Чарльз Мартин - Когда поют сверчки
Около десяти часов к озеру на цыпочках спустилась Синди и села рядом со мной, свесив ноги к воде. Сейчас она жила в коттедже моего соседа чуть дальше по дороге отсюда. Сосед, биржевой маклер из Нью-Йорка, сдал мне дом на ближайшие два-три месяца: я считал, что за это время мы сумеем подобрать банк, который выдал бы Синди ипотечный кредит на покупку жилья, и я не ошибся. После того как я позвонил в один из клейтонских банков и подтвердил свою готовность стать ее поручителем, дело сдвинулось с мертвой точки, и сейчас оформление кредита шло полным ходом.
Синди навещала меня каждый день. Она приходила примерно в одно и то же время, но почти никогда ничего не говорила: ей просто хотелось знать, что со мной все в порядке. В каком-то смысле Синди словно проверяла мой пульс, только она не считала количество ударов, а просто смотрела, есть он или отсутствует. Как правило, она некоторое время сидела рядом со мной, подставив лицо солнцу и вдыхая свежий воздух, а потом исчезала, так и не сказав ни слова. Я тоже по большей части молчал: слова были нам не особенно нужны, ведь мы пережили нечто такое, что не каждый способен вынести. Иногда Синди приходила поздно вечером или даже ночью – несколько раз я видел, как она медленно шагает вдоль берега, глядя на протянувшуюся по воде лунную дорожку. Наверное, ночная тишина как-то успокаивала и утешала ее. Видит Бог, Синди в этом нуждалась, да и я тоже.
Сегодня, впрочем, Синди решила нарушить молчание. Повернувшись ко мне, она спросила:
– Твоя очередь или моя?
– Моя. – Я улыбнулся, ибо прекрасно знал: Синди отлично помнит, чья сейчас очередь.
Она кивнула, в свою очередь пряча улыбку, и, откинув голову, закрыла глаза, предварительно сдвинув на лоб солнечные очки. Я же поднялся и не спеша зашагал по засыпанной гравием подъездной дорожке, которая вела к тому месту, где стоял и когда-нибудь будет снова стоять мой дом.
На крыльце соседского коттеджа я снял обувь и на цыпочках подкрался к двери хозяйской спальни на первом этаже. Все окна в коттедже были открыты, и в комнатах дышалось легко и свободно. Стараясь действовать как можно осторожнее, я бесшумно отворил дверь.
Она лежала в постели, укрытая сразу несколькими одеялами. Ее лицо слегка раскраснелось от тепла, глаза были закрыты.
Энни…
Я опустился на колени рядом с кроватью, и она тотчас проснулась.
– Уже пора? – спросила девочка.
Я кивнул, и Энни послушно открыла рот. Я положил ей на язык две таблетки и протянул стакан воды. Несколько раз моргнув, девочка сообщила:
– А я видела сон…
– Какой же? – Я наклонился вперед.
– Мне приснилось, будто я встретилась с твоей женой. Она гуляла по берегу.
Я кивнул.
– Да, Эмма очень любила там гулять.
– Но потом она сделала одну очень странную вещь…
– Да? Какую?
– Она встала на колени, достала из воды игрушечный кораблик и протянула мне.
– И что же тут странного? – Я сосчитал ее пульс и стал мерить температуру.
– Парус… Парус кораблика был сделан из письма, которое она написала тебе незадолго до… Ну, в общем, перед тем, как ее не стало.
Я невольно вздрогнул. О письмах Эммы я никогда никому не рассказывал. О них знал только Чарли – больше никто. Проверив повязки, я получше укрыл девочку и подоткнул ей одеяло. Глаза Энни закрывались сами собой, и я, поцеловав ее в лоб, бесшумно вышел из спальни. На заднем крыльце я неожиданно столкнулся с Чарли, который шел, чтобы почитать Энни. Держа в одной руке «Элоизу», другой он ухватился за перила, ногами нащупывая ступеньки. Услышав, что я вышел на крыльцо, Чарли отступил в сторону и сказал:
– А я тебя искал.
– Да? – с сомнением отозвался я. Судя по всклокоченным волосам, Чарли недавно проснулся.
– Да, – подтвердил он и, подняв руку, пробежал пальцами по моему лицу. Помешкав мгновение, он сжал мои щеки, пытаясь развернуть лицом к себе. Убедившись, что я смотрю на него, Чарли открыл книгу, которую держал в руке, и достал оттуда конверт.
– Она сказала: я сам пойму, когда отдать его тебе. По-моему, сейчас самое время.
Конверт был надписан рукой Эммы. Я мгновенно узнал ее почерк и выхватил у Чарли письмо.
– Она сама дала его тебе?
Чарли кивнул.
– Когда?!
– В тот день, когда мы с ней ездили в город, чтобы арендовать депозитную ячейку в банке.
– И ты… все время знал?..
– Разумеется.
– Знал и ничего мне не сказал?!
Чарли пожал плечами.
– Я и не должен был тебе ничего говорить – просто отдать письмо, когда ты созреешь.
Все еще не веря своим глазам, я рассматривал конверт.
– Ты, Чарли, настоящий кладезь секретов. Может, ты скрываешь еще что-то, о чем мне следует знать?
Чарли улыбнулся.
– Может быть.
Он хотел добавить еще что-то, но я уже вскрыл конверт и достал письмо.
«Милый Риз. Если Чарли вручил тебе это письмо, значит, ты кого-то встретил…
Я потрясенно уставился на Чарли.
Я просила его хранить это письмо до тех пор, пока он не увидит, что ты готов отдать свое сердце кому-то другому, точнее – другой. Не смущайся и не переживай: в твоем сердце хватит любви и на двух женщин. Ну а когда ты наконец попадешь сюда, мы, с Божьей помощью, как-нибудь во всем разберемся. Я не знаю, кто она, но не сомневаюсь: ей очень повезло, и это прекрасно!
Риз! Прошу тебя – никогда не забывай, что ты появился на свет… нет, был послан на эту землю, чтобы исцелять разбитые сердца. Я знаю это точно. Всегда знала…
Я поднял голову и стал смотреть на озеро, а в ушах у меня продолжал звучать голос Эммы:
Милый Риз, пожалуйста, не держи в себе свою боль. Нельзя оплакивать потерю вечно, какой бы тяжелой она ни была. Думай о том, что мне теперь лучше, что я стала собой – собой настоящей. Когда ты сам попадешь сюда, ты в этом убедишься, ну а пока этого не произошло, ты можешь, нет – должен дарить себя другим.
Вчера я вспоминала, какая была вода в озере, когда мы с тобой в последний раз ходили на веслах. Тает за кормой кильватерный след, маленькие волны набегают на берег и исчезают навсегда… У воды нет прошлого – только настоящее и будущее.
Я люблю тебя, Риз, и всегда буду любить. И этого не изменит даже смерть. Помни об этом и живи – живи там, где торжествует жизнь.
