Умберто Эко - Маятник Фуко
Я позвонил Лии. — Слушай, возьми, пожалуйста, «Золотую ветвь» и посмотри костры на Ивана Купалу.
Лия искала, как всегда, недолго. — Что тебя интересует? Древний ритуал, отмечен во всех странах Европы. Празднуется день, когда солнце занимает максимальную высоту над горизонтом. Святого Иоанна добавили, чтобы охристианить все это дело… — А едят хлеб? В Шотландии?
— Не написано… А, вот. Хлеб едят не на Ивана Купала, а первого мая, в ночь первомайских костров или костров, ночь Белтейн, имеется такой праздник друидического происхождения, в особенности в шотландских горных областях….
— О, вот то что надо! Едят хлеб? Сказано почему?
— Делают лепешки из пшеничной и овсяной муки и выпекают на угольях. Потом какой-то ритуал, воспроизводящий доисторические человеческие жертвоприношения… Эти лепешки называются бэннок — bannock.
— Как? Скажи по буквам! — Я записал, поблагодарил, заверил, что она моя Беатриче, моя фата Моргана и еще какие-то нежности. И тут я вспомнил один пассаж из своего собственного диплома: секретное ядро ордена, согласно легенде, укрылось в Шотландии при короле Роберте Брюсе и храмовники помогли этому королю выиграть битву при Бэннок-Берн. Король же отблагодарил их, учредив новый орден Кавалеров Св. Андрея Шотландского.
Я вытащил из шкафа пятитомный английский словарь и проверил свою догадку. Бэннок на средневековом английском (bannuc на древнесаксонском, bannach на гэльском) — это что-то вроде крекера, выпеченного на плите или на гриле, из ячменя, овса или любого другого зерна. Берн (burn) — это поток. Оставалось только перевести на французский так, как могли перевести французские тамплиеры, оповещая об обстановке в Шотландии своих провэнских компатриотов, и выходило что-то вроде Хлебного ручья, или Булочной протоки, в общем хлеб в любом случае присутствовал. Те, кто при хлебе — означало те, кто выиграл сражение на Хлебном ручье, то есть шотландская ветвь распавшегося ордена, которая в то время, когда писался текст, возможно, распространилась уже на всю территорию Британских островов. Логично, суперлогично, архилогично. Маршрут Португалия — Англия — это естественнее, чем Северный полюс — Палестина.
68
Пускай твои одежды будут белыми… Если ночь, засвети множество лампад, пусть они засияют… Тогда начинай переставлять буквы, по одной, или по нескольку, меняй их местами, передвигай и сочетай до тех пор, пока сердце твое не станет горячо. Будь внимателен к перемещению букв и к тому, что может произойти от их смешивания. И когда ощутишь, что в сердце твоем горячо, когда увидишь, что перестановкой букв тебе удается постичь вещи, которые иначе не удалось бы тебе постигнуть, ни самостоятельно, ни же обратяся к Преданию, когда ты готов воспринять наитие Божественной мощи, которая войдет внутрь тебя, напряги тогда всю глубину помысла, чтобы вообразить в твоем сердце Имя и Его Ангелов наивысших, как если бы они были человечны и находились перед тобой неподалеку.
Абулафия, Хайе Га-Олам га-Ба— Складно, — сказал Бельбо. — А где в таком разе у них Убежище?
— Шесть ячеек, как мы уже поняли, получили приказ законспирироваться в шести местах, из которых только одно фигурирует под именем Убежища. Что нестандартно. Следовательно, можно сделать вывод, что в других местностях, например в Португалии или в Англии, тамплиеры могли жить не скрываясь, только переменивши свое имя, а вот в этом конкретном месте они должны были прятаться. Я сказал бы, что Убежищем вполне могли бы называть место, в которое схоронились тамплиеры Парижа, когда им пришлось покинуть Тампль. Вдобавок, мне кажется еще и разумным, чтобы маршрут из Англии пролегал через территорию Франции. Почему бы не предположить, что у храмовников сохранялся подпольный центр в городской черте Парижа, в тихом и спокойном месте? Они хорошо понимали, что такое политика, и предполагали, что через два столетия многое в жизни переменится и что возможно станет и во Франции действовать при свете дня, или почти при свете.
— Ладно, пусть едут в Париж. Что потом на очереди?
— Полковник предлагал нам Шартр. Но если мы подставили в третью позицию Париж, мы не можем в четвертую помещать Шартр, потому что План должен охватывать разные государства Европы. Кроме того, сначала мы вырабатывали мистическую версию, с тем чтобы опереть на нее версию политическую. Понимаемое мистически, продвижение тайных отрядов организуется, скорее всего, по синусоиде; поэтому имеет смысл принять к рассмотрению север Германии. И что же? С той стороны воды, с той стороны реки, попросту говоря за Рейном, имеется город — не какая-то там церковь, а целый город, — посвященный Богоматери. Мариенбург.
— А с чего бы им назначать свидание в Мариенбурге?
— Потому что это город тевтонских рыцарей! У тамплиеров с тевтонами отношения не испорчены, как испорчены с госпитальерами. Те так и подстерегают, подобно стервятникам, чтобы орден окончательно разгромили, чтобы все богатства перешли к ним. Тевтонский же орден, хотя он тоже основан в пику тамплиерскому (в Палестине, германскими императорами), довольно скоро был переведен на север, чтобы остановить вторжение варваров — пруссаков. И они провернули это так удачно, что в какие-то два столетия превратились практически в империю, объединившую все балтийские территории. Они подмяли под себя Польшу, Литву и Ливонию. Они основали Кенигсберг, потерпели поражение один-единственный раз — от Александра Невского в Эстонии, и приблизительно в тот момент, когда тамплиеров арестовывают в Париже, тевтоны провозгласили своей столицей Мариенбург. Если действительно духовное рыцарство работало над планами завоевания мира, у тамплиеров с тевтонами могла существовать договоренность о зонах влияния…
— Знаете что я вам скажу на все это? — произнес Бельбо. — Похоже на логику. Переходим к пятой группе. Объясните теперь попликан.
— Не могу, — сказал я.
— Вы меня ужасно разочаровали, Казобон. Наверное, придется спросить Абулафию.
— Ох, нет, — отвечал я, уязвленный. — Абулафия способен подсказать неожиданные связи. Но попликане — не связь, а данное; а данные — это забота старого Сэма Спейда. О йес! Дайте мне несколько дней и ночей.
— Две недели я могу дать вам, Спейд, — отвечал Бельбо. — И если через две недели вы не представите мне попликан, будьте добры предоставить бутылку «Баллантайна» двенадцатилетней выдержки.
«Баллантайн» был мне не по карману. Через неделю в этот же час я преподносил своим хищным подельникам попликан почти что на блюдечке.
