунду на пол шлепнулось нечто красновато-коричневое, толщиной в палец взрослого человека. Синохара быстро захлопнул крышку контейнера и наклонился вперед. Красно-коричневая многоножка тускло поблескивала в люминесцентном свете потолочных ламп.

— Это что, червяк? — прошептал Ямада.

— Дурак ты, — толкнул его в бок Мори. — Он же ясно сказал, что у него только мухи и многоножки.

Синохара присел и медленно потянулся вперед. Едва тень его руки коснулась многоножки, как та подняла то, что, вероятно, было ее головой, и бросилась к колену Синохары, словно сгусток высвободившейся энергии; это было похоже на струю жидкости, брызнувшую из сломанного механизма. Синохара сделал быстрое движение левой рукой, словно заправский бейсболист, и успел перехватить тварь. Зажав ее сверху правой рукой, чтобы не дать убежать, он аккуратно обхватил тельце большим и указательным пальцами.

Такегучи, Окубо, Сато и Миядзаки, все еще окутанные облачками плодовых мух, несмело подошли поближе, но, увидев брюхо и членистые ноги, мигом остановились и зажали рты, чтобы удержать рвотный позыв.

— Посмотрите, как она меняет свой цвет, — сказал Синохара, показывая спину многоножки.

Действительно, красновато-коричневая спина теперь пламенела ярко-красным.

— А она очень больно кусается? — поинтересовался Окубо.

— Да, — ответил Синохара. — Чертовски больно. И, как это бывает среди скорпионов и пауков, самые маленькие особи оказываются самыми ядовитыми.

Он поднес многоножку к свету, и все собрались перед ним полукругом, глядя на тварь со смесью страха и любопытства. Ее страшные желтоватые ноги были куда длиннее, чем у обычных многоножек. Только один Тоёхара не смотрел на чудовище — он сорвал с себя рубаху и изо всех сил пытался очистить от мушек заросли волос на теле.

— Такие ноги им нужны, чтобы прыгать, — объяснил Синохара. — Если она цапнет, у вас начнется крайне болезненная сыпь, которая обычно сопровождается лихорадкой и поносом.

В школе Синохара испытывал на себе действие яда, втирая разбавленный раствор себе в кожу или слизывая его языком. Даже будучи сильно разбавленным, яд вызывал отек и покраснение кожи. После слизывания ядовитого раствора язык сразу немел, учащалось сердцебиение, а в руках и ногах начинались боли. «Вживую» Синохару куснули всего один раз. После того как его изгнали из отчего дома, он вырастил несколько поколений таких многоножек, экспериментируя с рационом, добавляя им в пищу витамины, минералы, кальций и аминокислоты. В конце концов ему удалось вырастить особо прыгучие экземпляры. Одна из питомиц однажды бросилась на тыльную сторону его ладони и прокусила кожу. Синохара немедленно оторвал многоножку от руки и раздавил ногой. Затем он тщательно проверил, чтобы в месте укуса не оставалось частиц ее жвал. Если бы это была обычная многоножка, производящая только гистаминный токсин, то достаточно было бы отсосать яд из ранки. Но в данном случае требовался экстрактор — штука, напоминающая шприц для подкожных инъекций. К счастью, Синохара быстро избавился от попавшего яда, однако рука все равно отекла и сильно покраснела от локтя до пальцев. Мышцы же так сильно болели, что он едва мог пошевелить рукой в течение нескольких дней.

— У этого вида помимо гистаминного токсина содержится гемолитический белок, — продолжал объяснять Синохара. — На Гаити, откуда они, собственно, родом, ежегодно в больницы попадают до нескольких тысяч жертв их укусов. А старики и маленькие дети могут даже умереть.

Синохара бросил многоножку на пол и наступил на нее. Раздался звук, словно от раздавливаемого стекла.

— Видите ли, они плотоядные и не способны сосуществовать с другими видами. Поэтому, как это ни грустно, если случается выпустить такую многоножку из контейнера, ее лучше убить, — объяснил Синохара свой поступок.

— Слушай, Синохара, а что не так с этими мухами? — спросил Такегучи. — Я смотрю, какие-то летают, а другие только прыгают.

Синохара объяснил, что мухи были специально выведены для проведения исследований и могли только прыгать. Но поскольку он развел их огромное количество, некоторые из них мутировали и снова стали летающими.

— И сколько ты их тут напустил? — спросил Исихара.

— Обычно я держу около двухсот в одной бутылке, — ответил Синохара. — Но чтобы дать вам полное ощущение, я принес в два раза больше.

— А сколько их у тебя вообще?

— Они слишком маленькие, чтобы сосчитать всех до единой, но, учитывая, что у меня около пятисот бутылок, плюс две банки для размножения, то, я думаю, около полумиллиона.

Раздался общий вздох: смесь испуга и радости.

— Что? Полмиллиона этих сволочей? — пробормотал Фукуда, глядя, как «сволочи» прыгают по полу.

— Сино, ты меня просто поражаешь! — вздохнул Исихара.

— Помимо этого, у меня есть еще две разновидности сверчков, — кивнул Синохара. — Что-то вроде трехсот тысяч штук. Точно не считал, сами понимаете. Кроме того, есть еще вилохвосты — они размером с пылинку, просто так и не разглядеть. Я скармливаю их лягушкам, когда они становятся взрослыми. Есть также всякие жучки-паучки… ну, они мне просто нравятся, например пустынные пауки. Таких где-то около сотни.

— А сколько у тебя этих гадин… в смысле многоножек? — спросил Канесиро.

— Они очень быстро размножаются и почти не требуют ухода. И они малочувствительны к условиям содержания. Так что их можно напихать в обычный контейнер, и им ничего не будет — просто свернутся колечками, и все. У меня, думаю, наберется не меньше двух тысяч.

Пока он рассказывал все это, его лицо оставалось бесстрастным.

— Вы только подумайте, — усмехнулся Такегучи, — вокруг вас будут летать полмиллиона таких вот зараз!

— Нет, всех использовать не дам, — прервал его Синохара. — Мне же нужно будет чем-то кормить лягушек.

Все, кроме Тоёхары (он все еще боролся с мухами), радостно посмотрели на Синохару.

— Ну, конечно, биологическое оружие, — произнес Канесиро.

— Тем более что в сороконожку не станешь стрелять из автомата, — добавил Мацуяма.

— К тому же они слишком малы, чтобы их можно было есть, даже северным корейцам, — вставил Окубо.

Далее Мори пошутил насчет того, чтобы укрепить на каждой из многоножек по портрету Ким Ир Сена, чтобы «корёйцы» им поклонялись, но Синохара заговорил о том, как доставить «оружие» в отель, и все снова приуныли.

— Да, действительно, — вдруг всполошился Орихара. — А как насчет служб доставки?