Франсуаза Саган - Женщина в гриме
– Закон точен, – продолжал вышеуказанный Ривель, – я обязан доставить вас в комиссариат, где мы снимем с вас свидетельские показания.
– Все это чудовищно, и нелепо, и даже неинтересно, – заявила Дориаччи со сверкающими глазами, сидя в кресле-качалке. – Господин комиссар, я потрясена тем, что можно наблюдать подобное во Франции…
– Ладно, ладно, – проговорил Жюльен. – Все это бесполезно.
Он внимательно разглядывал свои ноги и складку на брюках. Единственной его заботой было избегать взгляда Клариссы. Пока этот слабоумный разглагольствовал, Жюльен все еще ждал, напрягшись всеми мускулами тела, что Кларисса наконец убежит в свою каюту. Она упакует свой багаж, вернется в Версаль, где с нею будут плохо обращаться, где она будет несчастной, такой же, какой она была, когда поднималась на борт этого корабля; а он, он имел жестокость, сочувствуя ей, заставить ее поверить в то, что с прошлым покончено. Она немного поплачет, пошлет ему очаровательное письмо, где он прочтет, что она не желает ему ничего дурного, что они больше никогда не встретятся, разве что случайно… И она вздохнет с состраданием и грустью, даже, возможно, с облегчением, что ее муж избавил ее от этого мошенника.
– Полагаю, что вы признаете факты? – спросил старший из полицейских.
Жюльен пристально вглядывался в Летюийе, на красивом лице которого застыла гримаса радости, искривившая его губы и придавшая ему сходство с рыбой. Он услышал, как за спиной у него раздался голос Клариссы, но до него не доходил смысл ее слов, пока он не увидел их действия на Эрика. С лица Эрика исчезла радость в один миг, а на ее место пришло оцепенение.
– Но это же просто смешно, – говорила Кларисса веселым голосом, даже хихикнув. – Комиссар, вас оторвали от дел понапрасну, но вы бы могли поговорить со мной, Эрик, прежде чем отрывать от дел всех этих господ…
– Поговорить с вами о чем? – уточнил Эрик ледяным тоном.
– Господин комиссар, – заявила Кларисса, не глядя на мужа, – господин комиссар, я в отчаянии: несколько дней назад мы договорились с месье Пейра и мадам Боте-Лебреш посмеяться над моим супругом, ибо мы находим его претензии на правильность суждений в вопросах живописи несколько вызывающими. Месье Пейра вез эту подделку, которую хранил как курьез, и ради забавы мы решили продать ее моему мужу, с тем, само собой разумеется, чтобы раскрыть ему правду по прибытии в Канн. Мы собирались, тем не менее, раскрыть ему глаза за завтраком…
Настала недолгая тишина, которую нарушила Эдма Боте-Лебреш.
– Вынуждена признать, – сказала она несчастным полицейским, – что все это истинная правда. Я очень сожалею, Эрик, что фарс получился несколько дурного тона.
– Вы говорите, что вы мадам Боте-Лебреш? – осведомился рассерженный комиссар, и в тоне его не было ни уважения, ни почтительности, которые она привыкла слышать, где бы она ни находилась.
Жюльен с удовольствием наблюдал, как напряглась вышеупомянутая Эдма и как посуровели ее взгляд и голос.
– Я действительно мадам Боте-Лебреш. А вот мой муж, Арман Боте-Лебреш, командор ордена Почетного легиона, и председатель Парижской торговой палаты, и советник Счетной палаты.
Арман сопровождал перечисление титулов легкими кивками, что при иных обстоятельствах заставило бы Жюльена расхохотаться.
– Великолепно, – проговорил Арман раздраженным тоном непонятно почему, после этого гвалт стал всеобщим.
Жюльен почувствовал, что Кларисса взяла его под руку. Он повернулся, словно желая извиниться. Кларисса смотрела на него, в расширенных глазах ее застыло облегчение, и в каждом висело по одной слезе.
– Господи, – произнесла она тихим голосом, – как я испугалась: я решила, что тебя пришли арестовывать за двоеженство!
И, не испытывая ни малейшего смущения от откровенной демонстрации своих чувств, она обвила Жюльена за шею и поцеловала его между корнями волос и воротником его черной рубашки поло.
Немного позже трое полицейских, переполненные шампанским, шутками и смехом, пятились по трапу, размахивая руками, а Кларисса, сияющая, пробормотала Жюльену, опираясь на леер вместе с другими пассажирами:
– Миленький ты мой фальсификатор, любовь моя, что ты хочешь, чтобы мы сделали… – И она вновь рассмеялась с облегчением.
Кларисса не захотела спускаться в каюту. Она больше не желала видеть Эрика. Ее трясло от одной мысли о нем, и Жюльен был наполовину удивлен, наполовину встревожен таким упорством, а быть может, такой трусостью.
– Ты же не можешь уйти от него, не сказав ни единого слова… С этим человеком ты прожила десять лет.
– Да, – сказала Кларисса, отводя глаза, – да, я прожила с ним лишних десять лет. И мне не хочется говорить ему в лицо, что я его бросаю… Я жуткая трусиха, и мне страшно…
– Но отчего же тебе страшно? – спросил Жюльен. – Я буду в двух шагах. Если он поведет себя плохо, ты меня позовешь, я сразу же приду, и мы возобновим нашу драку в стиле вестерна ради твоих прекрасных глаз!
Он смеялся, он пытался разрядить ситуацию; он видел, как Кларисса краснеет, бледнеет, лихорадочно хватается обеими руками за его руку, и он видел, как ее глаза затуманиваются слезами гнева и страха.
– На сегодня у меня перебор эмоций, – говорила она, еле переводя дыхание. – Я решила, что тебя у меня больше не будет, что ты очутишься в тюрьме, что все разбито, что со всем покончено… Я решила, что все пошло насмарку, счастье и все такое…
– Я тоже, – проговорил Жюльен, прерывая ее, – я тоже; все так, как ты сказала… И все это могло случиться, – добавил он, немного помолчав.
– Что ты хочешь этим сказать?
Кларисса была ошеломлена. Ее природные свойства казались Жюльену слишком совершенными. Он не знал, что вся эта скрупулезная честность и уважение к чужой собственности являются лишь понятиями, которых придерживается определенный слой буржуазии, находящийся на пути к вершине, но на самой вершине о них часто забывают, и на определенном этапе отсутствие щепетильности даже помогает увеличить состояние.
– Ты знаешь, – проговорил он, – когда ты поняла, что я разбойник с большой дороги, шулер и фальсификатор, у тебя не появилось отвращения ко мне?
– Не говори громких слов, – с улыбкой заявила Кларисса, как будто бы его обвиняли понапрасну, – все, что ты делал, уже неважно. И потом, – добавила она с коротким смешком, который он счел циничным, – теперь у тебя нет необходимости заниматься всем этим.
«Но как же она считает… Но что она этим хочет сказать? Но что она думает обо мне?» Самые несуразные предположения проносились у него в голове.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он чуть ли не умоляюще.
